К тому времени, как подъехала основная компания, четыре лодки уже ждали под мостом. Было решено поставить по человеку на носу и на корме. Гвардейцы бросили жребий, чтобы рассадить гребцов по лодкам. Управлять первой лодкой выпало пруссаку и Этторе, второй — Михалу и Труди. Они образовали первую команду. Родерик должен был грести на пару с Жоржем, а Лука — с Жаком. Это была вторая команда. Маршрут длиной в две мили пролегал по прямому отрезку реки до двух островов — Сен-Луи и Ситэ. Здесь командам предстояло разделиться: первая направо, вторая налево. Потом, сойдясь за вторым островом, они должны были пройти следующий прямой отрезок до Королевского моста. Кто первый выйдет из-под моста, тот и будет считаться победителем.

Они собрали целую толпу. Между лодками и берегом шла непрерывная словесная перепалка. Три гризетки под мостом срывали цветы и вуали со своих шляпок и бросали их Жаку и Жоржу. Близнецы отчаянно флиртовали, в то же время успевая рассовывать по карманам сыпавшиеся на них знаки внимания. Этторе присоединился к веселью. Остальные сделали вид, что не замечают хорошеньких белошвеек.

Джулиана спрыгнула с подножки кареты и подбежала к ограждению моста.

— Родерик! — крикнула она, перегнувшись вниз. — Я хочу с тобой!

— Рисковать купанием в Сене? Весьма нежелательно, — раздался снизу ясный и звучный голос Родерика. Он был нетрезв. Его лицо, освещенное кормовым фонарем, казалось бледным, но глаза блестели ярко, пожалуй, даже слишком ярко. — Наш досточтимый родитель никогда бы этого не одобрил и был бы прав.

— Его здесь нет.

— Неопровержимый аргумент. Но твое присутствие создаст нам гандикап.

— Если это так важно, Шери может сесть в лодку к Эрвину, и мы сравняемся.

— По прекрасной обузе в каждой команде? Что ж, посмотрим, которая из вас первой запросит пощады.

«Это буду не я», — с отчаянной решимостью сказала себе Мара. Если бы не это презрительное замечание, она могла бы отказаться. Вода под мостом текла черным стремительным потоком, пузырилась, образовывала завихрения, говорившие о неизведанных подводных течениях. Ветер на реке дул сильнее, слабый свет кормовых фонариков и уличных фонарей не разгонял тьму, а лишь углублял ее. От воды поднимался застарелый запах гниющих водорослей. Лодки бились о сваи моста, гребцы, скрипя веслами, с трудом удерживали их на месте. Мара надеялась, что мужество ей не изменит, но участие в этой полуночной гонке ее ничуть не увлекало.

— Ты его слышала? Они берут нас! Пошли! — воскликнула Джулиана.

Схватив Мару за руку, она чуть не силой потащила ее к лесенке, ведущей вниз, к берегу.

Команды подвели свои малые суда к самой кромке воды. Джулиана забралась в лодку брата, Мару взяли на борт в лодку кронпринца. Обе девушки уселись посредине, чтобы не создавать перевеса. Лодки снова заняли исходную позицию под мостом.

Наступила тишина. Лодки покачивались вверх-вниз на волнах, под сваями моста свистел ветер, вода журчала и бурлила. В тусклом свете фонарей лица мужчин казались призрачными. Михал и Труди строго вытянулись по стойке «смирно», Этторе ежился от холода, но тоже бодрился, а сам кронпринц явно проявлял нетерпение. Гребцы застыли на изготовку. Родерик тихо отдал несколько приказов и теперь сидел спокойный, сосредоточенный, весь хмель, казалось, из него выветрился. Все ждали.

У них над головами вспыхнул оранжевый огонь: это разожгли факел. Зазвенел голос Дюма-старшего, произнесшего какую-то краткую речь, но с лодок слов не было слышно, их относил в сторону ветер. Потом факел швырнули с моста в воду. Он ярко вспыхнул и задымил, а потом зашипел и погас в воде. Лодки выплыли из-под моста. Гонка началась.

Подобно лошадям, вырвавшимся из загона на летнее пастбище, лодки, толкаемые крепкими спинами и сильными, напряженными руками, взрезали воды Сены, оставляя за собой широкие борозды, и понеслись вниз по реке, увлекаемые течением. Гребцы с кряхтением налегали на весла, а весла скрипели, стонали, шлепали, ударяя по воде, при подъеме рассыпали веером брызги. Река бурлила и ревела. С моста донеслись подбадривающие крики гостей принца, но вскоре затихли вдали.

