– Нагрудное украшение Двенадцатой династии.
– Еще одно нагрудное украшение Двенадцатой династии, – поправил «отец Гиргис». – А также ожерелье из золота с сердоликовыми бусинами и такие же браслеты. Это сокровище когда-то принадлежало принцессе эпохи Среднего царства, оно было надежно спрятано под основанием ее гробницы, так что никому до сих пор не удалось его обнаружить. Это уже второй такой тайник, который мы нашли в Дахшуре, миссис Эмерсон. И если бы не ваш непоседливый отпрыск, этим бы дело не ограничилась. Последние несколько недель ваш очаровательный малыш непрерывно ковырялся у Дахшурских пирамид. Один из моих людей видел, как он нашел гробницу принцессы и извлек эти драгоценности, но мы не стали лишать мальчика игрушек, понадеявшись, что он угомонится. Да не тут-то было... Вы балуете ребенка, миссис Эмерсон. Скольким мальчикам его возраста разрешают вести самостоятельные раскопки?
Я уже собиралась ответить, когда увидела кое-что такое, отчего у меня кровь застыла в жилах. К зарешеченному окну прижалось лицо, искаженное жуткой гримасой. Я бы его не узнала, если бы не длинный нос, просунутый между прутьями решетки.
Рамсес!
Лжесвященник продолжал:
– К сожалению, таковы неизбежные превратности моего ремесла. А теперь я вынужден просить разрешения покинуть ваше приятное общество. Нужно оповестить тружеников, которые в поте лица обыскивают вашу комнату, что я нашел нужные предметы. Итак, прощайте, дорогие мои. Надеюсь, мы больше не увидимся.
И «отец Гиргис» непринужденно двинулся к двери.
Люди в тюрбанах уставились ему вслед. Эмерсон стоял спиной к окну, тоже провожая взглядом главаря злодеев. И лишь я одна видела, как трясутся деревянные прутья решетки. Внезапно решетка повернулась, и тут я поняла, как Рамсес мог незаметно уходить и возвращаться по ночам. Что же делать?! Приказать ему оставаться на месте, не привлекая внимания, я не могла. Оставалось лишь повернуться к чаду спиной и представить, какому наказанию я подвергну это пронырливое и непослушное существо.
Последняя колкость Гения Преступлений осталась без ответа, хотя на языке так и вертелось: «Ну уж нет! Мы непременно встретимся! Я не успокоюсь, пока не выслежу тебя и не положу конец твоим гнусным козням».
Однако Эмерсон терпеть не может, когда последнее слово остается не за ним.
– А нас вы оставляете на растерзание своим прихвостням? Ну да, грязную работу вы поручаете другим. Но наша кровь будет на вашей совести, негодяй!
«Отец Гиргис» послал нам от двери еще одну чарующую улыбку:
– Дорогой мой профессор, не будет пролито ни капли крови! Смиритесь с неизбежным. Мои люди получили приказание связать и...
Гений Преступлений осекся.
Окно распахнулось, и в комнату ввалился Рамсес. Быстро вскочив на ноги, он ринулся к злодею:
– Отдайте! Это мое!
Удивительно, но детский писк напоминал рык родителя.
Гений Преступлений расхохотался:
– Бесенок сатаны! Держи его, Мустафа!
Мустафа злобно ухмыльнулся и небрежно выбросил вперед руку. Удар пришелся Рамсесу прямо в грудь и сбил его с ног. Наш бедный сын отлетел к стене и сполз на пол.
Я услышала рев Эмерсона, щелчок пистолета. Но ничего не увидела... Меня вдруг объяла кромешная тьма, словно облако густого дыма. В ушах грохотало и скрежетало...
Прошла целая вечность, прежде чем чьи-то руки встряхнули меня и чей-то знакомый голос прокричал:
– Пибоди! Пибоди!
Туман перед глазами рассеялся. Я по-прежнему стояла посреди комнаты, сжимая в руках зонтик...
Тряс меня, разумеется, Эмерсон. На свете не сыщешь еще одного столь же деликатного человека.
Рамсес сидел, привалившись спиной к стене, ноги вытянуты вперед, руки безвольно свисают. Рот его был приоткрыт, глаза выпучены, в них застыла смесь ужаса с изумлением.
– Ты жив... – пробормотала я.
Рамсес кивнул. В кои-то веки он потерял дар речи.
