Когда на горизонте показался посёлок нефтяников, и пилот стал делать левый разворот, чтобы зайти на посадку, в работе двигателя зазвучали фальшивые нотки. Через мгновение двигатель «закашлялся» и заглох. Лопасти винта по инерции продолжали вращаться, но вертолёт, не реагирую на попытки пилота выправить ситуацию, быстро теряя высоту, стал заваливаться на левый бок. Альфия уловив некий диссонанс в работе двигателя, вынула из ушей наушники и вопросительно посмотрела на Хайруллина. Когда крен стал большим, и земля стремительно понеслась навстречу, она испуганно ойкнула и по-детски уткнулась ему в плечо. Он обнял её левой рукой и прижал к себе. Правой рукой Ринат торопливо достал телефон и успел набрать номер жены. Жена ответила сразу.

– Береги себя и детей! – от волнения он перешёл на тарский язык. – Да хранит вас Аллах…! Ответа он не услышал. Потом был страшный удар и темнота. Потом наступила Вечность…

Когда жители рабочего посёлка и приехавшие на торжество гости подбежали к месту катастрофы, разбросанные взрывом обломки вертолёта продолжали гореть, пачкая голубое майское небо жирными мазками чёрного дыма. Президента они нашли неподалёку от места взрыва. Опалённый взрывом, он лежал, уткнувшись лицом в жёлтые весенние цветы с горьким названием «мать-и-мачеха», широко раскинув руки, словно пытался напоследок обнять всю землю.

В военном госпитале, куда доставили тело президента, долго не могли разжать правую ладонь, в которой намертво были зажаты обломки сотового телефона.

В отличие от других столиц, Берн жил тихой размеренной жизнью довольного всем провинциала. По чистым мощёным булыжником мостовым, весело позванивая, неспешно катились трамваи; вымытые до прозрачности горного воздуха витрины многочисленных магазинов и магазинчиков светились уютным жёлтым светом, а на узких улочках грассирующая французская речь привычно переплеталась с отрывистыми и резкими, как военный приказ, немецкими фразами. Разношёрстные группы туристов со всех концов света с праздным видом шатаясь по городу, наполняли его весёлым гомоном и призывным женским смехом.

Потомок древнего германского рода, удачливый коммерсант барон Людвиг фон Вестфаль любил приезжать в Берн на рождественские каникулы, когда срывающийся с небес лёгкий снежок делал и без того нарядные улицы города живой иллюстрацией к сказкам братьев Гримм.

Будучи деловым человеком, Вестфаль с вокзала прямиком направился в банк, трезво рассудив, что в рождественскую эйфорию можно окунуться позже, покончив со всеми делами. В банке он достал из бумажника визитную карточку, на которой готическим шрифтом было начертано «Иосиф Фишман. Канцелярские товары». Ниже был адрес и номер сотового телефона.

Губы потомка древнего германского рода тронула улыбка. Даже сам уважаемый всеми горожанами господин Фишман не знал, что номер его сотового телефона – не что иное, как зашифрованный номерной банковский счёт. Людвиг прибавил к первой цифре единицу, ко второй цифре двойку, к третьей – тройку и так до конца. Таким нехитрым кодом он пользовался давно. Номер счёта в банке Людвиг помним наизусть, но в качестве подстраховки на случай частичной или полной потери памяти вследствие возможной черепно-мозговой травмы, внезапно приключившегося инсульта или нахлынувшего старческого маразма, использовал визитку в качестве шпаргалки. В специальном отделении его бумажника лежали ещё несколько «очень важных визиток», которыми он мог воспользоваться в других банках.

Вся прелесть по-детски наивной комбинации состояла в том, что, попади «визитки» в чужие руки, они не представляли бы для Людвига никакой опасности. По указанным на «визитках» адресам действительно проживали уважаемые господа, до которых реально можно дозвониться по указанным телефонам.

Раз в год под Рождество Людвиг посещал несколько крупных швейцарских банков, где у него на номерных счетах хранились очень крупные суммы. За год начислялись приличные проценты, которые он и перечислял в «Альпенбанк». На этом, собственно, и заканчивалась деловая часть поездки в Берн. Дальше можно было расслабиться.

