— На приготовления ушло чуть больше времени, чем мы рассчитывали…
— Ничего-ничего. — Она улыбнулась девочкам. — Ради того чтобы увидеть такую элегантную пару, можно и потерпеть. Мэри, ты просто волшебница!..
Лавди подошла поцеловать отца. Он и Томми Мортимер тоже принарядились в костюмы с жилетами, рубашки с жесткими воротничками и блестящие галстуки. Полковник положил вилку и обнял дочь.
— Тебя просто не узнать! В платье ты настоящая маленькая леди! А я уже начал забывать, как выглядят твои ножки…
— О, папчик, довольно этих глупостей! — Вырядившись пай-девочкой, Лавди отнюдь не собиралась менять свои манеры. — Ах ты обжора! У тебя же целых три сосиски на тарелке! Надеюсь, ты нам хоть по штучке оставил?!
Позже они впятером с комфортом разместились в огромном «даймлере» полковника и проехали небольшое расстояние, отделяющее Нанчерроу от Роузмаллиона. В церковь Диана надела серую фетровую шляпу с кокетливой вуалькой, а плечи ее были укутаны в боа из чернобурки: день был светлый и солнечный, но холодный.
Припарковав машину у церковного кладбища, они вместе с жителями деревни двинулись шеренгой по дорожке между древними надгробиями и вековыми тисами. Церквушка была крохотная и очень, очень старинная, древнее даже, чем церковь в Пенмарроне. От времени она вся осела и как будто вросла в землю, так что прямо из солнечного сияния дня посетитель ступал в подвальный мрак, где стоял затхлый запах сырого камня, гнилого дерева и заплесневелых церковных книг. Скамьи были жесткие и очень неудобные. Как только они уселись в первом ряду, сверху, с колокольни, раздался надтреснутый звон.
В четверть двенадцатого началась служба. Она продолжалась довольно долго: священник, служка и орган, такие же старые, как сама церковь, по ходу дела нередко сбивались и мешкали, топчась на одном месте. Полковник Кэри-Льюис был, судя по всему, единственным человеком, который знал, что делает; он уверенно прошагал к аналою, зачитал вслух отрывок из Библии и таким же энергичным шагом вернулся на свое место. В свой срок была произнесена бессвязная проповедь, тема которой так и осталась неясна слушателям; пропеты три гимна; собраны пожертвования (десять шиллингов с каждого взрослого и по полкроны с девочек); наконец наступил черед заключительной молитвы, и служба закончилась.
После ощутимой прохлады церкви показалось, что солнце пригревает по-летнему. Все постояли немного у выхода, покуда Диана и полковник обменивались любезностями со священником; его редкие седые волосы на ветру встали дыбом, а длинное свободное облачение с широкими рукавами развевалось и трепетало, как выстиранная простыня, повешенная сушиться на улице. Другие прихожане, направляясь восвояси, почтительно притрагивались пальцами к шляпам: «Доброе утро, полковник; доброе утро, миссис Кэри-Льюис…»
Заскучавшая Лавди принялась прыгать на одной ноге: скок на замшелую могильную плиту, скок обратно.
— Ну, пойдем же! — тянула она за руку отца. — Я проголодалась!..
— Доброе утро, полковник! Отличный денек…
В конце концов прихожане разошлись, но полковник посмотрел на часы и объявил:
— У нас в запасе еще десять минут. Давайте оставим машину здесь и прогуляемся пешком. Немножко моциона не повредит, как раз нагуляем аппетит к обеду. Леди, прошу за мной…
И они двинулись по узкой извилистой дороге, поднимающейся от деревни на холм. По обе стороны стояли высокие каменные стены, заросшие плющом, нагие вязы поднимали к безупречно чистому небу свои верхушки, облепленные галдящими грачами. Склон стал круче — все запыхались.
— Если бы я знала, что мы пойдем пешком, не стала бы надевать туфли на высоких каблуках, — произнесла Диана.
Томми обвил рукой ее талию.
— Может, мне понести тебя на руках?
— Не уверена, что это было бы прилично.
— В таком случае мне остается только подталкивать тебя вперед. Зато на обратном пути мы сможем всю дорогу бежать! Или катиться вниз на заднице, как ездоки на тобоггане!