Команды шли вровень друг с другом, гребцы боролись с рекой. То одна, то другая лодка временами вырывалась вперед, но тут же снова отставала. Их разделяла только полоска воды шириной в два весла. Ветер, поднятый их стремительным движением, трепал волосы и рвал с плеч плащи. Капли воды, срываясь с весел, сыпались дождем, падали на разгоряченные лица и смешивались с потом.

На набережных появились кареты: это гости пустились наперегонки со стремительно несущимися лодками. Мужчины высовывались из окон и махали шляпами, некоторые кричали с козел, где они устроились рядом с возницами, чтобы лучше видеть.

Борьба оказалась жестокой. На лице пруссака, сидевшего на корме лодки, в которой была Мара, появилось свирепое бульдожье выражение. Этторе гримасничал при каждом гребке, но греб с тем же упорством, что и кронпринц. Лицо Родерика в свете кормового фонаря было сосредоточенным, но в то же время светилось каким-то бесшабашным весельем. Он возвысил голос и запел непристойные моряцкие куплеты, помогавшие держать ритм при гребле. Гвардейцы подхватили песню и стали грести дружнее.

Еще через несколько минут команды начали расходиться по разным рукавам реки. Впереди показалась громада Нотр-Дам, напоминавшая притаившееся доисторическое чудовище. Лодки проплыли мимо. Ветер вдруг стих, отрезанный громадным зданием. Левый берег высился каменной стеной, он становился все ближе по мере того, как сужался рукав реки. Парижские дома с темными окнами стояли, словно слепые на паперти, двери магазинов на первых этажах были заперты, навесы свернуты.

Ночь казалась сырым черным туннелем, фонари качались на корме, отбрасывая на воду жидковатый, дрожащий свет. Мужчины гребли так, что жилы выступили у них на висках, их легкие работали, как кузнечные мехи, они не думали ни о чем, кроме следующего гребка, следующего вздоха, следующего поворота реки.

Мара сидела, схватившись обеими руками за скамью, чтобы избежать толчков, и напряженно вглядываясь в даль. Все ее мысли были сосредоточены на второй команде, огибавшей острова с противоположной стороны, ближе к правому берегу, и все эти мысли были полны недоверия. Возможно, никто больше уже не помнил, как возникла идея этой гонки, но Мара готова была побиться об заклад, что уж один-то человек точно знал, откуда она взялась. Родерик, трезвый или пьяный, ничего не делал без причины. Но что это была за причина? Что он задумал?

На воде перед ними появились серые клочья тумана. Туман плыл по реке, кружился вокруг них, густел по мере того, как они продвигались вперед, свет кормовых фонарей превращал его в тусклый грязно-серый занавес. Он заглушал все звуки и как будто отделял их от всего остального мира. Когда они обогнули стрелку острова Ситэ, туман превратился в сплошное покрывало, плотно лежащее на воде, над которой ажурным железным кружевом изгибался мост Искусств. И эту серую кашу резала лодка Родерика с красноватым огоньком на корме, ушедшая на корпус вперед.

Пруссак выругался, лодка, в которой сидела Мара, пошла быстрее и стала сокращать разрыв. Наконец они поравнялись. Мост Искусств промелькнул над головой и пропал. Охваченные азартом команды все больше сближались. Впереди показался Королевский мост — масса камня с пятью заполненными туманом арками. На мосту уже вытянулись кареты гостей, жаждавших увидеть финал гонки. В тумане фонари карет сияли, как рубины.

Прямо по курсу, чуть вправо от них, показалась баржа. Она низко сидела в воде и дрейфовала по течению. На барже никого не было, она сорвалась с причала. Эрвин кормовым веслом направил свою лодку налево, чтобы обогнуть ее.

Это позволяло ему разминуться с баржей, но тем самым он «подрезал» лодку Родерика, лишая ее свободы маневра. Однако вместо того, чтобы отвернуть от дрейфующей баржи и дать проход обеим головным лодкам, пруссак упрямо держался выбранного узкого коридора. Он собирался заставить Родерика уступить дорогу или рискнуть столкновением с баржей. Впрочем, в любом случае лишь отчаянные меры могли удержать лодку Родерика от лобового столкновения.