— Хм. А как насчет его махинаций с картинами?
— Пока Джонатан ничего такого не слышал. Но с другой стороны, он справедливо заметил мне, что не является в полиции доверенным лицом. Если мы хотим получить от них информацию, то не можем полагаться только на Аргайла.
Боттандо задумчиво кивнул.
— Если перевести твою речь на простой итальянский язык, тебе необходимо поехать туда самой. Я правильно понял?
Флавия признала, что такая мысль приходила ей в голову.
— А что скажет наш друг Арган? Его послушать, так поездка на другой конец Рима — уже непозволительная роскошь.
Флавия возвела глаза к потолку и так стояла, изучая паутину в углу.
— Но он ведь еще не занял ваше место, нет? — сердито спросила она.
Боттандо поморщился.
— Ты знаешь, о чем я. Есть ли в этой поездке смысл? Или она станет еще одним аргументом Аргана против нас?
Флавия покачала головой:
— По-моему, у нас достаточно фактов, чтобы заняться Форстером. Сколько можно оглядываться на Аргана? Или я должна отказаться от совершенно необходимой поездки только потому, что он хочет сесть на ваше место?
Боттандо вздохнул и потер ладонями лицо.
— Черт бы побрал этого человека. И тебя вместе с ним. Ладно, поезжай, но только быстро, договорились? Если сразу ничего не обнаружишь, немедленно возвращайся. Я не хочу, чтобы меня повесили, когда ты представишь счета в бухгалтерию.
Флавия опустила ресницы, чтобы он не увидел ее счастливых глаз: ей не часто выпадало съездить в заграничную командировку. К тому же она могла оказаться небесполезной. Допив кофе, Флавия побежала заниматься делами.
В случае, если криминалисты подтвердили бы факт убийства Джеффри Форстера, первым подозреваемым должен был стать Гордон Браун, который в глазах полиции Норфолка являлся самым неблагонадежным жителем графства.
На первый взгляд многое говорило против него. Даже друзья называли его угрюмым и признавали, что, выпив лишнюю пинту крепкого пива, он становился неуправляем. Помимо этого, за Брауном закрепилась репутация местного грабителя, причем грабил он только тех, кто, по общему мнению, жил на деньги, заработанные нечестным путем. Несмотря на это, он занимал в поселке довольно видное место благодаря своим родственным связям: его мать работала приходящей экономкой у Мэри Верней, а сам он был женат на Луизе Бартон — дочери Джорджа Бартона, который также считался не последним человеком в поселке. Союз Гордона Брауна и Луизы Бар-тон стал ударом для обеих семей, особенно для Бартонов. Джордж Бартон не одобрял поведения Гордона и считал, что тот плохо обращается с его дочерью.
Никто не усомнился, когда Маргарет Браун, экономка, заявила, что весь вечер просидела у телевизора; все поверили, когда Луиза, его жена, сказала, что ничем не может помочь полиции, поскольку весь вечер провела в гостях у сестры. Она добавила, что не знает и не желает знать, чем в это время занимался ее муж. Однако утверждение той же Маргарет Браун, будто ее преданный и любящий сын Гордон весь вечер мирно просидел рядом с ней у телевизора, не выдерживало никакой критики. Если она сказала правду, заметил констебль Хэнсон, то это был единственный случай в жизни Гордона, не считая тех дней, когда он бывал мертвецки пьян.
Тем не менее многие высказывали мнение, что молодой Гордон трусоват и вряд ли пошел бы на убийство. К тому же грабить дом торговца произведениями искусства не его стиль. Если пропал цветной телевизор или видеомагнитофон — ищите Гордона. Это знали решительно все, но непостижимым образом никому ни разу не удалось поймать его за руку.
Бесспорно, он стал первым, о ком вспомнили полицейские; в десять утра они вытащили его из постели и пригласили прогуляться до полицейского участка.
Гордон был немногословен и зол; он сразу заявил, что в тот вечер находился в собственной спальне и слушал музыку. Полицейские заметно повеселели. Показания Гордона, мягко говоря, отличались от идиллической картинки, нарисованной его матерью. Когда ему сказали об этом, он спохватился и подтвердил версию матери. Тогда инспектор, с трудом сдерживая радость, указал ему на новое расхождение: Гордон якобы смотрел футбол по Би-би-си-1, а его мать почему-то считала, что это был художественный фильм по Ай-ти-ви.