— Да уж, по крайней мере, у людей будет тема для разговоров! Не обращая внимания на их шутливую перепалку, полковник бодро вышагивал в авангарде. Дорожка в очередной раз свернула направо, но теперь, похоже, цель путешествия была совсем близко: в высокой стене по правую сторону показались открытые ворота. За ними петляла узкая подъездная дорога с травяным бордюром и живой изгородью из эскалонии. Все испытали немалое облегчение, оказавшись после трудного подъема в гору на ровной земле, несмотря на то что подъездная дорога была посыпана морской галькой, которая нещадно шебаршила под ногами.
Устало бредущий Томми Мортимер не переставал бодриться. Он не любил обременять свои ноги физическими нагрузками, если не считать суетливой беготни взад-вперед по теннисному корту и прогулок с ружьем в руках.
—Как ты думаешь, — спросил он мечтательно, — мне будет предложен розовый джин?
—Ты же не в первый раз здесь обедаешь, — оборвала его Диана. — Так что не рассчитывай на большее, чем херес или, может быть, мадера. И не вздумай просить розового джина!
Он смиренно вздохнул,
—Милая моя, ради тебя я бы выпил и ядовитое зелье из болиголова! Но согласись; мадера — это что-то в духе Джейн Остен[31].
—Ничего, не умрешь — ни от Джейн Остен, ни от мадеры.
Они обогнули угол живой изгороди и наконец увидели перед собой Дауэр-Хаус. Он не впечатлял величиной, но в нем сразу же бросались в глаза достоинство и выдержанность стиля; это был квадратный, симметричный и массивный дом с белеными стенами и готическими окнами, серой шиферной кровлей и каменным крыльцом, укутанным густым ковром ломоноса. Уединившись на вершине холма, дом как будто повернулся спиной ко всему свету и тихо, незаметно дремал здесь долгие-долгие годы, дольше, чем подвластно человеческой памяти.
Стучать или звонить в колокольчик не было необходимости. Как только полковник приблизился, дверь отворилась и на крыльцо вышла пожилая женщина. На ней был рабочий костюм горничной: муслиновый передник, на седой голове — чепчик с бархатными ленточками.
— Я так и думала, что вы сейчас появитесь. У нас уже все готово.
— Доброе утро, Изобель!
— Доброе утро, миссис Кэри-Льюис. чудесная погодка стоит сегодня, а? Зябко, правда, — Она говорила пронзительным голосом с резким корнуоллъеким выговором.
— Ты помнишь мистера Мортимера, Изобель?
— Конечно. Доброе утро, сэр. Заходите, и давайте скорей закроем дверь. Позвольте ваши пальто. Лавди, дорогая, ты выросла! А это твоя подруга? Джудит? Давайте мне ваше боа, миссис Кэри-Льюис, я положу его так, чтобы не помялось…
Расстегивая свое школьное зеленое пальто, Джудит украдкой осматривалась. Чужие дома всегда таят в себе неизъяснимое очарование. Стоит только зайти в дверь нового жилища впервые, и сразу же ощущаешь царящую в доме особую атмосферу — она дает представление о личности живущих здесь людей. Так, даже их временный и довольно захудалый приют — Ривервью делало подлинным Домом постоянное мамино присутствие: играла ли она с Джесс или составляла на кухне список покупок для Филлис, а то просто отдыхала в уютном кресле у камина, в скромном окружении своих очаровательных вещей. В Уиндиридже всегда чувствовалась какая-то безликость, напоминающая гольф-клуб. А Нанчерроу, благодаря Диане, казался роскошной лондонской квартирой — только с колоссальным размахом сельской усадьбы. Но на Дауэр-Хаусе лежал какой-то совершенно особый отпечаток, ни с чем подобным Джудит раньше не сталкивалась. Время здесь как будто повернулось вспять. Дом был очень старым — построенным, вероятно, еще до викторианских времен, — и поражал безупречностью пропорций. Здесь было так тихо, что за звуком голосов отчетливо слышалось тиканье высоких стоячих часов. Пол в холле был облицован каменной плиткой и застелен коврами, на второй этаж вела винтовая лестница, она как будто парила в воздухе над готическим окном с полотняными гардинами пшеничного цвета. Помимо прочего, тут все было пропитано завораживающим ароматом седой старины, сохранившейся с давних времен лакированной мебели и цветов, к которому примешивалась чуть слышная затхлость сырого камня и холодного погреба. Никакого центрального отопления — лишь ярко горит огонь за каминной решеткой, а из открытой двери, ведущей в гостиную, на пол падает прямоугольником сноп косых солнечных лучей.
