– Здравствуй, Ксоло! Здравствуй, моя хорошая!.. Да, мама приехала! Да!
От радости собака тотчас же сделала лужу, и Аглая, оторвавшись от Ксоло, холодно бросила женщине:
– Что же вы стоите, Искра? Берите тряпку и за работу.
Женщина исчезла в глубине квартиры, а Аглая повернулась ко мне с тем же вопросом:
– Что же вы стоите, Алиса? Поздоровайтесь с Ксоло.
Возможно, это один из тестов, входящих в программу испытательного срока. И хотя меня выворачивало от одного только вида собаки, я присела перед ней на корточки и елейным голосом произнесла:
– Здравствуй, Ксоло.
Собака тяпнула меня за палец. Не больно, но достаточно ощутимо. Аглая рассмеялась.
– Очень хорошо. Меня она тоже укусила при первой встрече. И за тот же палец, представьте себе. Думаю, вы подружитесь.
Еще не поздно было уйти. И из квартиры, и из жизни Аглаи; уйти, сославшись на аллергию на собачью шерсть. Но шерсти у проклятой Ксоло не было, и я сделала еще один неверный шаг в цепочке неверных шагов.
Я осталась.
И через пятнадцать минут уже восседала в гостиной, прислушиваясь к разговору на кухне, за стеной. Разговор шел на повышенных тонах.
– Как домработница вы бесперспективны, Искра, – вещала Аглая. – И никакой рекомендации я вам не дам, так что положите метлу и не имитируйте бурную хозяйственную деятельность!.. Или вы собрались лететь на ней… Не задерживаю!.. При чем здесь слезы?.. Меня не было неделю, и посмотрите, во что вы превратили кухню!.. Это что такое?! А это? А где кофейник?.. Ах, вы разбили его? Случайно?! Да у вас, как я посмотрю, руки под член заточены!..
Ответа несчастной Искры я не расслышала, но после него судьба домработницы была решена окончательно.
– Испытательного срока вы не выдержали. Вон отсюда! Во-он!
Так, с оставшейся за кадром безобразной сцены, началась моя служба у суперзвезды нового российского детектива Аглаи Канунниковой.
Очень скоро я поняла, что, нанимая меня на работу, Аглая слукавила.
Во-первых, найти квартиру в престижном районе (к коему, несомненно, принадлежал пятачок у метро «Аэропорт») за сто пятьдесят баксов было просто нереально. А каждый день ездить в центр из какого-нибудь богом забытого Перова или Алтуфьева, а тем более из подмосковного Зеленограда, мне вовсе не улыбалось. Пришлось пожертвовать частью причитающихся мне денег и снять однокомнатную халупу в Авиационном переулке, в десяти минутах ходьбы от Аглаиного дома.
Во-вторых, функции личного секретаря оказались довольно размытыми. Я и понятия не имела, что в них могут входить мытье посуды, ежедневная влажная уборка квартиры и прогулки с ненавистной мне Ксоло, лопаткой и пакетиком для собачьего дерьма (Аглая, видите ли, была страстной поборницей чистоты улиц. И даже приняла участие в образцово-показательном социальном ролике: «Звезды против грязи»).
Третьим пунктом была работа с письмами. Я получила ключ от абонентского ящика на почте и дважды в неделю выгребала оттуда горы посланий. Они были самыми разными, эти послания: от здравиц и восторгов по поводу Аглаиного творчества до смиренных просьб помочь деньгами и продуктами. Попадались и рукописи. Романы, рассказы, заметки из жизни правоохранительных органов и преступных сообществ.
На каждое из этих писем я должна была давать ответ: Аглая очень заботилась о своей репутации. Два моих первых (пробных) опыта эпистолярного общения с поклонниками были одобрены.
– Отлично, девочка, отлично, – сказала Аглая, пробежав их глазами. – Я в вас не ошиблась. Я и сама написала бы так же. Если бы у меня было время отвечать на всякий вздор. И если бы я была такой же простушкой, как и вы.
Я фыркнула носом, всем своим видом выражая негодование.
– Ну, не дуйтесь. Людям нравится, когда с ними разговаривают вот так, запросто. Это их успокаивает.
Интересно, кем она себя мнит? Уж не Богородицей ли на сносях?
– И вот еще что, – не унималась Аглая. – Поблагодарите за рецепт слоеного пирога. Кажется, он был в письме. Напишите, что непременно им воспользуетесь.
– Вы?
– Я, конечно. Вы же пишете от моего имени.
