— Я слышал о вашей потере, — выдавил Михаил, и его рука обвила талию Рейвен. — Ваша мать была замечательная женщина. Ее смерть — ужасная потеря для всех нас. С вашим отцом мы расходились во взглядах, но я никому не пожелал бы такой смерти.

Рейвен дрожала от холода и от осознания того, что Михаил мог испытывать такую злобу по отношению к кому-то. Хоть она и была светом в его темноте, но оказалась неспособна понять, что он прежде всего хищник. Он гладил ее вверх и вниз по руке, стараясь успокоить. И еще раз повторил свой приказ волкам.

— Вам лучше вернуться домой, мистер Романов. Вам нужно как следует выспаться, тем более в этих лесах небезопасно. Звери все еще беснуются после бури.

— Спасибо вам за вашу доброту, — сказал Руди, обращаясь к Рейвен и неохотно оставляя ее с человеком, который, казалось, был способен на жестокость.

Михаил наблюдал, как парень удаляется в направлении деревни, куда вела тропинка через просеку.

— Ты замерзла, малышка, — нежно сказал он.

Рейвен сморгнула слезы, заставляя дрожащие ноги делать шаг за шагом. Она не могла поднять на него глаза, не осмеливалась. Она просто наслаждалась красотой ночи. А потом услышала Романова. Самой природой в ней было заложено стремление помочь, если это было в ее силах. Но на этот раз она вызвала что-то темное и смертельное в Михаиле, что-то, что сильно ее встревожило.

Михаил шагал рядом, изучая ее повернутое в сторону лицо.

— Ты идешь не в том направлении, Рейвен.

Он положил руку ей на спину и направил в нужную сторону.

Рейвен напряглась и увернулась от его прикосновения.

— Может быть, я не хочу возвращаться назад, Михаил. Может быть, я и правда не знаю, кто ты.

В ее голосе было больше боли, чем гнева. Михаил тяжело вздохнул и потянулся к ней, его хватка была железной.

— Мы поговорим об этом дома, в тепле, а не здесь, не то ты превратишься в ледышку.

И, не дожидаясь согласия, он с легкостью поднял ее на руки и понесся через лес. Рейвен вцепилась в него, уткнувшись лицом в плечо, она дрожала больше от холода, чем от страха перед ним, перед своим будущим, перед тем, кем она стала.

Михаил принес Рейвен в спальню, одним взмахом руки зажег огонь и положил ее на кровать.

— Ты бы могла, по крайней мере, надеть хотя бы старые ботинки.

Рейвен запахнула плащ, глядя на него из-под длинных ресниц.

— Зачем? И я не спрашиваю о туфлях.

Он зажег свечи и смешал травы, чтобы заполнить воздух спальни успокаивающими, исцеляющими ароматами.

— Я мужчина-карпатец. В моих венах течет кровь земли, и я целые века ждал свою Спутницу жизни. Мужчинам-карпатцам не нравится видеть рядом со своими женщинами посторонних мужчин, поэтому я не мог справиться со своими эмоциями, Рейвен. А ими не так-то легко управлять. Твое же поведение совсем не похоже на то, как должна себя вести карпатская женщина. — Он улыбнулся и прислонился к стене. — Я не ожидал, что вернусь домой и обнаружу, что тебя нет. Ты подвергла себя опасности, Рейвен, а мужчины нашей расы не могут это допустить. И я нашел тебя рядом с человеком. С мужчиной.

— Он страдал, — тихо сказала она.

Михаил что-то раздраженно проворчал и добавил:

— Он хотел тебя.

Ее ресницы затрепетали, взгляд был испуганный и неуверенный.

— Но... нет, Михаил, ты ошибаешься, точно ошибаешься. Я только старалась утешить его. Он потерял обоих родителей.

Она чуть не плакала.

Он поднял руку, призывая ее замолчать.

— И ты хотела остаться с ним. Я имею в виду вожделение, я говорю о человеческих отношениях, и не вздумай отрицать это. Я чувствовал это.

Она нервно облизала губы. Она и не думала это отрицать. Она поступила так не раздумывая, подсознательно, но теперь, когда он сказал об этом, Рейвен поняла, что он прав. Она испытывала потребность в человеческом общении, поскольку его мира она не знала. Рейвен было неприятно, что она его ранила, она ненавидела себя за то, что из-за нее он едва не перестал владеть собой.

