Родерик, глядя на взволнованное и задумчивое лицо Мары, освещенное огнем костра, внезапно коснулся ее руки.

— У вас есть муж, который будет тревожиться о вашем отсутствии? Любовник?

— Нет, — ответила она. — По крайней мере, я так не думаю.

— Вы так не думаете? Но разве можно сомневаться в собственной девственности? Она или есть, или ее нет. Может быть, вас ждет мать, отец или ребенок? Сестра? Брат? Духовник? Верная горничная? Болонка? Кто-нибудь будет вас оплакивать, если вы не вернетесь?

— Не знаю.

Ее бабушка, которая привезла ее в Европу, наверняка не знает, где она сейчас и что делает.

Париж оказался именно таким, как его описывала Элен: средоточием красоты, изящества и бесконечного обаяния. Они остановились у дальней родственницы, пожилой женщины с аристократическими привычками и связями, но пребывающей в стесненных обстоятельствах. С ней Элен любила подолгу беседовать, прослеживая запутанную генеалогию семейства Делакруа. В остальное время они с Марой гуляли по улицам города, пересекая многочисленные мосты через Сену, пробуя сладости в кондитерских, останавливаясь, чтобы выпить чашку чаю или кофе в уличном кафе, любуясь антиквариатом в магазинчиках на левом берегу и выискивая дома, в которых обитали знаменитые или скандально известные личности. Разумеется, они побывали в Лувре, прошлись по его бесконечным галереям, полюбовались картинами и скульптурами, о которых раньше только читали в книгах, зашли в сад Тюильри, открытый для публики, хотя дворец Тюильри считался официальной резиденцией короля Луи Филиппа.

Эти приятные прогулки закончились визитом к знаменитой портнихе, мадам Пальмире, после чего времени уже не осталось ни на что, кроме бесчисленных примерок и набегов на магазины в поисках шляпок, шалей, перчаток, корсетов и шелковых чулок. Самая удачная покупка Мары была сделана в модном магазине Гажлен, на улице Ришелье, где молодой продавец с сильнейшим английским акцентом и непроизносимым именем Уорт [1]бросил на нее один взгляд и тотчас же предложил ей шаль из тончайшей светло-серой шерсти, которую можно было пропустить сквозь обручальное кольцо. Эта шаль буквально создана для нее, горячо заверил он Мару. И в самом деле, шаль подчеркивала безупречную, как будто фарфоровую красоту ее кожи и превращала ее глаза в глубокие серые озера, полные тайны.

Пополнив гардероб, Мара и ее бабушка стали посещать Оперу, театр Французской комедии, званые обеды и балы, приглашения на которые были получены благодаря усилиям их титулованной родственницы. На одном из таких балов они и познакомились с Николя де Ланде.

Де Ланде был придворным сановником, служил в министерстве иностранных дел, хотя Маре так и не удалось узнать, чем именно он там занимался. Худощавый и черноволосый, с аккуратно подстриженными усиками и бородкой, он вел себя с церемонной обходительностью представителя дореволюционного дворянства и улыбался такой же ничего не значащей улыбкой. Он объявил, что очарован знакомством с дамами из Луизианы, некогда весьма ценной французской колонии, и предложил свои услуги, чтобы сделать их пребывание в Париже незабываемым.

Парижская кузина предупредила их, что водить с ним знакомство не стоит, так как, несмотря на изысканные манеры, на самом деле он вовсе не аристократ, а всего лишь мелкий буржуа, сын нотариуса и дочери мелкого землевладельца, желающий проложить себе дорогу в высшее общество. Но подобное проявление сословных предрассудков не произвело впечатления ни на Мару, ни на ее бабушку. Напротив, они стали обращаться к нему с еще большей теплотой, стараясь искупить высокомерную снисходительность своей парижской родственницы.

