От подъезда Первого корпуса бежал адъютант. Шапи-лин расстегнул верхнюю пуговицу френча и победно глянул на энкавэдэшника:

– Засунь свое расследование, полковник, знаешь куда?

Проводив Владимира Константиновича и Татьяну, Алексей с Анной поднялись на стену, с которой были видны все окрестности и идущая к монастырю дорога. Алексей заботливо постелил на каменный выступ предусмотрительно подобранную сутану и усадил на нее мать. А она вес смотрела на дорогу, по которой удалялись две фигурки – присутствие в монастыре замначальника ГОНа и дочери Шапилина было совсем не обязательно, вернее, нежелательно.

– Не волнуйтесь… не волнуйся, – тут же поправился Алексей. – Отец с Танькой через полтора часа будут уже в Москве. – Затем он посмотрел на часы и со знанием дела добавил: – Опергруппа приедет, думаю, побыстрее. В общем, у тебя есть минут сорок, чтобы рассказать мне, где же ты была все это время.

Анна поправила волосы и на минуту задумалась. Перед ее глазами опять поплыли образы, которые она долгие годы гнала от себя, чтобы не сойти с ума от тоски. Она вновь окунулась в ненавистный двадцатый, который застал ее в Севастополе. Снова увидела нагруженный народом и тюками баркас, свое бледное с воспаленными глазами лицо, отражающееся в мутной воде, и много чего еще, о чем старалась забыть.

– Ты остался в госпитале в городе, – наконец произнесла она глухим, не знакомым самой себе голосом. – Володя усадил меня в лодку и с верным человеком отправился за тобой. Лишь надежда, что вы успеете на последний пароход, заставила меня согласиться сесть в баркас. Впрочем, я мало что соображала в тот момент. Высокая температура сделала свое дело. А когда нас накрыло снарядом, все оборвалось в один миг. Это потом я узнала, что меня спас наш есаул.

Лешка, не отрываясь, смотрел на мать.

– Что было дальше?

– Очнулась я только в Константинополе. О том, что красные захватили и расстреляли всех, кто пытался уплыть последним пароходом из Севастополя, мне долго не говорили. Как я выжила потом – не знаю. Те дни я не очень хорошо помню. Долгое время бросалась к любому, кто вырывался из России. Плакала, умоляла вспомнить мельчайшие детали: а вдруг? Но ничего. Долгие годы – ничего. Вот так я лишилась всего: мужа, сына, Родины… Только сердце обмануть нельзя.

Анна потрепала сына по волосам.

– Сколько писем я написала в Красный Крест. Все напрасно. Кто знал, что Татищевы теперь и не Татищевы вовсе. Потом, уже в Англии, я встретила Джеральда. Все как-то потихоньку наладилось. Боже мой, двадцать лет! А когда я тебя увидела там, на аэродроме, я думала, у меня сердце разорвется. Решила, что померещилось…

Лешка улыбнулся:

– А я, представляешь, до 41 -го слушал потрясающую историю: папа – красный командир, мама – красный комиссар. Правда, два года назад, благодаря Герману Степановичу, папину биографию мы подправили. А теперь вот и мамину…

Алексей замолчал и посмотрел на мать. Анна хотела что-то сказать, но подходящих слов так и не нашла. Она отвернулась и, обхватив руками плечи, о чем-то задумалась. В глазах у нее стояли слезы. А Лешка вдруг взял ее ладонь и прижал к своему лбу. В этот момент, забыв обо всем на свете, он испытывал абсолютное счастье… Но тут внизу послышался шум мотора. К монастырю подъехал грузовик, и из него высыпал отряд милиционеров.

Через пятнадцать минут они уже ходили по территории, стаскивая трупы под стену собора. А Лешка и Анна беседовали со старшим – майором богатырского телосложения.

– Неужели, товарищ капитан, вы их один всех уложили? – задал, наконец, наиболее интересующий его вопрос майор.

– Ну а кто, по-вашему?

Майор восхищенно посмотрел на Казарина. Тот подбоченился.

– Если бы вы знали, товарищ майор, сколько раз жизнь заложницы и моя висели на волоске, но… – Казарин сделал театральную паузу, скромно потупил глаза и продолжил: – Как видите, обошлось…

– «Обошлось!» Нет, ну вы слышите, «обошлось!» Да тебя же качать надо, героя давать, черт возьми!

Анна вдруг повернулась и отошла в сторону. Плечи ее вздрагивали.

– Что, так переживает? – тихо спросил майор.

– Угу.

А Анна в этот момент еле сдерживала смех…

На следующий день Алексей стоял на привычном месте в кабинете Шапилина и глядел в потолок.

– Хоть кол на голове у тебя теши, – распекал зятя Петр Саввич, – а ты все свое. Неужели так сложно.– сначала сообщить, где в случае чего искать твое тело, а потом уже бежать под пули? А?! Чего молчишь, как сыч?

– Я не молчу, – угрюмо ответил Казарин. – Я думаю, где это место в следующий раз будет.

– Будем считать, что договорились. – Шапилин попытался скрыть улыбку. Затем вынул из стола большой конверт и протянул Алексею.

– Петр Саввич, – нахмурился тот, – можно хоть день с семьей провести? Я жену обещал в ресторан сводить.

– Разговорчики! Ты сначала ознакомься.

Алексей нехотя открыл конверт, в котором лежала бумага, вся усеянная сургучными печатями и британскими вензелями. Он повертел ее в руках и вопросительно посмотрел на Шапилина.

– Это тебе от англичан, – гордо пояснил Петр Саввич. – И ресторан, и отдых с семьей, и личная благодарность от посла их величества…

Алексей почесал затылок:

– А можно?

– В таком виде – нельзя. А вот в таком… – Шапилин полез в стол и эффектным жестом вынул из ящика майорские погоны. – В таком будет в самый раз!

В ресторане гостиницы «Аврора» было шумно и весело. За столом у окна сидели четверо: Лешка, Танька, Владимир Константинович и Анна. Было уже поздно, но они никак не могли наговориться. Самое ужасное, что все понимали – это их последняя встреча. Через два дня Анна и Джеральд улетали в Англию. И ничего поделать с этим было нельзя.

– Я не представляю, как буду там без вас.

В глазах Анны стояли слезы. На мокром месте были глаза и у захмелевшей Таньки.

– А может быть, моему отцу все рассказать, он что-нибудь придумает?

Владимир Константинович печально закачал головой.

– Нет, Танюш, не те нынче времена. Ему ведь тоже тогда несдобровать.

Танька вытерла салфеткой слезы. Заметив это, Владимир Константинович подмигнул: