– Боже мой, какая женщина! – бессознательно вырвалось у Рори. – Любой мужчина, который смог подчинить себе эту дьявольскую женщину, должен быть настоящим мужчиной.
– Да, мистер Махаунд. – Слова Спаркса вернули Рори на землю. – Согласен с вами. Ее зовут Карма. Она из племени йоруба, но, клянусь, в ней есть и примесь джаллофской крови, о чем свидетельствуют утонченные черты лица. – Он наклонился через стол и взял одно из перьев из держателя, потом слегка ударил им Рори по пальцам. – Не думаю, что стоит напоминать, мистер Махаунд, что она является моей собственностью, купленной и оплаченной.
– Я понимаю. Действительно, понимаю. Если бы я сам купил ее, я бы испытывал те же чувства, что и вы.
– Во всяком случае, у вас будет над чем поразмышлять во время путешествия, мистер Махаунд, – рассмеялся Спаркс. – Одни мысли о ней во многом скрасят плавание, правда?
Рори сделал глубокий вздох и покачал головой:
– Путешествие, возможно, и скрасят, сэр, но и сделают его более трудным.
– Возможно, мысли о Карме вдохновят вас на скорейшее прибытие в Африку. Вы станете более упорным в работе, но, увы, должен вас предупредить. В Африке мало таких, как Карма, так что не вознеситесь мечтами слишком высоко.
– Вы счастливый человек, капитан Спаркс, – Рори сделал еще один глубокий вздох.
– С другой стороны, мистер Махаунд, совсем наоборот. Большую часть времени я умираю от скуки. Я пытаюсь, однако, преодолевать свою скуку, и, возможно, с вашей помощью мне это удастся.
Глава V
Отношение капитана Спаркса к Рори продолжало оставаться слишком учтивым, даже с примесью иронического уважения, но Рори чувствовал, что за внешней учтивостью капитана скрывалась кал‑то странная внутренняя ненависть. Во время своей первой перепалки со Спарксом Рори одержал верх, и Спарксу пришлось покориться; но Рори знал, что со временем он восстановит свою власть, и тогда покориться придется Рори. Возможно, и тут Рори приходилось только догадываться, Спаркс просто ревновал. Рори был моложе, сильнее, выше, и, если треснувшее зеркало в его каюте не лгало, он был симпатичнее капитана, что, несомненно, привлекало женщин. Даже тот факт, что он был бароном, мог поставить его на более высокий уровень, чем простой капитан невольничьего судна. Что ж, Спаркс мог быть спокоен на этот счет. Рори не чувствовал никакого превосходства из‑за никчемного придатка к его имени, который ни разу ему не пригодился. Он свалял дурака, хвастаясь перед капитаном и выкрикивая, что он барон Саксский, без всякой на то причины, лишь ради сиюминутного удовольствия от того, что немного сбил спесь с капитана. Кроме того, Спаркс мог ненавидеть его за то, что его дядя был главой компании. Если бы он только знал, каким мизерным преимуществом это было. Но может быть, и тут Рори чувствовал, что он не далек от истины, Спаркс мог заметить особый короткий взгляд, которым девушка Карма одарила его в самый первый день в капитанской каюте, и то, как Рори таращился на ее ягодицы, колышущиеся под туго натянутым шелком, когда она выходила, чтобы принести ему чашку чая. И вполне возможно, что Спаркс заметил немедленную реакцию Рори на ее плотскую соблазнительность. Что бы там ни было, Рори был уверен, что капитан ненавидел его.
По этим или по другим каким‑нибудь причинам Рори чувствовал, что капитану доверять нельзя, хотя он и не мог жаловаться на то, как тот с ним обращается. Суперкарго не мог быть приравнен к палубным офицерам, тем не менее Спаркс приглашал Рори поесть в офицерскую кают‑компанию; выделил ему отдельную каюту, пусть и малюсенькую; обращался к нему «мистер» и понизил в должности старого мистера Стоута, который был принят в качестве суперкарго, до положения ассистента Рори.
По крайней мере, Рори нисколько не сомневался в том, что его не любил Стоут. Старик не мог скрыть это под личиной изысканных хороших манер, как это делал Спаркс. И так как Рори всей душой желал, чтобы Стоут выполнял большую часть работы и даже принял бы за это кредит при желании, он не видел причин, по которым старик должен на него обижаться. Работы было много: жалкая, ограниченная канцелярская работа, связанная с инвентаризацией, записями в гроссбухи и постоянным подсчетом тюков, ящиков и коробок в трюме вместе с проверкой, прикреплением ярлыков и подведением баланса. Рори работал над этим под руководством Стоута, но знал; что никогда не сможет вести записи в такой же исправности, как старик, а также он знал, что эту работу он никогда и ни за что не сможет полюбить. Он никогда не сможет стать усердным конторщиком, заполняющим пыльные гроссбухи рядами цифр.