Лучше бы они ее послушали и прекратили знакомство в самом начале, так как закончилось все весьма плачевно. Де Ланде привел бабушку Мары в подпольный игорный дом, расположенный в одном из не самых респектабельных кварталов города. Азартные игры были запрещены в радиусе тридцати миль от городской черты, но в таком большом и богатом городе, как Париж, всегда можно было найти людей, готовых обслужить охотников до столь увлекательного времяпрепровождения. Поначалу игра казалась волнующей именно потому, что была запрещена, к тому же Элен выигрывала небольшие суммы. Но постепенно она втянулась, и игра стала наваждением. Она все больше и больше проигрывала. Де Ланде ссужал ее деньгами, принимая торопливо нацарапанные ею расписки в качестве векселей. Каждое утро после очередного проигрыша Элен клялась, что положит этому конец, но с наступлением вечера ее вновь неудержимо влекло к игорному столу. Мара беспокоилась, глядя на нее, но считала бабушку Элен разумной женщиной, хорошо понимающей ценность денег.

Настал день, когда Николя де Ланде нанес им утренний визит. Уверяя, что он в отчаянии от того, что приходится говорить такие вещи, де Ланде тем не менее признал, что больше не в состоянии покрывать карточные долги мадам Элен Делакруа. Она должна вернуть все, что задолжала ему, с процентами. Он не сомневается, что никаких затруднений не возникнет, поскольку всем известно, что плантации сахарного тростника в Луизиане приносят колоссальный доход, и он уверен, что сын мадам не преминет обеспечить ее деньгами, если она временно стеснена в средствах. Вопрос лишь в том, как все это устроить.

Элен пришла в ужас, увидев окончательную сумму своего долга. Как эта сумма могла стать такой огромной, она была не в состоянии объяснить. Но общий итог, аккуратно расписанный по дням, сходился и превышал сто тысяч франков. У нее не было ничего даже близко похожего на эту сумму. И она знала, что у Андре тоже таких денег нет.

1847-й стал годом финансовой паники в Соединенных Штатах да и во всем мире. Предыдущей осенью картофельный вредитель уничтожил урожай одной из основных сельскохозяйственных культур по всей Европе, а пшеница не уродилась из-за холодной и сырой погоды. Цены на еду поднялись на заоблачную высоту, французы назвали этот год «годом дорогого хлеба». Андре пострадал наравне со всеми остальными; ему даже пришлось заложить урожай будущего года, чтобы дать им денег на поездку в Париж и на покупку новых нарядов для Мары. При таком стесненном положении он был бы вынужден продать часть своего имущества, чтобы заплатить этот новый долг. И на это потребовалось бы время.

А де Ланде не собирался ждать. Он потребовал немедленной уплаты. Если денег не будет, он грозил принять суровые меры. Какие? О, мадам это, безусловно, не понравится.

Элен была потрясена, увидев звериный оскал, который до сих пор скрывался под маской любезного придворного, но пришла в еще больший ужас, когда он рассудительным тоном заметил, что, если мадам не найдет денег для уплаты долга, ее очаровательная внучка может ее выручить и выкупить векселя, оказав ему небольшую услугу. Если мадам позволит, он возьмет мадемуазель Делакруа на короткую прогулку в карете и объяснит ей, в чем дело.

Предложение де Ланде оказалось настолько невероятным и оскорбительным, что Мара сначала не поверила своим ушам. Он объяснил, что в городе находится некий балканский принц, путающий все его планы. Самому де Ланде и его друзьям было бы выгодно, если бы этот отпрыск королевского дома… попал под некое влияние. Чтобы выкупить векселя своей бабушки, Маре придется соблазнить принца, стать его любовницей, а потом выполнять все, что ей прикажет де Ланде.

На какое-то мгновение возмущение и гнев захлестнули девушку с такой силой, что она лишилась дара речи. Наконец, придя в себя, Мара крикнула:

— Остановите карету! Дайте мне сойти!

Увидев, что он и не думает выполнять ее приказ, она потянулась к ручке дверцы и попыталась открыть ее на ходу. Де Ланде крепко, словно тисками, схватил ее запястье. Его пальцы впились ей в кожу. Безупречно вежливым тоном, в котором, однако, прозвучала скрытая угроза, он произнес:

— Разумеется, вы вправе отказаться.

— Я отказываюсь!

— Поспешное решение и отнюдь не мудрое. Пока вы не дали мне окончательного ответа, прошу вас подумать о том, что с теми, кто не платит карточных долгов, иногда происходят весьма неприятные случаи. Думаю, вам известно, что кости старой дамы, такой, как ваша бабушка, чрезвычайно хрупки. Даже небольшое падение может иметь серьезные последствия. Возможно, даже фатальные.