— Мне очень жаль. Я только хотела выйти на воздух. А когда услышала его, решила убедиться, что он справится со своим горем. Я не знала, Михаил, что мне просто хочется поговорить с человеком.

— Я не обвиняю тебя, малышка...

Его голос был таким нежным, что у нее сжалось сердце.

— Я легко смог прочитать твои воспоминания. Я знаю о твоих намерениях. И я бы никогда не стал обвинять тебя за то, что тебе свойственно сострадание.

— Мне кажется, мы оба испытываем трудности, — тихо сказала она, — я не могу стать такой, какой ты хочешь, Михаил. Ты говоришь «человек», словно произносишь проклятие, как будто имеешь в виду нечто гораздо менее значимое, чем ты сам. Тебе когда-нибудь приходило в голову, что ты с предубеждением относишься к людям? Может быть, в моих венах и течет карпатская кровь, но в сердце и в душе я человек. Я не собиралась предавать тебя. Я просто хотела прогуляться. Вот и все. Мне жаль, Михаил, но я всегда была свободной. Изменить кровь — не значит изменить меня.

Он стал стремительно перемещаться по комнате.

— У меня нет предубеждения, — начал он отрицать то, в чем она его обвиняла.

— Конечно есть. Ты смотришь на мою расу с некоторой долей презрения. Был бы ты доволен, если бы я питалась кровью Романова? Это нормально? Использовать его в пищу, вместо того чтобы обменяться несколькими дружескими фразами?

— Мне не нравится, как ты меня изобразила, Рейвен.

Михаил пересек комнату, протянув руку за плащом. В спальне было тепло, пахло деревом и травами.

Рейвен неохотно сбросила плащ. Михаил нахмурился, когда увидел, что на ней только его рубашка. И хотя она была ей до колен и прикрывала ягодицы, ноги оставались открытыми. Картина была эффектная, особенно вкупе с копной распущенных волос, которые волнами обрамляли ее фигуру. Михаил негромко выругался на родном языке, благодаря Бога, что не понял раньше, что под плащом на ней ничего нет, кроме его рубашки. Наверное, он бы вырвал Романову горло. Мысль о Рейвен, которая приближается к молодому парню, улыбается ему, гипнотизирует своим завораживающим взглядом, склоняется к его горлу, дотрагивается до него ртом, языком, зубами... У него внутри все сжалось от отвращения.

Он провел рукой по волосам, убрал плащ в шкаф и наполнил антикварный кувшин и миску теплой водой. Только взяв себя в руки, он смог ответить с обычной нежностью.

— Нет, малышка, я подумал и не могу сказать, что был бы доволен, если бы ты питалась от него.

— Разве не это ты мне предлагаешь делать? Разве карпатские женщины не охотятся на ничего не подозревающих мужчин?

В ее голосе чувствовались непролитые слезы.

Михаил поставил воду рядом с кроватью и встал на колени.

— Я пытаюсь разобраться в своих чувствах, Рейвен, но они в смятении.

Он начал нежно обмывать ее ступни.

— Больше всего я хочу, чтобы ты была счастлива. Но я должен защищать тебя.

Его руки были ласковые, прикосновения мягкие, когда смывал грязь с ее ног.

Рейвен наклонила голову и потерла виски.

— Я знаю, чего ты хочешь, Михаил, я даже понимаю, почему ты хочешь так поступать, но пойми, я просто хочу быть самой собой. Я всегда поступаю так, как решила. Если я решу, что хочу запустить воздушного змея, то сделаю это.

— Почему ты не осталась дома? Я прошу, дай мне совсем немного времени, чтобы я мог справиться со своим страхом за твою жизнь.

Он говорил так мягко, что на глаза ей навернулись слезы.

Кончиками пальцев она дотронулась до его волос кофейного цвета, чувствуя спазм в горле.

— Я хотела выйти на веранду подышать свежим воздухом. Я ничего не собиралась делать, это ночь взывала ко мне.

Михаил поднял на нее взгляд, темные глаза потеплели от нежности.

— Это была моя ошибка, мне надо было организовать охрану, чтобы защитить тебя.

— Михаил, я могу позаботиться о себе сама.

Ее синие глаза смотрели на него очень серьезно, убеждая в правдивости ее слов. Ему на самом деле не стоило беспокоиться.