Еще ему не нравилось в этой работе то, что ему постоянно приходилось находиться под палубой в темной крохотной комнатке рядом с трюмом. Здесь он и старый Стоут сидели напротив друг друга за сосновым столом. Единственным освещением для них служили две сальные свечи в подсвечниках на шарнирах, которые качались вместе с судном и очень часто брызгали горячим жиром на пальцы Рори и на страницы гроссбухов.
Стоут был высохший, как лист, старик, пропахший пылью, с пергаментной кожей, похожей на бумагу, на которой он писал. Всю свою жизнь он провел, корпя над бухгалтерскими книгами в конторах и трюмах кораблей, радуясь счастливому дню, когда мог полакомиться колбасой на ужин. Он складывал колонку цифр раньше, чем Рори успевал посчитать на пальцах, и, согласно собственному утверждению Стоута, он в жизни не сделал ни одной ошибки. Ну и пусть! Рори знал, что сам он наделал полно ошибок и сделает еще больше. Если уж судьба забросила его в эту темную дыру со Стоутом, ему надо и здесь проявить себя. Говорил Стоут мало, в основном о делах, а большую часть времени он тратил на придирки к Рори за то, как неряшливо тот вел свои книги, и за допущенные ошибки.
Рори было одиноко не только потому, что он остался без многочисленных Мэри, но и потому, что на судне не было человека его возраста, по крайней мере, ни одного на шканцах. Джонни Дею, бою кока, было около четырнадцати, а Лизи Элфину, юнге, на пару лет больше. Неразлучные вне службы, любимчики команды, они не дружили с Рори. Из всех офицеров капитан Спаркс был ближе всех к Рори по возрасту, но даже он был лет на десять старше. Первому, второму и третьему помощникам капитана было по тридцать, по сорок лет. Да, Рори был одинок, и он часто смотрел через палубы на носовой кубрик, где можно было увидеть Тима О'Тула, обычно в окружении нескольких человек, что свидетельствовало о его популярности. Теперь Рори жалел, что спровоцировал вражду с О'Тулом. Тим был парнем, с которым можно было посмеяться над непристойной шуткой, повалять дурака и быть ему, как выражался сам Тим, закадычным другом. Но вражда между ними была открыто провозглашенная самим Рори, и теперь, поставив себя первым в списке кандидатов на поединок с Тимом, Рори много бы дал за то, чтобы отказаться от этого.
Конечно же, он не собирался устраивать публичного спектакля перед всей командой. Он и Тим могли бы разобраться во всем сами: победитель стал бы победителем, а побежденный – побежденным, а потом они пожали бы друг другу руки и забыли про все. Но капитан Спаркс со свойственным ему высокомерием объявил, что они должны разрешить свои споры на палубе под его наблюдением и у всех на глазах. Шли дни, гнев Рори остывал, и он с удовольствием бы отменил схватку. Пожалуй, если бы случилось иначе и Рори попал бы на другое судно таким же образом, он бы не забыл эту подлость так быстро; но раз уж так получилось, и он оказался на «Ариадне», то единственное, в чем Тим был виноват, так это в том, что привел его на корабль несколько грубоватым образом. Нет, он не ненавидел Тима, и по тому, как Тим смотрел на него, когда они в последний раз проходили мимо друг друга, можно было судить, что и Тим не испытывал ненависти к Рори. Словом, суть дела заключалась в том, что Рори сейчас с ним драться не хотел. Возможно, пока Спаркс об этом молчит, все забудется. Рори надеялся на это. Ему хотелось, чтобы Тим был его другом.
Но гораздо чаще, чем мысли о Тиме, в те темные ночи, когда он, обхватив колени руками, сидел в напряжении на полу около своей койки, им владела мысль о странной и неотразимой чернокожей женщине, которая была отделена от него всего несколькими переборками. То первое и пока единственное впечатление о ней все еще не давало ему покоя, в своем сознании он прокручивал фантастические сцены, которые могли бы происходить между ней и капитаном. Затем в своих фантазиях он занимал место капитана и чувствовал, как его собственные руки блуждают по лоснящейся черной коже, и ощущал странный вкус ее губ на своих. Она совершенно вытеснила все воспоминания о других его женщинах, даже о Мэри Дэвис из Глазго. Карма! Даже имя ее завораживало своим варварским очарованием.
