Ребята сидели совершенно потерянные. Варфоломеев надел окуляр, взял кисть в руки, но работать не смог. Он опять отложил инструмент, встал со стула и заходил по комнате.

– Вот же сволочи! Мародеры, натурально – мародеры. Дорвались! Откуда у них драгоценности, деньги?! Люди с хлеба на воду перебиваются, а эти?!!

Оборвала эти причитания Танька.

– А я уверена, что без Когана тут не обошлось. Не зря к нему Барон приходил. Видимо, что-то знает про его тайные делишки…

Варфоломеев поднял на нее удивленные глаза.

– А ты откуда про Когана знаешь?

Казарин смутился и перестал незаметно дергать Таньку за рукав.

– Лешка, я же просил! – укоризненно бросил Варфоломеев.

– Герман Степанович, она же мне как сестра!

– Тоже мне, брат нашелся, – прошептала Танька. Но обидеться серьезно ей не дал старик.

– Ты, дочка, не смей на человека наговаривать. Я его сто лет знаю. Он честнейший человек.

– Честнейший? А что ж он про бриллианты, которые ему Барон приносил, никому ничего не сказал? Лешка, чего ты молчишь, ну скажи?

Варфоломеев настороженно посмотрел на Лешку.

– Какие еще бриллианты? Когда приходил? Лешка махнул рукой.

– «Какие-какие», с которых все и началось. Старик не стал дослушивать, сел в кресло и подозвал ребят.

– Ну что, братцы, выхода тут, на самом деле, только два: либо оставить все как есть, либо… либо надо идти к твоему отцу, Танюша. Он-то уж решит, что делать.

В тот же вечер Лешка в сопровождении человека в форме, озираясь по сторонам, шел по коридорам Первого корпуса. Несмотря на то, что все свои неполные 17 лет он провел в двух шагах от этих стен и кабинетов, ему еще ни разу не доводилось тут бывать.

Сопровождающий распахнул дверь, и Казарин очутился в приемной заведующего особым сектором ЦК товарища Шапилина. Секретарь при виде вошедших молча встал и распахнул дверь начальственного кабинета.

Лешка остановился на пороге. Шапилин махнул рукой, указывая на стул.

– Заходи, заходи…

Казарин зачем-то вытер ноги у порога, прошел и присел на краешек стула. Шапилин расположился напротив и, как бы собираясь с мыслями, долгим тяжелым взглядом уперся в Лешку.

– Таня мне все рассказала.

Петр Саввич выждал паузу и продолжил:

– Скажи мне, ты уверен, что этот человек и Лидия Васильевна как-то связаны друг с другом?

Лешка кивнул.

– Уверен.

– Точно уверен?

– Точно! Я сам видел, как он входил в квартиру на Петровке, а затем из нее вышла Шумакова.

– А может, у них там «шуры-муры» и только? Лешка пожал плечами.

– Может, и «шуры-муры», только Барон… как это у них говорят… мужик фартовый.

– И что? – не понял Шапилин.

– А то! Он себе запросто дамочек и помоложе может найти.

Шапилин усмехнулся:

– А Лидия Васильевна не молодая? Лешка смутился.

– Пусть вам на это Барон и отвечает…

– Барон, – задумчиво пробормотал Шапилин. – Да что ты все заладил: «Барон, Барон*… Никакой он не Барон.

Лешка вопросительно посмотрел на Петра Саввича.

– Как не Барон?!!

– А так… Обычный работник «Торгсина» – спекулянт хренов. И фамилия у него – Ищенко.

Казарин загорячился.

– Да не может этого быть. Я сам видел.

– Что ты видел?

– Видел, как он камни Когану приносил. Вы у Когана спросите!

Шапилин порылся в бумагах и вытащил мелко исписанный лист.

– Точно, Коган. Честный старик оказался. Он-то нас на Ищенко и вывел. Сразу доложил, все честь по чести. А вот тебе, сыщик, прах тебя побери, надо было сразу рассказать об этих камнях…

Этой новостью Лешка был раздавлен.

– Ладно, говори, где эта квартира находится. Казарин ткнул пальцем в карту Москвы.

– На Петровке.

Шапилин набрал номер телефона.

– Ковалев, собирай людей.

Лидия Васильевна Шумакова пересекла двор и поднялась по черной лестнице на третий этаж. Открыв дверь своим ключом, она осторожно проскользнула в квартиру. В прихожей сняла шляпку, привычным жестом повесила ее на вешалку и задержалась у зеркала, чтобы поправить прическу.

– Саша, вы уже пришли?

– Пришел, – донеслось из гостиной.

Лидия Васильевна вошла в комнату и остолбенела. Кроме Ищенко, который, опустив голову, сидел за столом, в комнате было еще два человека в штатском.

– Что это значит? – не теряя самообладания, спросила женщина.

– Проходите и присаживаетесь, – сухо ответил один из присутствующих.

Шумакова вошла и опустилась на стул.

– Вы знаете этого человека?

– Да, это мой любовник, – Шумакова дерзко посмотрела на допрашивающих. – Только моя личная жизнь – это моя личная жизнь.

– Предъявите, пожалуйста, вашу сумочку.

– Что вы себе позволяете? Я должна позвонить мужу!

Из соседней комнаты вышел еще один человек – видимо, старший по званию. Он достал удостоверение с гербом и предъявил его Шумаковой.

– Лидия Васильевна, с вашим мужем мы поговорим сами. Дайте сумочку.

Она поняла, что сопротивляться бессмысленно и разжала пальцы.

Старший опергруппы взял сумочку и вывалил из нее все: помаду, пудреницу, заколки, ключи, папиросы, спички, знакомую баночку из аптеки и… маленький холщовый мешочек. Затем вытряхнул содержимое мешочка себе на ладонь: два крупных алмаза заиграли всеми цветами радуги.

– Чьи это камни?

Шумакова отвернулась, давая понять, что говорить не будет.

– Ищенко, может быть, вы расскажете, кому принадлежат эти камни?

Ищенко вздохнул.

– Скажу. Ей принадлежат.

Старший опергруппы повернулся к Шумаковой.

– Вы это подтверждаете?

Лидия Васильевна демонстративно закурила и, выпустив дым, отвернулась к окну.

– Скажите, Ищенко, задержанная Шумакова говорила вам, как попали эти камни к ней?

– Конечно, говорила. Через мужа еенного.

– Шумакова, вы это подтверждаете?

– Я должна позвонить мужу.

Она потянулась к стоящему на столе телефону. Но один из следователей грубо оттолкнул аппарат.

– Не сметь! Ты свое отзвонила.

Шумакова отдернула руку и долгим внимательным взглядом посмотрела на чекиста.

– Мужа не трогайте, он здесь ни при чем. Почти… – Она провела рукой по лбу и потерла виски. – Принесите, пожалуйста, воды.