– Сейчас уже не время переживать об этом, – сказал директор. – Наша следующая задача – определить скорость, с которой облако к нам приближается. У нас с Марлоу был долгий разговор на эту тему, и мы считаем, что это возможно. На снимках, которые Марлоу сделал ночью, видно, что облако частично закрывает звезды, которые находятся у него по краям. Их спектры покажут нам области поглощения, возникшие под воздействием облака, а доплеровский сдвиг поможет рассчитать скорость.
– После этого у нас появится возможность вычислить, через какое время облако доберется до нас, – поддержал Барнетт. – Честно говоря, мне это совсем не нравится. Судя по тому, как сильно увеличился угловой диаметр облака за последние двадцать лет, оно может накрыть нас через пятьдесят или шестьдесят лет. Как думаете, сколько нам потребуется времени, чтобы определить доплеровский сдвиг?
– Примерно неделя. Это несложная работа.
– Извините, но я всего этого не понимаю, – вмешался Уайчарт. – Зачем вам нужна скорость облака? Вы можете прямо сейчас выяснить, когда облако доберется до вас. Давайте я попробую. По моим предположениям, на это потребуется гораздо меньше пятидесяти лет.
Уайчарт во второй раз встал со своего места, подошел к доске и стер предыдущие рисунки.
– Покажете еще раз cлайды Йенсена?
Когда Эмерсон вывел их на экран: сначала первый, а затем и второй, Уайчарт спросил:
– Вы можете приблизительно определить, на сколько выросло в размерах облако на втором слайде?
– Я бы сказал, что оно стало процентов на пять больше. Данные могут колебаться, но примерно в этом диапазоне, – ответил Марлоу.
– Верно, – продолжил Уайчарт, – давайте для начала определимся с основными обозначениями.
После довольно долгих расчетов Уайчарт объявил:
– Итак, вы видите, что черное облако окажется здесь к августу 1965 года или, может быть, раньше, если текущие прогнозы будут впоследствии скорректированы.
Затем он отошел от доски и еще раз проверил свои математические выкладки.
– Выглядит действительно правдоподобно, я бы даже сказал, что это очевидно, – заметил Марлоу, выпуская из трубки большие клубы дыма.
Более подробно выкладки Уайчарта на доске выглядели следующим образом:
α – текущий угловой диаметр облака, измеренный в радианах,
d – линейный диаметр облака,
D – расстояние между облаком и нами,
T – время, которое требуется облаку, чтобы достичь Солнечной системы.
Для начала очевидно, что α = d/D.
Производная функция по отношению ко времени будет dα/dt = –d/D2 dD/dt.
Но V = – dD/dt, поэтому мы можем написать, что dα/dt = d/D2 V.
Все получается даже проще, чем я думал. И ответ уже готов: D/V = T; dα/dt = d/DT; T = α dt/dα.
И последний шаг: аппроксимируем dt/dα конечными интервалами, Δt/Δα, где Δt = 1 месяц, то есть равно тому времени, которое прошло между двумя снимками, сделанными доктором Йенсеном. И, судя по расчетам доктора Марлоу, Δα составляет примерно 5 процентов от α, то есть α/Δα = 20.
Таким образом, T = 20 Δt = 20 месяцев.
– Да, расчет абсолютно верен, – ответил Уайчарт.
После того как Уайчарт завершил свои поразительные вычисления, директор счел благоразумным предупредить всех, чтобы они держали в тайне их встречу. Независимо от того, был ли Уайчарт прав или заблуждался, они не могли обсуждать это за пределами обсерватории, даже со своими домашними. Одной искры информации могло оказаться достаточно, чтобы она распространилась со скоростью лесного пожара и оказалась на следующий день во всех газетах. Газетные репортеры никогда не давали директору повода составить о себе высокое мнение, в особенности это касалось такого качества, как научная точность.
