— А вы, похоже, не отсюда, — были его первые обращенные ко мне слова.
Я тут же выпрямилась, испугавшись, что сейчас меня под руки выведут из зала. Со мной это нередко случалось в отелях Лондона. Хотя некоторые консьержи были терпимее других и закрывали глаза на мое присутствие в баре отеля.
— Ой, простите. Я услышала, что тут веселятся, и мне захотелось взглянуть. Простите, я сейчас уйду. Я никому не хотела помешать.
Я поспешно сунула сумочку-клатч под мышку и сделала шаг к двери.
— Нет, нет, нет! — торопливо воскликнул он. — Я имел в виду совсем другое. Просто я тут знаю почти всех, а вас вижу впервые.
— Это потому, что я здесь посторонняя, — ответила я, произнеся последнее слово почти шепотом.
— Я тоже, — улыбнулся он.
Я растерялась. На нем был смокинг, и он отлично вписывался в обстановку. Впрочем, так же, как и я в своем черном вечернем платье и сверкающих черных туфлях на высоком каблуке.
— Правда? — вырвалось у меня.
— Почти, потому что меня, вообще-то, сюда пригласили. Просто эти люди — не совсем моя компания.
Он улыбнулся, и от его улыбки у меня в груди как будто что-то взорвалось.
— Вы кажетесь здесь своим, — небрежно заметила я.
— А-а, внешность обманчива, — снова улыбнулся он.
От второй улыбки мое сердце прекратило свое беспорядочное биение и исполнило небольшой пируэт. Не успело оно угомониться, как бабочки у меня в животе вспорхнули и повторили этот радостный трюк.
— Тут вы правы, — кивнула я. Я протянула руку и коснулась его лица в том месте, где прядь волос свернулась в завиток над самым ухом. — Глядя на вас, можно предположить, что вы возились с белой краской.
Я просто должна была его потрогать. Он был слишком хорош, чтобы я могла отказать себе в этом. Кончики моих пальцев коснулись его кожи, и от этого мимолетного касания я ощутила удивительное тепло. Я и не подозревала, какой холод царил внутри меня все эти годы. Чтобы осознать это, мне потребовалось дотронуться до нормального человека. Мне пришло в голову, что я не встречала нормальных людей — людей, которые не знали, чем я занимаюсь, — с того самого дня, когда я купила свое платье и поговорила с официанткой в кафе неподалеку от магазина. Его нормальность обрушилась на меня, обогрев каждую клеточку моего тела.
— Люди, одетые, как вы, обычно не бывают испачканы белой краской. Поэтому вынуждена с вами согласиться: внешность действительно нередко обманчива.
На его лице отразилось удивление. Он поднял руку и коснулся того места, которое потрогала я.
— О боже, неужели я что-то упустил? — Он потер висок. — Ну как, все?
— Все, — подтвердила я.
— Эх-х, — вздохнул он, — издержки ремонта дома собственными руками.
— Дома? У вас есть дом? Свой собственный? — не удержалась я.
— Ага. Правда, он до сих пор не рассыпался только благодаря обоям и толстому слою пыли, но я его обожаю. Вас это не шокирует? То, что я обожаю дом?
— Вовсе нет. Прекрасно, когда у человека есть то, что он любит. Это дает ему точку опоры, помогает осознавать, что ему есть что терять.
— Я никогда не думал о своем доме с такой точки зрения.
— Хорошо, когда есть любимый человек. Но если у вас нет никого, кому вы могли бы всецело отдать свое сердце, дом или любой другой значимый предмет может послужить очень неплохой заменой.
— Что служит заменой для вас?
— С чего вы взяли, что мне нужна замена?
— Потому что эту теорию не мог придумать человек, у которого есть кто-то, кому можно отдать свое сердце. — Он снова улыбнулся. — И я скорее надеюсь, чем предполагаю, что отсутствие на вашей руке обручального кольца означает, что вы еще действительно никому не отдали свое сердце, а значит, у меня есть шанс.
