«Путеводитель по ресторанам Сити»;

«Биржевые прогнозы на 2000 год»;

«Общие банковские директивы» 1997, 1998, 1999;

«Обзор фармакологической промышленности»;

«Заочный курс итальянского языка», который я заказала, начала и бросила;

«Как научиться управлять временем и своей жизнью: десять способов делать больше, жить лучше».

Последний том определенно птичкам пригодится. На всякий пожарный я прихватила и «Сборник финансовых прогнозов» — произведение, вызывающее не менее живой интерес, чем железобетонный блок.

Я задумала соорудить забор вокруг голубиного гнезда со всеми его обитателями. В пути с похорон меня застал звонок Гая. Помощник порадовал: чиновник из муниципалитета сообщил, что завтра появится сокольничий. Я лично требовала напустить на голубей коршуна, и я же теперь до смерти хочу их защитить.

Тринадцатью этажами ниже, на площади, мой цирковой номер собрал приличную толпу. Гадает, должно быть, народ, что толкнуло женщину на самоубийство: дела сердечные или проблемы рынка. Не так давно брокер бросился в подземке под поезд, но промахнулся. Упал в желоб между рельсами и был вытащен спасателями. Все кругом только и говорят о том, какое это чудо, а я пытаюсь представить, каково бедняге: отчаяться настолько, чтобы решиться покончить с жизнью, и потерпеть крах даже в этом. И кто он теперь? Рожденный во второй раз? Или живой труп?

Из открытого окна офиса ко мне плывет голос Кэнди, от беспокойства он звонче обычного:

— Кейт, вернись!

— Не могу.

— Дорогая, такие фокусы — это крик о помощи. Мы все любим тебя!

— Какой там крик о помощи. Я хочу голубей спрятать.

— Кейт?!

— Я должна ей помочь.

— С чего вдруг?

— Завтра здесь будет коршун. Кэнди фыркает:

— Эка невидаль. Здесь кругом одни коршуны. Поверить не могу, Кейт! На кой черт тебе сдалась эта птица? Сию же минуту возвращайся, Кейт Редди, иначе вызову охрану.

Коллеги следят в окно за моими успехами; еще одна прилаженная книга вызывает язвительные аплодисменты. Протянув руку за «Курсом итальянского», задерживаю взгляд на поблескивающем обручальном кольце и розовых пятнах экземы вдоль косточек пальцев. Что останется от этой руки, если я упаду? Нет, Кейт, гони прочь мысли о крови и переломанных костях. Завершаю строительство крепости «Десятью способами» и ползу обратно, к окну, где тревожно переминается Кэнди. За спиной у нее маячит Гай со слегка перекошенным лицом. Не от страха, а от чего-то очень смахивающего на надежду.

12.17

Итак, мы с Момо победили. Сногсшибательное известие пришло Роду вчера поздно вечером: в Нью-Джерси мы добились своего. От счастья Момо скачет, как моя дочь.

— Вы справились, Кейт, справились!

— Нет, Момо. Мы справились. Вместе.

Род приглашает всю свою команду отпраздновать победу ланчем в ресторане на Лиденхолл-Маркет. Когда я была здесь в последний раз, все было по-другому. Известняк, похоже, ушел в прошлое: кругом сплошь матовое стекло, липовые японские мостики переброшены через ручьи, где полно карпов с недоуменно раззявленными ртами: оценят их здесь как дизайнерский шедевр или как горячее блюдо?

Род занимает соседний со мной стул, Крис Бюнс устраивается рядышком с Момо. Мне не нравится его взгляд на девушку — алчный, настырный, липкий, — но Момо, кажется, не против внимания. Вовсю флиртует, испытывая новообретенную власть успеха. Я то и дело упоминаю «Сэлинджер Фаундейшн», чтобы лишний раз произнести «Джек».

Обожаю его имя. Радуюсь, когда слышу его или читаю — в прессе, на вывесках магазинов. Джек Николсон, «Джек и волшебные бобы», джекпот. Даже министр иностранных дел стал симпатичнее только потому, что называется Джеком.

— Кейт, что там у тебя за хренотень с голубями? — рявкает Род за лобстерами.

— Да так… Мой личный вклад в спасение окружающей среды.

— Вот хрень! — Шеф рвет пополам рогалик. — Через край хватила, Кейт.

И добавляет, что нас с Момо ждет еще одна совместная работа.

— Хорошо. Подключить бы еще кого-нибудь.

Зашиваюсь.

— Где я тебе лишнюю голову возьму, Кэти? — ухмыляется Род. — Так что давайте, девочки, жмите на газ и палите чертовы покрышки!

Мчусь с работы домой, с порога зову детей, а ответа нет. Зато из гостиной несется визг, и у меня слабеют колени — заболели, разбились, умирают! Залетаю в гостиную. Все трое, Пола, Бен и Эмили, в обнимку лежат на диване перед телевизором, смотрят «Сказку про игрушки» и заливаются как ненормальные.

— Что такого смешного?

Они даже не слышат. У Эмили от хохота катятся слезы. Я смотрю на эту троицу, такую счастливую, дружную… и вдруг понимаю очевидное. Ты за это платишь, Кейт. Ты в буквальном смысле платишь чужой женщине, чтобы она в обнимку с твоими детьми смотрела твой телевизор на твоем диване. Настроение портится. Я интересуюсь у Полы, нет ли у нее дел поважнее, и меня тошнит от собственного голоса — ханжеского, высокомерного, зловредного. Все трое таращат на меня глаза и снова начинают хихикать. Явно не в силах совладать с собой, они хихикают над дамочкой, которая свалилась как снег на голову и решила заткнуть им рот. Да разве веселье выключишь, как свет? Мне иногда кажется, что Пола слишком близка с детьми и что это не принесет им пользы. Но гораздо чаще я думаю по-другому, что в лепешку разобьюсь, лишь бы она не ушла. Пола рассказывала, что некоторые матери меняют нянь каждые полгода, чтобы дети не привязывались. Немыслимо, до чего может дойти родительский эгоизм.

Конечно, меня тревожит, что Пола не учит их говорить правильно, как это делала бы я, — точнее, учит их говорить неправильно. И телевизор разрешает смотреть чаще, чем мне хотелось бы. С другой стороны, во многом она лучше меня. Терпеливее, настойчивее. После выходных в обществе детей я готова с визгом удрать из дома, а Пола всегда ровна, никогда не повысит голос. Дети взяли от нее немало хорошего.

Как-то раз я пришла в школу, и учительница, отведя меня в сторонку, завела разговор о будущем Эмили. Дескать, чтобы попасть в Пайпер-Плейс, моей дочери требуется — как бы точнее выразиться? — верный стимул дома. Дети неработающих матерей регулярно ходят в музеи, поэтому больше знают. Если они и едят «алфавитные рожки», то слова складывают на латыни. В то время как при отсутствующих родителях существует тенденция в основном полагаться на те-ле-ви-зо-р. Мисс Экленд удалось растянуть жуткое слово на пять слогов.

— Ваша Эмили, — добавила она, — демонстрирует поразительное знание мультипликационных фильмов Уолта Диснея.