– Не ворчите, все калории уйдут как раз на выход из стресса, а ваша замечательная фигура останется в полной неприкосновенности.

Марина опять покраснела, смутившись не столько от его двусмысленного замечания, сколько от его весьма откровенного взгляда, скользнувшего по ее фигуре. Досадуя на себя, Марина покраснела еще сильнее. А Сашу вся эта ситуация явно забавляла, отчего она совсем уж зарделась как маков цвет. В общем, началась цепная реакция.

Спасение пришло в виде небольшого холодного брусочка в фольге, который с самой обаятельной улыбкой ей протягивал ее мучитель и ее спаситель в одном лице. Нервно разорвав упаковку, Марина постаралась взять себя в руки и медленно откусила кусочек восхитительного шоколадного мороженого в белом шоколаде. Возникшая пауза помогла прийти в себя ей и, кажется, вывела из равновесия его. Забыв о своем мороженом, Саша, не отрываясь, смотрел на ее губы. Хорошо еще, что взгляд Марины был опущен долу, и она ничего не заметила, а то ситуация могла бы зайти в тупик.

Угол Невского и Большой Конюшенной не самое удачное место, чтобы стоять и зачарованно смотреть. Чтобы стоять, потупив глаза, он также не годится. Уже в следующее мгновение людской поток не слишком деликатно подхватил молодых людей и понес, слава богу, в нужную им сторону. А еще мгновение спустя к Саше вернулось его красноречие, и он не без ехидства поинтересовался у Марины, чем занимается она помимо того, что дает отставку надоевшим женихам.

– Я художник. А еще преподаю в детской художественной школе. Рома считает это благотворительностью, – не удержавшись от шпильки в адрес бывшего жениха, добавила Марина.

– Это он о художественной школе?

– Ага. Рома постоянно твердит, что работать за такую зарплату – это значит не ценить ни себя, ни свое время. Платят там, как вы понимаете, действительно мало. Хотя часов у меня тоже не так уж много, поскольку я совместитель. Вот только приходятся они преимущественно на вечера и субботу, и Рома, конечно, не в восторге… – Марина осеклась, почувствовав, что опять начинает заводиться.

– Надо полагать, он был бы счастлив, если бы вы эту работу бросили, – подхватил Саша и добавил с сарказмом: – А я-то по наивности считал, что благотворительностью занимаются в основном те, кто себя ценит.

– Ну, на самом деле Рома подходит к этому вопросу диалектически. – Поймав непонимающий взгляд своего спутника, Марина пояснила: – Где-нибудь в компании он любит поразглагольствовать о моем подвижническом труде и о том, как он меня ценит.

– Чтобы объяснить, почему его невеста вкалывает на малооплачиваемой, а значит, малопрестижной работе? – Саша хмыкнул. – И впрямь диалектический подход. А вам просто нравится эта работа, – не то спросил, не то сам же ответил он на свой вопрос.

– Мне действительно нравится работа с детьми, – согласилась, Марина. – К тому же я сама закончила эту школу, а преподавать начала, еще когда училась в Академии художеств.

– И что вы преподаете? Живопись и композицию?

– И рисунок. Неужели, Саша, вы учились в художественной школе?

– Я – нет, а вот моя двоюродная сестра, причем единственная и любимая, я уже говорил вам о ней, училась.

– Помнится, она – Скорпион. – Марина улыбнулась, вспомнив двух своих Скорпиош из выпускного класса. Девчонки вечно цапались даже на занятиях. – Между прочим, вы так ничего и не сказали по поводу вашего увлечения астрологией…

– Дело в том, что это вовсе не мое увлечение, а моей тетушки. Перед тем как мы столь… тесно познакомились с вами, я направлялся к ней домой, чтобы полить цветы. Обычно в ее отсутствие их поливает моя двоюродная сестра, я уже упоминал о ней дважды, если не ошибаюсь…

– Не ошибаетесь, – сухо подтвердила Марина.

– …но сейчас она в отъезде, – как ни в чем не бывало, продолжал Саша, – так что тетушка позвонила мне, сообщив при этом, что новенького нам обещают звезды, и особо отметив неудачное их расположение для моей нежно любимой двоюродной сестры и ее столь же нежно любимой племянницы.

– Неужели вы нарушите свое обещание? – искренне возмутилась Марина.

– К вашему сведению, свои обещания я всегда выполняю, – совершенно серьезно сказал Саша. – Просто полью цветы несколько позже. Тетушка живет совсем рядом, на углу Гороховой и Большой Морской.

