– Не дай Бог!

Но, говоря это, Рори думал про себя, что, возможно, это и выход. Его волновало то, чем будет заниматься Альмера, когда он уедет. Он не мог оставить ее одну во дворце в Танжере. Он не мог отослать ее в Гори с Мансуром, потому что она была женщиной не из гарема Мансура, и по той же причине он не мог вернуть ее Бабе. Без него ей не оставалось места ни в Марокко, ни в Сааксе, ведь тогда она станет женщиной без мужчины, рабыней без господина. Почему бы не разрешить Мэри взять ее в Англию? Там она научится английскому языку и английским манерам, а когда Рори вернется из Вест‑Индии, он сможет послать за ней. После подготовки в Англии она может стать ему не только спутницей, но и другом. Аллах! Он даже сможет жениться на ней. Он дал свое согласие, продолжая ломать голову, почему же Мэри хотела взять ее с собой, будет ли она добра с Альмерой. Альмера благодарно улыбнулась.

– Млика пришел. – Слова донеслись через кедровые доски двери.

Рори позволил ему войти, потому что, хотя Млика и не был евнухом, он знал все секреты гарема Рори, в особенности теперь, когда он состоял только из Альмеры. Черный великан закрыл за собой дверь, а Альмера набросила на себя шелковую паранджу и скромно прикрыла Рори простыней.

– Синьор Вольяно ожидает вас внизу, милорд. – Млика отвел глаза от Альмеры. – Эмир Мансур ходит взад‑вперед по своим апартаментам, спрашивая, готовы ли вы. Шейх Слайман уехал осматривать караван рабов из Мекнеса, а я, милорд, видеть битый час за дверью и ждать ваш вызов.

– И еще подслушивая, мне сдается, – усмехнулся Рори.

– Дверь тонкая, милорд, я и слушаю, хотя трудно, когда милорд говорит шепотом со своей женщиной, а она отвечает не словами, а жестом. Трудно Млике слышать жесты.

– Ты ее в краску вогнал, черный негодяй. Уходи немедленно! Проси Мансура прийти сюда, пока я одеваюсь. И скажи этому итальянскому иуде, который, видимо, придумал новые способы, как прибрать наши деньги, что Мансур и я примем его через несколько минут; потом разбуди Тима и скажи ему, что он больше не изнеженный племенной жеребец из Базампо и ему предстоит важная работа. Млика вышел, и Рори сбросил с себя простыню. Альмера почти закончила его одевать, когда вошел Мансур. Юноша растет и с каждым днем становится красивее, думал Рори. За последнее время они еще больше сблизились, и взаимоотношения между ними стали почти такими же тесными, как между ним и Бабой. Рори доверял юноше и знал, что Мансур высоко ценит его.

– Я суммировал все счета, – сказал Мансур, – и у нас останется достаточно денег, чтобы заплатить за корабль, команду и рабов. Но нам придется туго с покупкой продовольствия.

– Разве ты забыл про лепту Тима?

– Нет. Тим – настоящий друг. Но сначала я должен отнести все это золотых дел мастеру, взвесить и обменять на деньги. С его вкладом нам хватит, если только этот вшивый итальянец не додумался до нового способа, как потратить наши деньги.

– Скорей всего, додумался. Можешь не сомневаться. Иначе он не ждал бы нас сейчас внизу. – Рори поправил полы своего халата засунул ноги в желтые бабуши и легонько похлопал Альмеру. Он сделал знак Млике сопровождать его и Мансура.

– Пойдем, малыш, посмотрим, что еще хочет этот хитрый итальянец.

Не сразу узнали они в смуглом мавре, сидящем во дворе, того же самого человека, который накануне предстал перед ними в европейской одежде. Но это был он: улыбка Вольяно была такой же вкрадчивой и заискивающей, как всегда. Он встал на колени и согнулся, касаясь головой тротуара.

– Мои повелители эмиры. – Тон его был крайне раболепным. Взглянув вверх и заметив, что Тим тоже подошел, он опять сделал селям – И ваше полувеличество.

Все трое приветствовали его краткими кивками.

– Сегодня утром, если не возражают мои повелители, я покажу вам капитана вашего нового судна, а потом вашу каманду. Я взял на себя смелость просить ваших конюхов седлать коней и даже коня вашего черного раба, которого вы везде берете с собой.

– И сколько это все будет нам стоить? – спросил Мансур.

