– Не надо. Я знаю этот фильм, – грустно улыбнувшись, сказала женщина и принесла диск с фильмом.

Меня поразило название: «Доживём до понедельника».

– Вся жизнь понедельник, – почему-то сказал я.

– Сегодня пятница, тринадцатое, – то ли пошутила, то ли поправила меня сотрудница, и неожиданно добавила – Я когда-то тоже была школьной учительницей.

Не могу сказать, что фильм явился для меня откровением. Я многого не понял, но сюжет и игра актёров понравились. Меня умиляла их наивная вера во всепобеждающую силу добра, их духовные терзания, попытки найти ответы на мучившие полудетские души вопросы. Они искали Истину так, как ищет лекарство человек, страдающий сильной болью: долго и мучительно! А лекарства не было.

Я выключил видеоплеер и бездумно сидел в тёмной комнате. Когда глаза привыкли к темноте, я вдруг почувствовал: отпустило! На душе стало легче.

Село Медведково, как и положено русским сёлам, стояло на берегу тихой, но полноводной речки Медведица. Волею судеб Медведково затерялось средь бескрайнего моря сибирской тайги. Именно сюда, на задворки Российской империи, ещё при Александре Благословенном спасаясь от неправедных гонений на истинную веру, пришли староверы. Пришли и осели на долгие годы. Место было благодатное: в речке плескались окуньки да плотвички, в холодных чистых ручьях водился хариус, в лесах резвились многочисленные белки, а где белки, там и куницы. Соболь облюбовал эти места задолго до появления первых поселенцев. Летом в густом малиннике частенько слышался медвежий рык, а в густых зарослях боярышника, похрюкивая и повизгивая, усердно рыли пятачками землю в поисках вкусных корешков дикие свиньи.

Благодать земная! А главное – место тихое, укромное. До царя и его слуг сатанинских далеко, до бога близко. Как-никак, почитай, край земли. Отсюда и молитвы до бога быстрее доходят.

Во главе общины староверов стоял старец Алексий – страстный ревнитель чистоты и устоев истиной веры. Общину Алексий держал в строгости. Был он суров и скор на расправу. Боялись его. Боялись, но уважали за твёрдость духа, за мудрость житейскую, за то, что книги церковные старинного письма, из Византии на Русь привезённые ещё до Раскола, чтил, и молитвы многие наизусть знал.

Привёл Алексий народишко в край таёжный, глухой, куда нога христианская не ступала. Вокруг земли непаханые, да зверьё непуганое. Всю весну община корчевала вековую тайгу. Трудно было: лиственницы в два, а то и в три обхвата, корневищами в землю зарылись – не выдерешь! Работали от зари до вечерней звезды, до кровавых мозолей, до грыжи, многие тогда животы надорвали. А как землицу от деревьев да корней расчистили, Алексий народ созвал, помолились скопом, и где старец посохом ткнул, там молельню и заложили. Строили всем миром, несмотря на то, что сами с дитятями малыми в шалашах ютились. Через месяц Алексий крест старообрядческий на луковку церковную самолично приладил, иконы старинные темноликие на стены повесил, и первую службу провёл.

Так Медведково и зародилось! А кто название такое для села выдумал, того память людская не сохранила. Да и горя в этом мало. Медведково ничем не хуже, чем Верхняя Козловка или Большие Бобыли[4].

Первую зиму пережили с трудом. Как говорил Алексий: «Со страхом в душе и богом в сердце!». В общине в основном были людишки рязанские да псковские, сибиряков мало было. Однако, несмотря на то, что зима выдалась в том году особенно лютая, выдюжили.

Правда, не обошлось без потерь: Еремея Прохорова медведь в лесу заломал. Пошёл Еремей по утру в тайгу капканы проверить, да и повстречался ему медведь-шатун. Еремей без ружья был, оно и понятно: не на охоту собирался. А коли медведь осенью в спячку не залёг – горе тому, кто его повстречает: зверь злой и голодный. Выхватил Еремей нож, да только нож супротив медведя никак не годится. Когда медведь на Еремея навалился, успел он ножом пару раз зверя в бок ударить, да до сердца не достал: короток клинок оказался. Так и помер Еремей смертью лютой да безвременной. Схоронили его на погосте, что сразу за селом начинался. Могилка Еремея на погосте первая, да видит бог, не последняя.

Зато по весне, когда снега сошли и цветущий багульник сопки в розовый цвет окрасил, в семье Евпатия по прозвищу Цыган, мальчонка народился. Нарекли его Андреем. Вот так и появился на земле сибирской первый коренной житель села Медведково Андрей Цыганков: его так в церковной книге старец Алексий записал.

Видно богу угодно было, чтобы в один год в Медведково и первенец появился, и первая могилка.

Оно и понятно: жизнь со смертью завсегда рядышком ходят!

Со временем я научился определять, когда тебя сотрут. Вернее, не сам момент стирки, а предшествующую подготовку. По второстепенным мелочам, которым раньше не придавал значения, стал понимать, что меня готовят к новой операции. На каждое новое задание ты идёшь «чистым», без прошлого. Тебя стёрли в очередной раз. Постепенно я стал относиться к каждому заданию, как актёр к новой роли: творчески и по системе Станиславского.

В нашей организации за «стирку» отвечает «Отдел подготовки и легендирования», сокращённо – «ОПиЛ». Казалось бы, при такой аббревиатуре сам бог велел придумать про сотрудников ОПиЛа что-нибудь про опилки в их служивых головах. Однако вопреки всему к ним намертво прилипло выражение «прачки». Вообще-то нам мало что известно о сотрудниках и структуре ЗГВ. Мы знаем лишь своего куратора, или, как его ещё называют, «звеньевого». У каждого «звеньевого» от пяти до семи подопечных. Сотрудники звена между собой незнакомы. Так в случае провала из общей цепи выпадает только один сотрудник и его куратор. Куратора меняют на нового, семье сотрудника назначают пожизненную пенсию от имени несуществующего фонда, а оставшихся членов звена перетасовывают по другим звеньям. Как говорится, лучше «перебдеть», чем «недобдеть».

В личном контакте, да и то на начальном этапе, мы находились с инструкторами отдела боевой и специальной подготовки. Обучение проходило по строго индивидуальной программе. Каждый курсант занимался со своим инструктором. За всё время обучения я ни разу не столкнулся с другим курсантом или «чужим» преподавателем. Система обучения и жизнеобеспечения построена так, что, даже находясь внутри «учебки», чувствуешь себя, как Робинзон Крузо на необитаем острове.

Ещё мы знаем, что во главе ЗГС стоит Директор, но ни его имя, ни фамилии нам не известны. Никто и никогда его не видел. Нам неизвестно, мужчина он или женщина. Возможно, его вообще не существует, и от имени Директора выступает группа лиц, обладающая особыми полномочиями. А вот про ОПиЛ – «Отдел подготовки и легендирования» мне доподлинно известно, что он состоит из двух подразделений: группы предварительной подготовки – «прачки» и группы легендирования – «сказочники». «Прачки» стирают прошлое, «сказочники» готовят «легенду» – твою новую жизнь. Почему-то так повелось, что «прачек» все недолюбливают, хотя именно они удаляют все документы, по которым тебя можно идентифицировать. Это ёмкий и очень кропотливый процесс. Даже пассивно идущий по жизни человек оставляет за собой целый шлейф справок из ЖЭКа, ГАИ, кожно-венерического диспансера, заявлений в ЗАГС о заключении брака, заявление о расторжении брака, больничных листов, квитанций об уплате за газ и электричество, налогов за шесть соток земли в ближайшем Подмосковье и курятник, гордо именуемый «дачным строением». Ну и, конечно, истории болезни, записи в которой так же загадочны и неразборчивы, как клинопись на древнеегипетских глиняных табличках. Все документы негласно фальсифицируются или на время проведения операции изымаются. Что ни говори, а подготовка к операции – очень трудоёмкая и очень дорогая работа, но игра стоит свеч. После стирания личности любая попытка противной стороны «раскопать» хоть какую-нибудь информацию (кроме той, что существует о тебе согласно «легенды»), обречена на провал.