Наши стреляют!

Боже, ну какие идиоты,

по своим же стреляют,

сволочи!

Выпили для храбрости

и давай «жарить»

боевыми снарядами

наши тощие,

и без того рваные зады.

Да я и сам молодец!

Во мне самом поёт

пол-литра «Пшеничной».

Ну как тут

оставаться трезвым,

когда того и гляди тебя убьют

либо чечены, либо свои?!

Ну как тут не пить горькую,

когда вокруг смерть, разруха, хаос!

Собака седая вся,

словно в строительной пыли,

подбежала и тянет за рукав:

«Пошли, пошли!»

Я неохотно потянулся

следом за ней,

пригнувшись

от свистящих снарядов,

пролетающих

над моей головой.

В метрах трёхстах

вижу разрушенный дом.

Он сложился,

будто карточный,

после вчерашней

ночной бомбежки.

Собака начала

беспокойно лаять

и нетерпеливо, нервно

прыгать вокруг меня,

указывая на «место».

Я подошёл ближе

к бесформенным

тлеющим развалинам

и стал внимательно

прислушиваться

к «пещерным» звукам

этого каменного хаоса.

В глубине никто

не кричал и не плакал.

«Странный сон

со среды на четверг

или с субботы

на воскресенье,

в котором вы носите

белые чулки,

говорит о том,

что в ближайшем будущем

вас свалит тяжкий недуг», —

говорится в соннике

болгарской

провидицы Вангелии.

Ходила у нас

одна страшная легенда

про женщин-снайперов,

которые состояли

в особом

вражеском подразделении

под кодовым названием

«Белые чулки».

Так живописно окрестили

девушек-наёмниц,

входящих в его состав,

из-за цвета спортивного трико.

Говорят, что это бывшие

спортсменки-биатлонистки

из развалившегося уже

к тому времени

Советского Союза.

– Только никаких

знаков отличия! —

предупреждает

главнокомандующий

«Звезды»-то нам

чеченские снайперы

здесь не разрешают носить!

Первыми офицеров «снимают»!

Только по возрасту

да по густой щетине

мы их и различаем

в этой кровавой сваре.

Высшее же начальство

в основном

занималось «симбурдой» —

симуляцией бурной деятельности,

щеголяя

в боевой экипировке – «снаряге».

Снайперы стреляют дважды,

максимум четыре раза.

Итак, сначала стрелок «хитрит» —

бьёт по ногам.

Снайперши же

поступают ещё жёстче —

они стреляют

по самому уязвимому – в пах.

Боец резко падает на землю,

вопя от острой нестерпимой боли.

К нему на подмогу

спешит его боевой товарищ,

пытаясь убрать раненого

с линии огня.

И тут коварный снайпер

принимается и за него.

Он играет

с человеческими жизнями,

как большой сытый кот

с мышами в деревенском амбаре,

выжидая, пока кто-то ещё

бросится на помощь.

Раненые бойцы орут,

отборно матерясь.

От криков закладывает уши,

а остальные неподвижно сидят

в своём укрытии

и прекрасно понимают,

что тем ребятам

уже ничем не помочь.

Снайпер довершает

«чёрное дело»,

подписывая обоим несчастным

неумолимый приговор.

И попадаем мы с моим товарищем

в такую же жуткую передрягу.

Я отчаянно стараюсь

нащупать правой рукой

на своей липкой от крови груди

заветный медальон —

ангела-хранителя

из чернёного серебра.

В мои непослушные руки

вместо кулона

норовит попасться

армейский жетон.

Горячий кусок металла

обжигает холодные

бескровные пальцы,

я с силой тяну за гайтан,

так заботливо завязанный

моей матушкой,

а из груди вырывается

какой-то звериный крик, и,

словно ночным артобстрелом,

накрывает боль

мучительно-пронзительная!

– Отправь его ей, слышишь! —

протягиваю я кулон

моему товарищу

окровавленными руками, —

Все адреса найдёшь

на почтовых конвертах!

Эй, ты меня понимаешь?! —

ору я не своим голосом.

Севка только

блаженно улыбается,

энергично кивая в ответ.

– Да тебя контузило, братец,

не слышишь ты ни хера.

Чёрт ты полосатый! —

злобно негодую я.

Как позже выяснилось,

мой товарищ со страху

накачался промедолом,

аккуратно вытащив его

из моей личной аптечки,

и, наскоро попрощавшись,

уже отправил меня на небеса

к прадедам.

Но очередного

финального выстрела

не последовало —

то ли винтовку

неожиданно заклинило,

то ли наши

успели вычислить стрелка

и скоренько хлопнуть.

Не дождётесь! —

насмешливо кричу я,

а эхо эффектно разлетается

по высоким заснеженным горам.