Шар земной Шарик земной — Крошечный, Он предо мной — Горошиной. Но изрезан он варварски На тысячу лоскутков. Обычай, мне скажут, таков. Сказители – благодетели Границ земных не заметили, Проблемы только всеобщие Всегда занимали их. Они, как слепые, ощупью Любили мир для других. На узких улицах вечности Теснится все человечество. Чело и вече отмечены Стремленьем друг друга понять. Потом будет поздно пенять. Хоть праздное разноязычие Хранит вековые обычаи, Но все понимаешь без слов, Раз кто-нибудь в мире готов Себя распахнуть пониманию, Как нашей Земле – мироздание. Раскопки Не зря мы верим картотекам — В них нашей общности печать. Палеозой с двадцатым веком Мы вместе будем изучать. Красноречив итог раскопок, И все же чуточку уныл: Был человек и хил, и робок, А все-таки задирист был. Он то кремневый наконечник, То ядерный лелеял след, — Погрязший в частностях сердечник, Несущий мощный мозг скелет. Типичная, казалось, особь… Так почему же, почему Не можем мы открытий россыпь Всецело приписать ему. Как будто из иного мира Он вдохновенье прозревал: Свеча горела, пела лира… Он мог! Но что-то прозевал. И прозябал на полигонах Он в обезьяньей кутерьме, И видел звезды на погонах, А не в большой вселенской тьме. Использовал он сто наречий, Вступив на свой порочный круг… Но скрипка очень человечий, Понятный всем рождала звук. Казалось, он погряз в машинах, Казалось, он зашел в тупик. Но сохранялся на вершинах Его корней простой язык. И каждый жил в отдельной клетке, Презрев содружество пещер… Но это все же были предки, Как питекантроп, например. Небезопасно отрекаться От растворившихся во мгле… Как тысяча иллюминаций, Свеча горела на столе. Обряды Я все еще сомнением объята, А значит, рано общий сбор трубить… Первопричину древнего обряда Уже давно успели позабыть. Давно обряд не исцеляет раны, Удачу на охоте не сулит. Но в бубны бьют сановные шаманы, И я танцую, как шаман велит. Мне не помеха умное неверье, Я самый стадный зверь среди зверей. Могла бы я уйти и хлопнуть дверью, Но в древнем мире не было дверей. Привычно на стене рисую тигра, Его пронзив магической стрелой, Потом прощаюсь вежливо. И тихо Две двери закрываю за собой. И шарф тугой петлей стянул на шее, Покорно руки прячу в рукава. …Бессмысленны, как жертвоприношенье, Во благо убиенные слова. «Мы все давно узнали, что – почем…»
Мы все давно узнали, что – почем, Какой ценою можно быть неправым. Мы делаем Историю. По главам. И в ней самих себя не узнаем. Самим себе когда-то сдавшись в плен, Речами, как цепями, мы бряцаем, И честно все на свете отрицаем, Не предлагая ничего взамен. А там – за гранью этой суеты — Опять рассвет, и солнце из-за тучи, И азбуку какой-то мальчик учит, И вечным пчелам дарят мед цветы, И девочка сбегает босиком К реке, чтобы умыться и напиться, И тянет то дымком, то молоком, И плачут птицы! Эрудиция Раскованность, раскованность Ненужная моя, И знаний сфабрикованность Из сгинувшего дня. В мозгу их упакованность Компактную храня, Прикованность, прикованность Титана – не огня. Ведь рассуждая без затей, Я знаю, что не Прометей Огня похитил жар. А он, страдающий зазря, Столетья видит, как заря Родит лесной пожар. «Все смещено во времени…» Все смещено во времени. И время Нас разделяет мраморной стеной. И Вы навечно остаетесь с теми — Ушедшими, Вы вовсе не со мной. Вы смотрите в упор. И все же мимо Скользит Ваш взгляд. Но я при нем как страж: И взгляд, и Вы мне так необходимы, Что этого в словах не передашь. Тепло руки, стихи и ожиданье — Все словно в восемнадцать лет. Меж тем Уже явилось горестное знанье, Которое является не всем. И мне не быть хозяйкой в Вашем доме, Насторожен, устойчив дом, как дот. По Вашим фотографиям в альбоме Меня другая, словно гид, ведет. И отделяет Вас, и отдаляет, И так оберегает от меня, Как будто временем повелевает, Не оставляя мне от Вас ни дня. |
