— Никогда, — отчеканила Мара, поднимаясь на ноги. Ее глаза потемнели от отвращения. Она отвернулась от него.

Родерик перевел дух.

— Но почему? Разве ты не хочешь стать принцессой?

— Только не с таким принцем, как ты.

— Хотя вокруг нас рушатся правительства, а короли теряют короны вместе с головой? Это, конечно, прекрасно — столь высоко ценить независимость, но ты должна спросить себя: «Достойна ли я этого?»

Что он задумал? Его голос звучал слишком легко и беспечно. Он нарочно выводит ее из себя — во всяком случае, ей так казалось. Но с какой целью? Гнев помешал ей это понять. Она была охвачена всепоглощающим желанием нанести ему удар, который заставил бы его ответить от чистого сердца, позабыв о холодных расчетах разума.

Она повернулась к нему лицом, ее голос зазвенел:

— Я американка. Для меня титулы и все эти бесполезные побрякушки, столь милые сердцу королей, ничего не значат. Мне нет дела до рушащихся правительств и запятнанных имен древних рыцарей. Мне нужен муж, который был бы настоящим мужчиной, а не избалованный королевский сынок, играющий людьми, как пешками.

— Тебе нужен человек, — сказал он, подходя к ней, — который заставит тебя забыть о том, кто ты такая, и даже о том, муж он тебе или нет.

— Только не ты! — мгновенно ответила Мара.

— Я. По причинам, всем нам известным, и по тем, о которых ты еще даже не догадываешься, ты станешь моей женой.

— Нет! — Она попятилась от него прочь.

— О да. Ты будешь моей женой. Никто и ничто не сможет этому помешать.

Они были так увлечены своим спором, что не заметили вновь прибывшего. У дверей произошло движение. Вошел мужчина — высокий, прямой, в белой военной форме Рутении. Только его волосы сияли серебром в зимнем свете, падавшем из окон. Когда он заговорил в наступившей тишине, его голос был слышен во всех углах громадной гостиной.

— Я могу этому помешать и не допущу этого, пока я жив. Если ты в этом сомневаешься, испробуй свои угрозы на мне, мой громогласный, мой галантный и влюбчивый сын.

— Ваше величество!

Это восклицание вырвалось у бабушки Элен. Она с трудом поднялась с кресла и, опираясь одной рукой на подлокотник, присела в глубоком реверансе. Родерик коротко кивнул, Михал и другие члены свиты отвесили более почтительные поклоны. Мара, опустив глаза, тоже сделала реверанс.

Рольф, король Рутении, ответил на приветствия кратким жестом, подошел и протянул руку бабушке Мары.

— Мадам Элен Делакруа, чье второе имя — Великодушие, если не ошибаюсь.

— О, вы все еще помните мою глупую оплошность, допущенную при первом знакомстве! — воскликнула Элен, вспыхнув от удовольствия. — Как это удивительно и как мило с вашей стороны.

Это и в самом деле было удивительно, ведь он запомнил случай, произошедший тридцать лет назад. Мара прекрасно знала, о чем идет речь: бабушка Элен любила пересказывать это происшествие. Принц Рольф, находившийся с визитом в Луизиане, желая поблагодарить ее за то, что она позволила ему и его свите явиться к ней на бал без приглашения, заметил:

— Вас следует называть леди Великодушие.

Она смутилась, но, желая угодить особе королевской крови, ответила:

— Как вам угодно, ваше высочество, но меня с рождения звали просто Элен.

Между тем бабушка Элен продолжала:

— Так много лет прошло с тех пор.

— Даже слишком много, — согласился Рольф. — Как поживает Андре?

— Хорошо. А Анжелина?

— Волнуется из-за того, что происходит здесь, в Париже. Я ее эмиссар и неофициальный министр юстиции. Очевидно, я могу оказаться полезным в этом качестве.

Это был своего рода косвенный вопрос о сложившемся положении или, по крайней мере, о той роли, которую сыграли в нем Элен и ее внучка. Ответ бабушки Элен прозвучал столь же уклончиво:

— Если вы осведомлены о случившемся, значит, вам известно, что замешанная в скандале девица — это моя внучка. Позвольте представить ее вам.

