– Твоя?

– А ты как думаешь?

– Думаю, что свое место под солнцем ты отвоевала, – уметь радоваться успехам других было единственным ремеслом, которому я научилась.

Если, конечно, не считать обметку петель с последующей их оверложкой. – Гоняешь как сумасшедшая, признавайся!

– В основном стою в пробках. Это же…

– …Москва! – в который раз с благоговением произнесла я.

– Вот именно.

– А вмятины откуда? – Я осторожно коснулась нагревшегося на июльском солнце капота. – Попала в аварию?

– Объясняю еще раз: пробки, – Дарья плюхнулась на водительское сиденье и жестом пригласила меня последовать ее примеру. – Нервы не выдерживают. Начинаю ерзать и толкаться в общей очереди. Ты же знаешь, как я их ненавижу – очереди.

– Может быть, имеет смысл снова пересесть на метро?

– Исключено. Вот что, мне нужно заехать в редакцию. Много времени это не займет, а потом я буду в полном твоем распоряжении. Ты не возражаешь?

Как я могла возражать?

– Ты по-прежнему в «Квартале»? – спросила я, когда мы остановились на первом светофоре.

Бесхитростный журнальчик для домохозяек «Квартал» был местом последней дислокации моей амбициозной и шумной, как Ниагарский водопад, подруги.

Губы Дарьи выгнулись в презрительной улыбке, и я сразу же поняла, что «Квартал» оставлен. Покинут. Брошен на произвол судьбы. Забыт, как страшный сон. Как газета в метро. Как малотиражка завода железобетонных изделий.

– С ума сошла! Я теперь в «Роад Муви»!

Это прозвучало как: «Я вышла замуж за Майкла Дугласа, а свидетелями со стороны жениха были Сильвестр Сталлоне, Микки Маус и Дональд Дак». Против утки, мыши и примкнувшего к ним жеребчика Сильвестра я не имела ровным счетом ничего, а вот Майкл Дуглас вызывал во мне гораздо меньше симпатий. И к тому же был тривиально женат.

– Что это еще за «Роад Муви»?

Дарья даже бросила руль.

– А ты не знаешь? – недоверчиво спросила она.

– Понятия не имею.

Лучше бы я этого не говорила.

– Ты, я смотрю, совсем очумела за своей швейной машинкой! От рук отбилась! Это же самый продвинутый журнал на сегодняшний день. Искусство, литература, театр, кинематограф. Ты знаешь, какие бабки платят знаменитости, чтобы у нас засветиться?

– Зачем же знаменитостям платить? – совершенно искренне удивилась я. – Они ведь и так знаменитости.

– Господи, это концептуальное издание! Определяет моду, формирует вкусы…

– Ну, это ты загнула. Вкусы формирует толпа, а моду определяет время. При чем здесь твой «Роад Муви»?

Дарья надулась и покраснела. А я сразу же устыдилась своего кавалерийского наскока. В конце концов, это я приехала к ней плакаться в жилетку, а не она ко мне. В конце концов, это я все последние годы подмахивала игле и наперстку, а не она. В конце концов, это я прохлопала свою жизнь – я, а не она.

А она – она в жизни преуспела.

Да еще Бывший со своей выпотрошенной временем продюсершей!..

– Прости. Я сейчас неадекватна. Он меня бросил, ты же знаешь. – Я положила руку на локоть Дарьи и легонько его пожала.

– Ладно. Проехали. Ужасно рада тебя видеть, правда!

Она бросила руль, обеими руками обхватила мою голову и по-матерински прижала к груди. И едва не врезалась в идущий прямо перед нами бодрячок-«Фольксваген».

– Осторожнее! – пискнула я. – Твоя машина!

– Плевать, новую куплю, – парировала Дарья, но по тормозам все-таки дала.

…Через полчаса мы наконец-то добрались до уже основательно мной подзабытого исторического центра и с ходу пронзили Кривоколенный переулок. За это время я успела узнать, что Дарья ведет в «Роад Муви» рубрику «Гамбургский петух» (рецензии на книжные новинки), съездила в Венецию и Мадрас, была на приеме в австрийском посольстве, где ей поцеловал руку «дыши глубже, сам Никас Супрунов» (интересно, кто это такой?). Кроме того, она поменяла два резца в верхней челюсти и двух мужей. И сейчас подыскивает спутника жизни под номером три.