Сдобу и сладости Канунникова презирала. А в домашних условиях питалась исключительно кофе, базарным творогом и сырым, мелко наструганным и посоленным мясом. Все это закусывалось витаминами (американский сбалансированный комплекс на каждый день – в пластмассовых коробочках). Творог, мясо и покупка витаминов тоже были на мне, как и проклятая Ксоло, исподтишка хватавшая меня за икры.
За неделю до окончания испытательного срока я взбунтовалась. Время для бунта было выбрано самое неподходящее: Аглая только что вернулась с записи программы «Формула успеха» и пребывала в самом мрачном расположении духа. Она ненавидела публичные выступления, ее равно раздражали и недоброжелатели (за то, что они не желают ей добра и готовы утопить ее в чайной ложке), и оголтелые фанаты (за то, что они любят ее слишком сильно).
Иногда мне казалось, что весь мир находится у Аглаи Канунниковой на пресловутом испытательном сроке. И что если бы она могла, то уволила бы этот мир без выходного пособия да еще запустила бы ему вслед комнатным тапком.
– Мне нужно поговорить с вами, – сказала я, посыпав зеленью ломтики сырой телятины и ставя тарелку перед Аглаей.
– Говорите, – милостиво разрешила она и принялась за мясо. – Но сначала, если вас не затруднит, налейте мне водки. Телевидение так утомляет… Никогда не становитесь знаменитой, девочка, это вылезет вам боком.
Как будто у меня есть выбор!.. Я – совсем непочтительно – плеснула водки в стакан (эксцентричная Аглая пила водку из граненых, еще доперестроечных общепитовских стаканов) и произнесла:
– Меня не устраивает мое нынешнее положение. Я разбираю вашу почту, я трачу свою жизнь на бессмысленные, никому не нужные ответы какой-то тете Мане из Уссурийска и дяде Феде из Гусь-Хрустального… Я сижу на телефоне, я договариваюсь о встречах, я отбираю вопросы для интервью… Я отбираю материалы для сайта… Я даже готова терпеть ваше хамство, вы имеете на него право. Но ходить на рынок, стирать белье, выгуливать вашу собаку… Я же не домработница, в конце концов!
– Вы не домработница, – успокоила меня Аглая. – Домработницы не задерживаются у меня больше недели. Вам удалось продержаться три, вы корректны, исполнительны, не суете нос в мой рабочий кабинет. Вы меня устраиваете.
– А вы меня – нет.
Аглая расхохоталась.
– Тогда почему вы все еще здесь?
Действительно, почему я все еще здесь?
Этот вопрос я и сама задавала себе каждое утро, вылезая из кровати и влезая в джинсы. Этот вопрос я задавала себе, когда чистила зубы и вытаскивала из абонентского ящика кипу писем, адресованных Аглае Канунниковой.
В жизни своей я не видела такой высокомерной стервы. Такой расчетливой стервы. Такой циничной стервы. Стервы, полной намеков. Стервы, полной тайн. Конечно, я подозревала, что все эти тайны и выеденного яйца не стоят. И связаны разве что с оригинальным способом заточки карандашей или настаиванием спирта на укропе с чесноком.
Но как они подавались!..
Одна из комнат в квартире Аглаи была отведена под кабинет. За те три недели, в течение которых я исполняла свои псевдосекретарские функции, мне ни разу не удалось переступить его порог. О том, что в доме существует запретная зона, Аглая предупредила сразу же.
– И прошу вас, девочка, никогда не заглядывать ко мне. Есть ли я дома, нет меня – неважно. Это требование не кажется вам таким уж невыполнимым? – Она поднесла руку к подбородку – очевидно, для того, чтобы потеребить воображаемую Синюю Бороду.
– Не кажется, – соврала я. – Я нелюбопытна.
– Нелюбопытных людей не существует в принципе. Это – генетическая аномалия. А вся проблема заключается в том, чтобы хорошенько взнуздать свое любопытство. А затем вовремя дать ему по рукам. Вы меня поняли?
– Да…
Мне был отведен крошечный девятиметровый закуток между кабинетом и кухней. Большую часть закутка занимала лежанка для дневной дуры-Ксоло (ночная дура-Ксоло всегда спала с хозяйкой). Лежанка была заполнена стегаными одеяльцами, кусками шелка с ярким геометрическим рисунком, подушками в латиноамериканском стиле. Мне же достался стол у окна (с компьютером и принтером), спартанский стул (очевидно, для того, чтобы не расслабляться и честно зарабатывать производственный геморрой) – и телефон. Иногда я подавляла в себе желание ухватить проклятый аппарат и разбить его равнодушно поблескивающую кнопками голову о стену.