Рольф повернулся к Маре. Легкая улыбка тронула его губы, но взгляд был строгий, оценивающий. Его глаза уже не были такими ярко-синими, как в молодости, и в волосах золото сменилось серебром, суровое лицо избороздили морщины, проложенные опытом и упрямством, но в нем ощущалась такая неукротимая сила, такая непререкаемая воля, что он показался Маре еще более грозным, чем его сын.

Она снова присела в реверансе, а он пожал ей руку.

— Мара. Греческое имя с привкусом Ирландии и в дополнение к нему — ирландские глаза цвета торфяного дыма, видящие будущее во сне. В сочетании с вашей красотой они могут свести с ума. Неудивительно, что дипломатия Рутении во Франции растеряла всю свою утонченность.

— Дипломатия, — жестко перебил его Родерик, — здесь не обсуждается.

Отец повернулся к сыну и смерил его уничтожающим взглядом.

— Я так и понял, — сказал он. — Но вопрос, незамедлительно приходящий на ум, если, конечно, это трезвый и незамутненный ум, таков: почему нет?

— Альковные дела обычно не являются предметом государственного интереса. Данное дело стало предметом такого интереса лишь недавно, но, если исключить непрошеное вмешательство, оно вскоре будет представлять интерес исключительно для дамы и для меня.

— Неужели ты собираешься стрелять из пушек по воробьям? Какое расточительство — использовать не просто безделушку, а как-никак королевскую корону, чтобы положить конец всего-навсего альковному делу!

Ядовитая ирония, прозвучавшая в словах отца, не оказала никакого заметного влияния на Родерика.

— Это положило бы начало, а не конец.

— Начало, основанное на сопротивлении и неприязни под воздействием форсмажорных обстоятельств, вряд ли сулит радужную перспективу на будущее.

— Вы твердо вознамерились подыскать для меня королеву, преисполненную чувства собственного долга, но лишенную надежд, тяжко вздыхающую и всегда готовую принести себя в жертву? Уверяю вас, это еще менее радужная перспектива.

Стиснув руки за спиной, Рольф тотчас же вновь бросился в атаку:

— А ты вознамерился склониться перед диктатом мещанской морали из-за какой-то ничтожной сплетни? Если так, лучше предупреди меня прямо сейчас. Переговоры по капитуляции королевства Рутения следует начать незамедлительно.

— Если единственный выход, который вы мне предлагаете, состоит в том, чтобы посыпать голову пеплом и безоговорочно принять ультиматум закоснелого в своем предубеждении самодержца, такому королевству лучше не жить.

Столько сдержанной ярости звучало в их голосах, что Демон заскулил и почел за благо заползти под канапе. Они были так похожи друг на друга, так упрямы и равны по силам, что развернувшаяся между ними сцена стала напоминать битву титанов. Казалось, никто из свидетелей этой битвы не смеет шевельнуться из страха навлечь на себя словесные удары. Мара прислушивалась к перепалке с ужасом и чувством вины.

Король Рольф смотрел на сына, грозно сведя брови на переносье.

— Ты неуклюж, как простолюдин, без малейшего намека на обходительность и воспитанность. Если ты точно так же обращался с дамой, неудивительно, что она выражает недовольство.

— Это не придворный менуэт с поклонами и кружевными платочками. Я должен жениться на этой женщине. Это необходимо.

— Необходимо ради кого? — негромко осведомился Рольф.

— Ради Рутении, ради Франции, ради укрепления наших отношений с этой страной. Ради вас. Ради нее. Ради меня.

— Никакой необходимости в подобном самопожертвовании нет. Не может быть, чтобы ты научился столь неуклюжему ведению государственных дел при моем дворе.

— Не может быть? — переспросил Родерик с наигранным изумлением. — Неужели все хитроумные альянсы, до сих пор спасавшие нашу страну от потрясений и революций, были заключены всего лишь по счастливой случайности? Можете называть меня неуклюжим, но всему, что я умею, я научился у вас, отец, ни у кого другого.

— Значит, уроки придется продолжить. Этот роман — не для брачной постели. Для достижения гармонии во всех сферах — общественной и частной — требуется нечто большее, чем осуществление твоей ребяческой воли.