Тем временем молодые люди вышли на Дворцовую площадь. На открытом пространстве порывы теплого ветра хозяйничали, как хотели: то нежно, то яростно трепали волосы, раздували одежду, как паруса, закручивали юбку вокруг ног. Марина пыталась убрать с лица непослушные локоны, но стоило выпустить их из рук, как они тут же опять начинали лезть ей в лицо. Заметив ее тщетные попытки справиться с волосами, Саша принял радикальное решение и, схватив девушку за руку, весело предложил:

– Попробуем бегом!

Марина сама не ожидала от себя ни такой сговорчивости, ни такой прыти. К счастью, на ней были удобные босоножки, вполне пригодные для бега по брусчатке.

Оказавшись под защитой Зимнего дворца, Саша притормозил так резко, что Марина тут же влетела в его объятия. Второй раз менее чем за час. Их взгляды встретились, только на этот раз ее глаза не были колючими, а в его глазах, кроме веселых искорок, было что-то такое, о чем Марина предпочла не задумываться. С улыбкой Саша заправил ей за ухо непослушную прядь, при этом его пальцы нежно скользнули по ее щеке. Он и на этот раз не слишком торопился отпускать ее, да и ей почему-то не хотелось проявлять инициативу…

Наконец, поддавшись проснувшемуся инстинкту самосохранения, который мог бы и не дремать, она осторожно высвободилась.

Проведя около получаса на весьма скромной выставке, состоявшей из нескольких полотен Моне и Ренуара, они отправились бродить по Эрмитажу. Марина убедилась, что ее новый знакомый действительно вполне разбирается в живописи и даже получает от нее удовольствие. Не то чтобы она ранее усомнилась в его словах… В общем, это было еще одно очко в его пользу.

Пройдя мимо серебряного саркофага Александра Невского, они попали в Малахитовый зал, и Саша тут же потащил Марину в соседнюю с ним Малую столовую. Ту самую, в которой было арестовано Временное правительство, о чем сообщает памятная мраморная доска на каминной полке. А рядом с доской стоят часы в виде носорога.

Подведя к ним свою спутницу, Саша торжественно сообщил:

– Когда мне было три года, я думал, что этот носорог – самое лучшее, что есть в Эрмитаже. Разумеется, не считая оружия и доспехов в Рыцарском зале.

– Что ж, мы можем констатировать, – Марина очень старалась говорить серьезно, но искрящиеся смехом глаза выдавали ее с головой, – что вы с детства отличаетесь хорошим вкусом.

– О, благодарю вас! – В ответ на этот шутливый комплимент Саша картинно прижал руки к груди и окинул девушку демонстративно-оценивающим взглядом. – Надеюсь, ваши слова относятся не только к моей способности оценить носорога.

Марина, конечно, опять смутилась и уже в который раз стала ругать себя за то, что слишком эмоционально реагирует на Сашу. Решив проявить благоразумие, она проигнорировала его последнее замечание, а ее спутник столь же благоразумно вернулся к вопросу о детских вкусах:

– Поскольку вы, Марина, работаете с детьми, вам, конечно же, известно, что зачастую они воспринимают прекрасное совсем иначе, нежели взрослые. К примеру, дети лет до десяти считают, что «Автово» – чуть ли не самая красивая станция метро в Петербурге. И все благодаря стеклянным колоннам. Однако после семнадцати это мнение, по-моему, редко кто разделяет2.

Марина вспомнила свое детство, и ей пришлось признать, что Саша прав. Они посмеялись, но напряжение какое-то осталось, во всяком случае, Марина его ощущала, хотя Саша был очень мил и никаких провокаций себе не позволял.

Дойдя до Готической библиотеки, они заинтересовались «Полным собранием законов Российской Империи». Этими толстенными фолиантами заставлены нижние полки застекленных шкафов вдоль всей библиотеки. В одном из томов Саша заметил закладку, затем и в ряде других книг они обнаружили такие же закладки с надписями, сделанными то ли карандашом, то ли чернилами, успевшими выцвести от времени. Больше всего закладок оказалось в томе, на корешке которого значилось: 1715—1825. Почему-то не вызывало сомнений, что закладки появились еще до того, как «Полное собрание законов Российской Империи» стало музейным экспонатом. В полумраке библиотеки да еще через стекло трудно разобрать, что написано на едва торчащем из книги закрученном бумажном листке, но на одной закладке совершенно отчетливо было выведено: «Птичья охота», и Саша тут же вспомнил охотничью эпопею из фильма «Летучая мышь». В результате возник забавный спор о том, кто и для чего отметил тот или иной закон и какое высокопоставленное лицо могло его нарушить. Поскольку библиотека была царская, то высокопоставленность нарушителя сомнений не вызывала. Потом Марина заметила на корешке книги надпись более мелким шрифтом: «Штаты гражданские и духовные», и молодым людям волей неволей пришлось признать, что их фривольные фантазии вряд ли имеют что-либо общее с действительностью. Скорее всего речь в данном томе шла о тех или иных должностях.