Побродив по городу, вдоволь насладившись рождественским весельем и основательно проголодавшись, Людвиг направился в гостиницу, где у него на все праздники был забронирован номер. На первом этаже гостиницы располагался небольшой, по-домашнему уютный ресторан, с хорошей кухней. Людвиг заказал салат из авокадо, тушёные овощи, поджаренные на углях бараньи рёбрышки и бокал красного вина. Когда официант затопил камин, в зале стало по-настоящему хорошо и уютно. Камин был настоящий, облицованный серым камнем, и потрескивающие поленья щедро отдавали посетителям живое тепло.

Когда Людвиг приступил к салату, за соседний столик села шумная компания молодых людей: двое рослых, по-спортивному подтянутых парней и три девушки. Все были одеты в спортивные брюки и яркие свитера. Людвиг предположил, что компания вернулась с лыжной прогулки. Хотя они свободно болтали по-немецки, он определил, что парни говорят с заметным акцентом.

«Похожи на финнов», – машинально отметил Людвиг и стал пристально изучать девушек. Одна была русоволосая хорошенькая полячка, которая активно мешала немецкие слова с польскими, и часто выражая удивление, вскрикивала: «О, матка бозка»!

Две других девушки были немками: одна обладала рыжими волосами, которые выбивались из-под лыжной шапочки, мощной челюстью и костлявой фигурой. Вторая была коротко стриженной крашеной брюнеткой со смазливой мордашкой и голубыми широко открытыми глазками. Людвиг мысленно примерил на брюнетку парик с двумя золотистыми косами – получалась классическая валькирия. У валькирии под свитером угадывалась большая спелая грудь. Длинными ухоженными пальцами она задумчиво крутила на столе высокий бокал со светлым пивом и украдкой бросала заинтересованные взгляды в сторону Людвига. Людвиг знал, что выглядит моложе своих пятидесяти лет: высокий, импозантный, с лёгкой сединой на висках, он нравился женщинам.

– Почему бы не позволить себе маленькое любовное приключение? – задался вопросом Людвиг, продолжая с удовольствием разглядывать девушку. Она уловила его взгляд, и когда её знакомые собрались покинуть ресторан, она осталась.

– Бай! Бай! – приятным голосом произнесла брюнетка и сделала друзьям прощальный жест ладошкой.

Пару минут Людвиг выжидал, потом, поднявшись из-за столика, подошёл к девушке.

– Простите, фройлен, мою бесцеремонность, но одиночество – не самый лучший подарок на рождество! Позвольте мне скрасить Вам сегодняшний вечер и пригласить Вас за мой столик, – произнёс Людвиг, глядя в её голубые глаза.

– Очень благородно с Вашей стороны, но мне почему-то кажется, что дело не во мне, Вы сами пытаетесь избежать одиночества! – засмеялась она, и, заметив его минутное замешательство, добавила: – Впрочем, я не возражаю!

После первого бокала вина выяснилось, что валькирию зовут Мартой. У Марты оказался весёлый нрав и приятная располагающая улыбка. Людвиг заказал бутылку настоящего мозельского: очень дорогое и столь же приятное на вкус вино.

Они чудесно провели время. Марта много смеялась, показывая идеально ровные зубки, а когда время перевалило за полночь, и Людвиг предложил продолжить вечер у него в номере, легко согласилась. Когда они поднимались по лестнице, Марта напустив на себя ужасно серьёзный вид, спросила:

– Надеюсь, Людвиг, кровать в твоём номере не скрепит? Иначе мы доставим беспокойство другим постояльцам, и они могут заявить на нас в полицию! Он смутился и хотел что-то ответить, но Марта показывая на него пальцем и давясь от смеха, произнесла: – Видел бы ты сейчас своё лицо!

Кровать в номере не скрипела, и они без устали, с каким-то непонятным остервенением, занимались любовью до самого рассвета. Позже, вспоминая эту рождественскую ночь, Людвиг понял: они спасались от одиночества.