Можно предположить, что наделение вяземскими землями верных великому князю литовскому людей осуществлялось целенаправленно с расчетом обеспечить оборону крайних восточных пределов государства. Поэтому мы и видим вотчину сына пана Ивана Ходкевича (волость Рогачев — крайний северо-восток Вяземской земли)[122] на самой границе с московской Ржевской и Тверской землями, рядом с владениями ненадежных фоминско-березуйских князей. Князья Глинские владели вотчинами в противоположной части Вяземщины — на крайнем юго-востоке (волости Турье[123], Судилов[124], Шателыпа[125]). Они размещались компактно в верховьях р. Вори, растянувшись от р. Жижалы (приток Угры) до р. Желоньи (приток Истры).
Местонахождение вотчин местных, коренных вяземских князей (собственно Вяземские, Бывалицкие, Козловские, Жилинские) определяется в основном[126] в стороне от границы, в глубине Вяземского княжества. Таким образом, мы вновь встречаемся с невозможностью определить большую часть восточной вяземской границы.
Теперь настало время обратиться к сознательно пропущенным нами вяземским землевладельцам князьям Крошинским. Их судьба ярко иллюстрирует события начала московско-литовского противостояния, когда множество пограничных князей были лишены своих владений и отметены в глубину ВКЛ. Наблюдение за событиями, связанными с князьями Крошинскими, в этом случае может служить примером.
Возможно, вплоть до 1486 г. на можайско-вяземском участке литовско-московской границы и не могло возникнуть очага конфликта. Если между литовскими (смоленскими) и тверскими владениями шло активное взаимодействие (что отражено в договорных грамотах){711}, то между литовскими и московскими (можайскими) землями долгое время, видимо, попросту не было соприкосновения. Сигизмунд Герберштейн утверждал, что «во времена Витольда владения государей московских простирались на пять-шесть миль за Можайск» («…на шесть миль не доходили до Можайска»){712}. В то же время известные литовские владения в этом регионе (волости в районе р. Гжать, принадлежащие князьям Крошинским) размещались на значительно большем расстоянии от Можайска.
Ситуация, возможно, изменилась в 1473 г., когда Можайск неожиданно получил в довесок к уделу московский князь Андрей Васильевич[127]. Он (а может быть, и до него удельные князья Андрей Дмитриевич Можайский (1389-1432), Иван Андреевич (1432-1454), Юрий Васильевич Дмитровский (1462-1471)) начал активную колонизационную политику и довольно скоро продвинулся к литовским владениям. Вероятно, вплоть до территории, непосредственно занятой подданными ВКЛ, князь Андрей не нашел сколько-нибудь ценных в хозяйственном плане земель. Здесь господствовали леса и болота. Прямой контакт с территорией ВКЛ Андрея Васильевича не только не остановил, но прибавил энергии, так как появилась возможность заселять и присоединять уже освоенные земли. Очевидно, в других частях удела (Углич, Бежецкий Верх, Звенигород) князь Андрей не мог так активно увеличивать свои владения. Здесь же его шаги могли быть, во-первых, поощрены со стороны центральной власти, а во-вторых, остаться безнаказанными со стороны ВКЛ. Все, что смогли предпринять князья Крошинские, на вотчину которых и был направлен интерес московского удельного князя, — это жалобы в посольских речах. Наступление Великого княжества Московского развивалось так стремительно, что Крошинские, утратив одни свои владения, успели получить другие (в районе Угры) и вскоре потеряли и их.
Едва приблизившись к вяземским землям, московская сторона стала предъявлять на них претензии, как на исконные можайские земли[128]. Ряд волостей был объявлен тянущим к Можайску и захватническим целям придан легитимный характер с опорой на традицию, старину. Довольно скоро в составе можайских мы видим волости, еще совсем недавно составлявшие владения князей Крошинских[129], Глинских, Вяземских.
Действия удельного князя Андрея Васильевича, очевидно, не только поощрялись, но и направлялись центральной властью. Так после военных операций можайского князя (нападения 1486-1490 гг. на волость Ореховну (Ореховскую) князя Михаила Глинского, волости Могилен, Негодын и Миценки, двор и волость Дуброву (Дубровскую) князя Михаила Дмитриевича Вяземского, на хлепенскую волость Ждат, волости князей Крошинских, волость Турье князей Глинских и др.) в игру вступили официальные московские власти. Организацией заселения недавно отнятых владений князей Крошинских занимался дьяк великого князя Василий Долматов. Он «посадил» в волостях Ольховец, Лела и Отъезд более 200 семей, а в Тешинове и Сукроме более 300 семей крестьян из Великого княжества Московского{713}.
Ту же политику, что и князь Андрей Васильевич, проводил его сосед удельный князь тверской Иван Молодой. Он также совершал разорительные набеги на соседние со своими литовские владения, захватывал и оставлял за собой окрестные волости. (Жалобы 1488 г. — нападения и грабеж Хлепеня, волостей Труфонов, Негомир и Сочовки; жалобы 1490 г. — «выбрали и выжгли» хлепенские волости Джать, Понизовье, то же вновь с волостями Труфонов, Негомир и Сочовки; жалобы 1492 г. — засели Хлепень и Рогачев{714}. И снова прозвучало заявление, что Рогачев «волость изстарины нашие отчины Тферские земли», а Хлепень «в старых докончаньех предков наших и в отца его королеве докончанье записан к нашему великому княжьству»{715}.)
Князья Крошинские, лишившись владений, не бросили службу великому князю литовскому. Вскоре они получили новые владения и тоже возле границы (в районе р. Угры): Залоконье, Волста [Нижняя], Клыпино, Нездилово, Чарпа, Головичи{716}. Однако уже в 1494 г. перечисленные волости фигурировали в составе владений князя Семена Федоровича Воротынского — перебежчика на московскую сторону (в 1492 г.){717}. Правда, московские бояре уступили перечисленные волости ВКЛ{718} и до следующей войны 1500-1503 гг. они находились в составе ВКЛ. После 1500 г. Крошинские окончательно потеряли свои владения. Лишившись земель, они получили в Смоленске выгодную должность казначея (Константин Федорович — в
1506 г., Тимофей Филиппович — в 1507-1508 гг.). Тимофей Филиппович был способен за собственные деньги приобретать владения (в
1507 г. состоялось подтверждение купли им у смоленской боярыни Орины «делницы села ее отчизного»{719}). Характерно, что князь Константин Федорович Крошинский получил двор Дубно в Городненском повете «до очишченья отчизны его в Смоленску»{720}. По тексту подтверждения на двор Дубно, узнаем, что у князя Крошинского «именеица его остали ся вбогие около Смоленска, ино тые именеица от неприятеля жо на корень скаженны»{721}.
Таким образом, князья Крошинские, несмотря на удары судьбы, остались надежными подданными великого князя литовского. Не известно ни одного случая их перехода на московскую сторону.