На лице Эмерсона я увидела то же выражение недоверчивого ужаса. Хотя для тревоги не было никаких оснований: один негодяй лежал лицом вниз, прикрыв голову руками. Второй вжался в угол и бормотал что-то нечленораздельное. «Отец Гиргис» исчез.
– Ты прекрасно справился с ситуацией, Эмерсон, – просипела я, неприятно поразившись собственному голосу. – Мои поздравления.
– Это не я! – выдавил Эмерсон. – Это ты!
Он разжал руки и тяжело опустился на скомканные одеяла.
– На твоем зонтике кровь, Пибоди.
Только тогда я поняла, что поза моя довольно воинственна. Зонтик выставлен вперед, словно я вознамерилась нанести разящий удар. На стальном наконечнике что-то алело. Кал... кал... Я завороженно смотрела, как с моего зонтика капает кровь...
– Неистовство, – продолжал Эмерсон, качая головой. – Вот как это называется... Неистовый гнев. В древнегреческих мифах о нем часто упоминается. Но в жизни... Такое я видел впервые! Тигрица, защищающая детеныша...
Я прочистила горло.
– Эмерсон, понятия не имею, о чем ты тут толкуешь. Так, разорви простыню на полоски, давай свяжем преступников, а затем отправимся выручать наших людей.
2
Выручать никого не пришлось. Пока мы пеленали двух головорезов (которые пребывали в состоянии паралича и не оказали никакого сопротивления), в дом ворвались наши работники.
Выяснилось, что их застали врасплох. Они не подозревали об опасности, пока один из них не проснулся и не увидел, что на него направлена винтовка «проклятого христианина». Эмерсон поспешил снять с коптов подозрения. Упоминание о «святом отце» поначалу смутило Али, но после наших объяснений он продолжил рассказ:
– Увидев винтовку, я закричал и разбудил остальных. Человек велел нам не двигаться, госпожа, поэтому мы не двигались. Понимаете, это была многозарядная винтовка. Но мы бы все равно пришли, если в знали, что вы в опасности. Честно говоря, мы уже собирались наброситься на разбойника, когда из темноты вдруг появился человек. Он махал руками и кричал...
Судя по описанию Али, это был «отец Гиргис».
– У него была длинная борода, госпожа, а на поясе болтался крест. Лицо все в крови, и он кричал так пронзительно, совсем как перепуганная женщина...
Эмерсон исподлобья взглянул на меня, но я сделала вид, что не замечаю этого испытующего взгляда.
– Продолжай, Али.
Юноша почесал голову:
– Они убежали, госпожа. Оба. Мы так удивились, что не знали, что же делать. Дауд сказал, что надо оставаться на месте на тот случай, если человек с ружьем тайком наблюдает за нами...
Дауд растерянно заерзал.
– Но мы с Мохаммедом сказали, что нужно найти вас. Так и сделали. Наш почтенный отец принял слишком много гашиша, госпожа...
Абдулла во сне выглядел таким счастливым, что было неловко его будить. Поэтому мы просто внесли его в комнату и уложили на кровать, велев Али присматривать за отцом. Остальные отправились наводить порядок в комнате нашего сына.
Рамсес все еще прижимал к своему худому тельцу коробочку с драгоценностями.
– Мамочка, ты не хочешь поговорить со мной?
– Очень хочу, Рамсес, но позже. А теперь помоги прибраться в своей комнате.
– Один вопрос, – подал голос Эмерсон. – Какого дьявола ты полез в окно, Рамсес? По-моему, тебе велели привести подмогу.
– Разбойник хотел украсть мои находки, – насупившись, ответил Рамсес.
– Но, мой дорогой мальчик, это же было очень опасно! – воскликнул Эмерсон. – Нельзя требовать у воров то, что принадлежит тебе по праву. К твоему сведению, эта публика не склонна выполнять подобные просьбы.
– Никакой опасности не было, – невозмутимо ответил Рамсес. – Я же знал, что вы с мамочкой не позволите этим злым людям причинить мне вред.
Эмерсон закашлялся и мазнул рукавом по глазам. Мы с Рамсесом обменялись долгими пристальными взглядами.
– Иди спать, Рамсес, – вздохнула я.
– Да, мамочка. Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, папа.
– Спокойной ночи, мой дорогой мальчик.
Под суровой наружностью моего Эмерсона скрывается слабое и сентиментальное существо. Я тактично глазела в сторону, пока он вытирал глаза. Наконец он заговорил:
