Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«Эрлих, что же Вы умерлих. Не пишете, не звоните. Мы с Шуркой Вас лихом поминали. Г. Бен.». Видно, скучала…

Теперь об Иване Приблудном, который «прямо и честно подтвердил», то есть, можно думать, клялся и божился: не выдавал-де тайной службы Галины, а Есенин «раздул» подхваченный откуда-то слух. Приблудный, конечно, врал: ему, секретному сотруднику ГПУ с 1925 года, нельзя было «проколоться», тем более за несдержанность языка ему уже делали предупреждение (позже именно за разглашение своей стукаческой подневольной службы его упрячут в ГУЛАГ).

Некоторые есениноведы склонны сегодня «пожалеть» Приблудного за его ленивое сотрудничество с Лубянкой. Действительно, своей зависимостью от «органов» этот могучий здоровяк тяготился, «постукивал» слабо и неохотно, но, заметим, денежки из кассы ГПУ получал до поры до времени исправно, ведя разгульный образ жизни, нигде не работая. Определенный вкус к секретному промыслу стихотворец Овчаренко (это его настоящая фамилия) приобрел еще мальчишкой, когда зимой 1920 года приблудился к начальнику особого отдела Черниговской дивизии Ивану Крылову. Так что чекистский стаж у него был порядочный.

Говоря о трудной судьбе Приблудного, следует помнить: он все-таки внес свой «вклад» в сокрытие «есенинской тайны» и так и не посмел даже перед своей смертью рассказать об «англетеровском» кощунстве. Несколько его строк и подпись красуются на коллективной записке (Вс. Рождественский и др.) Эрлиху, датированной 24 декабря 1925 года и представляющей как бы еще одно алиби для адресата.

Само по себе появление Приблудного в Ленинграде вслед за Есениным в декабре требует объяснения, которого до сих пор не дано. Известны очень резкие высказывания Есенина о безнравственности приятеля, органического бездельника, из которого стихи лились, как вода из-под крана: «Не верьте ни одному его слову. Это низкий и продажный человек»; «…что это за дрянной человек». Жалеть его можно, но нельзя забывать, что объективно, сам того не сознавая, он способствовал организации кровавого кошмара в доме № 10/24 на проспекте Майорова.

Продолжаем комментировать письмо Бениславской. «Я несколько дней ходила, как сто пудов с плеч свалилось…» — облегченно вздыхает она. Что же так разволновалась? Если в 1925 году оставила свое сотрудничество с Лубянкой и если Есенин говорил сестре неправду, стоило ли, спустя три месяца после его гибели, вспоминать о неприятном эпизоде. Нет, она серьезно и заинтересованно к нему возвращается. И бросает заставляющую нас призадуматься страшноватую фразу:«.. убедилась, что я была права, щадя тогда его, и что он не отплатил подлостью».[19] Несколько сумбурно, но понятно. Пощадила бывшего друга, которого любила, ревновала и пыталась по-своему направить на большевистский путь. Пощадила, не отдав его в «чистые руки» чекистов.

Упомянутый выше автор публикации спешит делать выводы о нейтральности Бениславской, ее отстраненности от ведомства Дзержинского.

Конец процитированной фразы расшифровывается, на наш взгляд, так: выдай она поэта — он бы отомстил. Но главное тут другое — она бы, ради него самого, ради его благополучия, могла и «заложить» его, ибо считала ЧК— ГПУ, как Максим Горький и Исаак Бабель, не столько карающим органом, сколько перевоспитывающим несознательных людей. А Есенин, по ее убеждению (почитайте ее воспоминания), глубоко заблуждался.

Идеологические «уроки» Бениславской не возымели действия на Есенина, и это ее не просто огорчает, а бесит («Вы не наш», — пишет она). Как он не понимает, что она не «выдает» его, а спасает от близости к антисоветчикам. Можно, как ни странно, согласиться: удержи она его от хождения по острию политической бритвы — он бы остался жив. Но это все равно что сдержать бурю. Внутренняя свобода Есенина была неограниченной («Я сердцем никогда не лгу..»).

И последнее. «…Не так важно, — заключает Бениславская, — что думают, а важно то, что это была ложь». То есть — попытаемся четче понять ее мысль — подозрения Есенина на ее чекистский счет неосновательны. Но зачем же так усердно хлопотать? Она выгораживает себя перед Эрлихом, заботится, так сказать, о сохранении профессиональной гэпэушной тайны.