— Вы, наверное, смотрели фильм о футболе, Гордон, да? А может быть, у вас два телевизора или даже четыре, по одному в каждом углу?
Гордон был не из тех людей, которые умеют красиво проигрывать.
— Мы смотрели кино, а потом футбол, — объяснил он. Полицейский достал из кармана экземпляр вчерашней газеты и просмотрел телевизионную программу.
— Странно, — проговорил он, — я что-то не вижу в программе футбола. А кто с кем играл, Гордон?
Гордон зарычал и погрузился в молчание.
— А теперь расскажи мне, как все происходило на самом деле. Но я должен предупредить тебя, мальчик мой Гордон, что дела твои плохи. Так что признавайся: что ты натворил?
— Не понимаю, о чем вы.
— Как ты убил этого человека? Ну-ну. Ты меня удивил. Как-то не похоже на тебя, верно? И все-таки это убийство, Гордон. Нехорошо.
Гордон побелел.
— Я никого не убивал, — сказал он. — О чем вы говорите? О каком таком убийстве?
Патологоанатом еще не выдал своего заключения, но инспектор решил заранее прощупать Гордона. Пока наверняка было известно только то, что Форстер упал с лестницы и сломал шею, что в крови у него обнаружено значительное количество алкоголя и что на обед он ел баранью отбивную с тушеной морковью.
— Конечно, мы можем представить это дело в суде как непредумышленное убийство, — подталкивал Гордона к признанию инспектор. — Или даже как самооборону, если ты хорошо нас попросишь и постараешься упростить нам жизнь.
Но интеллект Гордона уже отключился. Он хмуро смотрел в пол, и губы его беззвучно шевелились, складываясь в слова «травля», «жестокость», «гонения».
Полицейский вздохнул:
— Ну что ж, я думаю, мы еще увидимся, Гордон.
— В полиции любят напустить туману, мой дорогой, — сказала Мэри Верней, когда Аргайл приплелся в Уэллер-Хаус после утренней прогулки по поселку.
Он исходил всю округу, ломая голову, что предпринять. Вернувшись в дом, он предложил Мэри Верней свою помощь в приготовлении обеда. Она попросила его порезать овощи.
— Таков современный век. Поинтересуйся у них, который час, и они заподозрят в тебе шпиона. Я считаю, с ними нужно построже. Кстати, о строгости — звонила ваша невеста. Флавия — так, кажется?
— Да, — ответил Аргайл, несколько удивленный тем, как она выстроила логическую цепочку.
— У нее очаровательный голос, — продолжала его гостеприимная хозяйка. — И очень хороший английский. Она просила передать вам, что сегодня вечером прилетает в Англию и, как только повидается с лондонской полицией, сразу приедет сюда к нам.
— Ага! — радостно воскликнул Аргайл.
— Я считаю, вам необходимо дать мне разъяснения.
— Какие?
— Зачем ей нужно повидаться с лондонской полицией.
— Аргайл поразмыслил и решил, что вопрос закономерен.
— Это очень просто, — ответил он. — Она служит в итальянской полиции, в управлении по борьбе с кражами произведений искусства, и у нее есть пара вопросов к английским коллегам относительно личности Форстера.
— Вот как?
— По-моему, все это чепуха, но они там в Италии одержимы идеей, будто Форстер украл множество известных полотен, начиная с картины Уччелло во Флоренции. Начальник Флавии уверен, что на протяжении нескольких десятков лет в Европе орудует вор-профессионал. Этот человек не оставляет после себя никаких улик. Недавно его версию подтвердила одна пожилая дама в Риме, указавшая на Форстера.
— Да что вы? Неужели это правда?
— Не знаю. У них там миллион нераскрытых дел, и они с удовольствием повесят их на кого угодно, в том числе и на Форстера.
— Не сомневаюсь. Но Джеффри… — Мэри Верней пожала плечами. — Профессиональный вор всегда представлялся мне фигурой дерзкой, романтичной. И если им окажется такой сморчок, как Джеффри, я буду страшно разочарована. Он, конечно, был плут и негодяй, но вряд ли сумел бы разработать хитроумный план и тем более осуществить его на деле.