С полудня до двух часов дня он сидел у себя в кабинете, пытаясь разобраться с той сложной ситуацией, с которой ему пришлось столкнуться. Геррику совершенно не хотелось сообщать обо всем общественности или предпринимать какие-либо шаги на основе полученных результатов, пока эти результаты не пройдут самую тщательную и доскональную проверку. Но имел ли он право хранить молчание еще полмесяца или даже больше? На исследование всех фактов по этому делу уйдет не меньше двух, а то и трех недель. Мог ли он располагать этим временем? Геррик уже, наверное, в десятый раз изучил расчеты Уайчарта. И не увидел в них никаких изъянов.
Наконец он позвонил секретарю:
– Пожалуйста, свяжитесь с Калифорнийским университетом и попросите их купить мне билет на ночной рейс в Вашингтон. На тот, который вылетает около девяти вечера. А потом соедините меня с доктором Фергюсоном.
Джеймс Фергюсон был значительной фигурой в Национальном научном фонде и контролировал всю деятельность этого фонда в области физики, астрономии и математики. Когда днем ранее ему позвонил Геррик, его это сильно удивило. Обычно Геррик никогда не назначал встречу всего лишь за один день.
– Представить себе не могу, что заставило Геррика примчаться в Вашингтон, – сказал Фергюсон за завтраком жене. – Но он был очень настойчив! И так взволнован, что я согласился даже встретить его в аэропорту.
– Разгадывать загадки бывает полезно для здоровья, – заметила его жена. – Скоро все узнаешь.
По дороге из аэропорта в город Геррик вел пустую светскую беседу и перешел к делу, только когда они оказались в кабинете Фергюсона.
– Полагаю, здесь нас никто не услышит?
– Господи, вы это серьезно? Подождите минуточку.
Фергюсон снял трубку телефона и сказал:
– Эми, пожалуйста, проследите, чтобы меня никто не беспокоил… нет-нет, никаких телефонных звонков. В течение часа, может, двух. Я точно не знаю.
Затем Геррик тихим голосом спокойно и логично изложил ему всю ситуацию. После того как Фергюсон изучил фотографии, Геррик сказал:
– Теперь вы видите, в какой затруднительной ситуации мы оказались. Если мы обнародуем эти сведения и окажемся неправы, то выставим себя дураками. Если же потратим месяц на изучение всех деталей и в итоге выяснится, что мы правы, нас обвинят в нерешительности и затягивании ситуации.
– Это точно, как ту старую несушку, которая высиживает испорченное яйцо.
– Послушайте, Джеймс, я всегда считал, что вы хорошо умеете взаимодействовать с людьми. Мне казалось, я могу обратиться к вам за советом. Скажите, что мне делать?
Фергюсон задумался и наконец сказал:
– Я понимаю, что дело действительно может оказаться очень серьезным. И я, так же как и вы, Дик, не люблю принимать серьезные решения, поддаваясь сиюминутному порыву. Поэтому предлагаю следующее. Вы вернетесь в отель и ляжете спать – не думаю, что вам удалось нормально выспаться сегодня ночью. Потом мы можем снова встретиться за обедом, к тому времени я уже успею все обдумать и попытаюсь прийти к какому-либо выводу.
Фергюсон был человеком слова. Когда вечером они с Герриком встретились в тихом ресторане, который выбрал Фергюсон, он начал разговор следующим образом:
– Кажется, я достаточно хорошо во всем разобрался. Я не вижу смысла тратить еще один месяц на подтверждение ваших предположений. Дело, похоже, верное, хотя стопроцентных доказательств вам все равно не удастся собрать, в лучшем случае вместо девяноста девяти у вас будет девяносто девять целых и девять десятых уверенности. Но ради этого не стоит терять время. С другой стороны, вы пока не готовы к обращению в Белый дом. По вашим словам, вы и ваши сотрудники потратили на всю работу меньше суток. Без сомнения, вам предстоит решить еще много вопросов. Например, как скоро облако доберется до нас? К каким последствиям это может привести? И тому подобное.
Советую вернуться в Пасадину, собрать вашу команду, и в течение недели подготовить доклад, в котором вы обрисуете ситуацию так, как ее видите. И пусть все ваши люди подпишут его, чтобы потом не возникло никаких слухов о свихнувшемся директоре. А вот после этого возвращайтесь в Вашингтон.