Остаются последние вопросы: знала ли она об истинном ремесле Эрлиха в трагические декабрьские дни? Ведала ли о его роли в сокрытии злодеяния? Ответы еще впереди. И, возможно, разгадки кроются не столько в области криминальной, сколько психологической.

Несомненно, она любила Есенина, но по-своему — лихорадочно-нежно. В оценке есенинских знакомых проявляются ее наблюдательность и зоркость. «Не слишком доверяй себя, — предупреждает она своего друга, — Анне Абрамовне [Берзинь. — В. К.]. Здесь можно ошибиться и в хорошую и в плохую сторону». Справедливое замечание. «Знай еще, — продолжает она, — [Александр] Сахаров — Сальери нашего времени; немного лучше, но и немного хуже пушкинского. Он может придумать тебе конец хуже моцартовского…»

Но были у нее и глубокие заблуждения: «Из твоих друзей, — наставляет она, — очень умный, тонкий и хороший Эрлих». И это говорится о человеке, внешне мягком и интеллигентном, но внутренне сухом и беспощадном!

Она тяжело переживала гибель Есенина, но была слепа в разгадке тайны его смерти. Не исключено, что интуитивно чувствовала что-то неладное в его гибели, может, кому-то проговорилась и… погибла.

Финал драматической судьбы Бениславской известен: она, пишут, покончила с собой на могиле Есенина. Мы не верим в такой исход. Посещение ею могилы 3 декабря 1926 года не предусматривалось, а ее гардероб тогда же был грубо перерыт чьими-то подлыми руками. Хорошо знавшая Галину (по работе в ЧК и т. д.) Полина Юльевна Бокль вспоминала: «В годовщину смерти Есенина Галина вместе с [Яниной] Козловской должны были пойти на кладбище с утра. Когда Козловская (тоже чекистка) пришла к Галине, она ее уже не застала. В комнате Галины, против обыкновения, был большой беспорядок. Все платья были вынуты из шкафа и свалены в углу в одну кучу. Весь вид комнаты и то, что Галина ушла одна, странно встревожили Янину. Она сразу отправилась на могилу Есенина и застала там Галину мертвой…»2 (Бокль не успела закончить свои воспоминания, так как вскоре… неожиданно скончалась!) На оставленной Галиной странной по стилю записке «блатные» слова: «Если финка будет воткнута после выстрела в могилу — значит даже тогда я не жалела». Какой-то одесский жаргон! Именно подобным языком, по мнению Эйзенштейна, было написано сфальсифицированное «Завещание» убитого Маяковского. Не одна ли кровавая компания работала? Ответы еще впереди.

Глава 6. Фантомас из салона Гариной-Гарфильд

29 декабря 1925 года на 5-й странице ленинградской «Новой вечерней газеты» появилось рекламное объявление:

«Темные силы»

По популярному французскому роману

«Анаик и Томазетта».

Исключительно художественная драма (8 частей).

Последнее достижение «Патэ».

С участием Ренэ Навар, героя нашумевшего

Фильма «Фантомас». Действие происходит в [Велико] Британии.

Та же газета еще не раз зазывала кинозрителей непременно посмотреть необычный фильм, — тем более что он будет демонстрироваться в открывающемся новом кинотеатре «Павильон де Пари». Обещанное необычное действо должно было состояться в роскошном кинозале «Павильона…», намечавшего распахнуть свои двери 25 декабря.

Также настойчиво приглашал увидеть 29 декабря «Темные силы» еженедельник «Кино» (ответственный редактор К. Г. Аршавский). Для привлечения зрителей дополнительно к «фильму» ее демонстраторы обещали еще «дивертисмент»: выступления оперного певца А. М. Лабинского, Вл. Хенкина («в новом репертуаре»), танцоров Ивэра и Нельсона и мастера разговорного жанра Жоржа Дуклуа. Перед такими соблазнами ленинградцы, наверное, вряд ли могли устоять.

вернуться

19

РО ИРЛИ (РАН), ф. 697, ед. хр. 35, л. 11. Письмо Галины Бениславской Вольфу Эрлиху (26 марта 1926 г.). 2РО ИРЛИ (РАН), ф. 817, ед. хр. 52, л. 4.

15
{"b":"218820","o":1}