– А кто это – Никас Супрунов?

– Художник, деревня! – Дарья смерила меня презрительным взглядом. – Берет пятьдесят тысяч за холст. В баксах, между прочим. А какой сексапил – просто фантастика!… Отдалась бы ему прямо на биде!

Редакция «Роад Муви» находилась в самом конце патриархального Кривоколенного и занимала двухэтажный особняк, украшенный колоннами. Площадка перед особняком была заставлена дорогими иномарками, из чего я сделала вывод, что дела у концептуального издания обстоят неплохо.

Мы поднялись на второй этаж, и Дарья приветливо распахнула передо мной дверь с табличкой «Гамбургский петух».

– Я к главному, ненадолго. А это тебе, чтобы не скучать.

И, сунув мне внушительную стопку «Роад Муви», она пулей вылетела из комнаты.

Глянцевые знаменитости обоих полов – все как один холеные, загорелые, оскалившие в снисходительной улыбке идеально ровные зубы (уж не сам ли господь бог снабжает запасными челюстями своих любимцев?); глянцевые знаменитости – мне не было никакого дела ни до них самих, ни до их верных возлюбленных и верных татуировок, ни до их обожаемых устриц и обожаемых ботинок в стиле «унисекс».

Дарья – совсем другое дело. Дарья – моя лучшая подруга. Соратница и наперсница, с которой прожито пять незабываемых лет в общаге универа. Пять лет – со всеми нашими мальчиками, абортами и волнистым попугайчиком Кешей, которого Дарья научила одной-единственной, но сакраментальной фразе: «Девки, выпьем!»

…Долго рыться в помойке под флагом «Роад Муви» не пришлось: первый же номер явил мне «Гамбургского петуха» и его подведомственную курицу-несушку Д. Валикову.

«Д. Валикова», очевидно, и была Дарьей, хотя я знала ее как Ставицкую, а потом – как Улюкаеву-Гессен. Как и положено сотруднице продвинутого журнала, Дашка обмирала от Умберто Эко, хлопалась в обморок от одного упоминания о Саше Соколове и к месту и не к месту клялась святыми мощами вседержителя Набокова. К прочей мелкокалиберной шушере она относилась с прохладцей и так и норовила подлить в бочку меда даже не ложку дегтя, а ложку касторки. От этого ее заметки выглядели несколько странно и общий их пафос сводился к следующему: «Хотя если быть до конца принципиальными, то невозможно не указать и на проколы. NN, конечно, писатель любопытный, но, по-моему, ему жена изменяет. И вообще, у него простатит, а дед его находился на оккупированной территории».

Но в целом Дашкины пасквили были прехорошенькими и до безобразия походили на саму Дашку – такие же веселые, циничные и саблезубые. Она была просто создана для спецопераций по отстрелу зазевавшихся беллетристов.

Мне же в лучшем случае остается только нашивать ей на рукава знаки отличия. И щипать корпию. А всему виной мой аналитический тугоплавкий ум, пригодный разве что на философские трактаты: не ко времени, ох не ко времени я его выпестовала! Да еще Бывший со своей заджипованной клячей!..

Из раздумий о невыносимой легкости бытия меня вывел голос Дарьи. Она стояла, ухватившись за ручку двери, и с кем-то сладострастно грызлась.

– Как же вы меня достали с вашей Канунниковой! – с яростью в голосе вопила она. – Может быть, вообще переименуем журнал, раз уж она в каждом номере восседает? Так и назовем – «Аглая: призрак ночи». Или нет – «Аглая: симфония ужаса».

За дверью кто-то осуждающе забубнил. Несколько секунд Дарья молчала, но потом ее голос вновь взвился до апокалиптических высот:

– Не буду я давать рецензию, не буду!!! Пускай «Спутник библиофила» дает. Он всем дает. И как только триппер до сих пор не подхватил, удивляюсь!

Закончив свою бурную речь этим венерологическим пассажем, Дарья ввалилась в комнату и так хлопнула дверью, что у меня из рук вывалилась вся стопка «Роад Муви».

– Неприятности? – Я сочувственно покачала головой.

– Творческие разногласия. Не обращай внимания…

– А кто такая Канунникова?

Дарья, до этого бегавшая по комнате, остановилась, как громом пораженная:

– Ты не знаешь, кто такая Канунникова?!