Вольяно развел руки ладонями вверх, чтобы свести до минимума свой ответ, и пожал плечами.

– Всего небольшой бакшиш стражникам капитана и еще чуть‑чуть охранникам матросов. Они из кожи вон лезли, чтобы помочь вам, и их просто необходимо отблагодарить. Правда?

Он забрался на своего белого мула и сделал знак всем следовать за ним.

Вновь они поднялись на холм, который был увенчан касбой, но, не доезжая небольшой площади перед дворцом губернатора, они свернули и поехали по узкому переулку, который привел их к двери из толстых прутьев. Сутулый воин в испачканном грязью халате, ворча, поднялся с булыжной мостовой, но когда увидел лицо итальянца под капюшоном, стал торопливо открывать дверь, чтобы впустить их внутрь. Он даже вызвался охранять их лошадей, пока они будут внутри. Следуя за Вольяно, все спустились на несколько ступенек в большой зал, наполовину освещенный окнами, расположенными высоко под потолком. На полу сидела группа воинов, их длинные ружья стояли рядом; один из воинов, злобного вида старик с редкой бородой, встал и пошел навстречу по замусоренному полу.

Вольяно кратко представил гостей, подчеркнув титул Рори, а также титулы Мансура и Тима. Старик оказался главным стражником губернаторской тюрьмы, по имени Юсоф бен Мактуб.

– Аселяму алейкум! Он ждет вас. – Старый шайтан пересек комнату и поднял кусок грязной холстины, закрывавшей нишу. Узкое пространство ниши было освещено углубленным окном с решеткой.

Рори открыл рот от изумления.

Человек, висевший в нише, был высокого роста и когда‑то сильным, но теперь тело его было так истощено, что можно было сосчитать каждое ребро. Он висел, подвешенный за один палец, на веревке привязанной к потолку, едва касаясь пола пальцами ног. Широкий пояс вокруг его узкой талии держал цепь, с которой свешивалось тяжелое чугунное пушечное ядро. Палец, на котором он висел, стал багрового цвета и опух; голова неестественно свесилась вниз, глаза были закрыты, чтобы не видеть миску с кускусом, блюдо с фруктами и плошку с водой, стоявшие на полу вне его досягаемости.

Старик Юсоф указал на него пальцем со сломанным почерневшим ногтем.

– Капитан Портер, – прохрипел он. – Американец. Ему не нравится еда, которую мы ему даем, и он швырнул миску в охранника. Поэтому мы решили наказать его.

– Чертовы отбросы… – прозвучали английские слова из распухших губ, но глаза так и не открылись.

– Это уж точно. – Юсоф, который, по всей видимости, понимал по‑английски, ткнул капитана пальцем в ребра. – Но какие замечательные отбросы – прямо со стола губернатора.

– Да еще с соплями какого‑то сукина сына охранника.

Ладони Юсофа были подняты кверху, и он сделал просительный жест, как бы открещиваясь от всех обвинений.

– Ай, что за упрямый человек! Почему не примешь Ислам и не станешь свободным?

– В этом нет надобности, – сказал Рори по‑английски, – если он послушает меня.

Голова поднялась, глаза медленно открылись и с трудом остановились на Рори.

– Ты первый ублюдок, от которого я услышал цивилизованное слово. Кто еще такой?

– Со временем я отвечу на этот вопрос– Рори, разговаривая с пленником, одновременно сделал знак Юсофу. – Снимите его. Я не могу разговаривать с человеком, вздернутым таким образом. Вы снова можете вздернуть его, если он не будет меня слушать, но пока снимите его.

– Ему еще причитается двадцать ударов после полудня.

Юсоф, казалось, сожалел, что ему отказывают в этом удовольствии.

– Может, мне сейчас ему всыпать, перед тем как снять его?

– Если он послушает меня, его не надо будет сечь. А если придется снова вздернуть, всыплешь ему пятьдесят.

– Аллаху акбар, – сказал Юсоф в восхищении.

Пришлось вставать на табуретку и перепиливать веревку тупой турецкой саблей, но в конце концов веревка поддалась, и несчастный рухнул на пол. По просьбе Рори был развязан и пояс, и капитан был освобожден от чугунного гнета. Несмотря на свалявшиеся лохмы волос и кишащую паразитами бороду, Рори смог разглядеть что человеку было около тридцати лет.