В другой жизни и в другой реальности я обрадовалась бы тому, как ухнуло куда-то вниз мое сердце и как что-то перевернулось у меня в животе. Но в моей жизни я на все это не имела права.
— Пусть это останется моей тайной, — ответила я. — Думаю, мне лучше уйти, пока на меня не стали показывать пальцем и кричать: «Кто эта женщина и что она здесь делает?»
Его улыбка немного потускнела, и мне стало не по себе.
— Можно мне немного вас проводить? — спросил он.
— Я буду очень рада, — ответила я.
У выхода из зала он сунул руку в карман и извлек оттуда визитку.
— Позвоните мне, если вам захочется ответить на мой вопрос, — произнес он.
Я взяла визитку и взглянула на имя.
— Джек Бритчем, — осторожно произнесла я.
— А вас зовут…
— Ева.
Я чуть было не сказала «Хани». Чуть было. Но я вовремя осознала, что мне незачем лгать этому человеку. Он мне не заплатил. Он не наблюдает за моим танцем. Он просто мил и любезен.
— Просто Ева?
— Просто Ева.
— Хорошо.
На мгновение мне показалось, что он хочет наклониться и поцеловать меня в щеку. Но, видимо, его остановила мысль, что нельзя без разрешения вторгаться в личное пространство другого человека. Мне хотелось дотронуться до него еще раз, снова ощутить его тепло. Но я не решилась. Я испугалась, что если это сделаю, то уже не смогу отнять руку.
Мне нетрудно было представить себе, как Джек Бритчем превращается для меня в наркотик.
— Пока, Джек Бритчем, — произнесла я.
При мысли о том, что я его больше никогда не увижу, у меня на сердце стало тяжело.
— До свидания, Ева.
Я пошла вдоль улицы и завернула за угол. Выждав несколько минут, чтобы дать ему время вернуться в зал, я снова направилась к отелю. Его нигде не было видно, и я вошла внутрь и быстрым шагом направилась к лифтам.
Я постучала в дверь триста первого номера. Отворивший мне мужчина подошел к столу и расположился в кресле. Я вошла.
— Привет, я Хани, — улыбнувшись, представилась я.
Кивком он указал на лежащий на кровати белый конверт с вытисненной на нем эмблемой отеля. Я взяла конверт и, убедившись, что в нем лежит оговоренная сумма, сунула его в клатч.
Потом обернулась к нему и снова улыбнулась. Хотя единственным источником света в комнате служила настольная лампа у него за спиной, не считая яркой полосы, падающей из приотворенной двери в ванную, и его лицо оставалось в полумраке, я заметила, что он немолод и вид у него весьма благородный. Впрочем, так выглядят большинство мужчин, которых не отпугивают расценки моего агентства.
— Сними с себя все, кроме туфель, сядь на кровать и раздвинь ноги, — хрипло произнес он.
— Хорошо, — улыбаясь, ответила я.
— Сначала я хочу с тобой поговорить.
— Как вам будет угодно, — отозвалась я.
Ева уже покинула мое тело, предоставив Хани полную свободу действий.
Когда все закончилось, я вошла в ванную и позволила себе снова стать Евой. Я думала о Джеке Бритчеме. Я сама с собой затеяла из-за него спор. Я хотела ему позвонить. Но как я могла ему позвонить, если я была не только Евой, женщиной, с которой он познакомился, но и шлюхой Хани? Как я могла, рассказав ему это, на что-то рассчитывать?
У некоторых из девушек, с которыми я познакомилась, вращаясь в этой среде, были парни. Более того, не все эти парни были их сутенерами. Кое-кто утверждал, что их парни ничего не имеют против их занятия, что они любят их, несмотря на то, что они занимаются сексом с другими мужчинами за деньги. Другие говорили, что их парни ничего не знают и это их не касается. Ни один из этих вариантов не казался мне привлекательным. Я не могла уважать Эллиота за то, что он нисколько не возражает против моей работы, позволяющей нам иметь крышу над головой. И я не понимала, как можно лгать любимому человеку.