Смотри и слушай Мне скажут: не смотри, не слушай, — Картины многие страшны… Зачем же мне глаза и уши Неосмотрительно даны?! Наш путь день ото дня все хуже, А ночи темные длинны, И сами с возрастом к тому же Мы недостаточно сильны. Но я, покуда сердце бьется, Смотреть и слушать и бороться Характером обречена… Глядишь – и стали очи зорче, И ночи сделались короче, Хоть жизнь сама не так длинна! Рождение
Рожая хлеб, земля изнемогла, Отдав колосьям жизненные силы. От чернозема лишь одна зола На пепелище засухи застыла. И в панике кричат перепела, Не ведая, где их жилище было. Земля вчера красивая была. Она себя – вчерашнюю – забыла. Закон рождения и смерти слеп: Земля погибла, создавая хлеб, Но землю не создашь уже из хлеба. От крика сердца разум мой оглох: Мне бескорыстно небо дарит вдох, Но от дыханья не родится небо. Транзисторы Пронзительно транзисторы Орут, как будто в трансе. Транзитные туристы мы На бесконечной трассе. Все истины, как исстари, Узнав их в первом классе, Мы охраняем истово, На черный день, в запасе. Нам жаворонка тоненько Напомнит электроника Из-за стены соседней. Но нет успокоения — Последнее мгновение И соловей последний! Молитва Я горячо шепчу: спаси вас, люди, От зависти, от лжи, от клеветы… Ведь молоком наполненные груди Преподают уроки доброты. О пониманье грежу, как о чуде, Но у чудес расплывчаты черты. И долговечна память об Иуде, И древние размножены кресты. И познанные истины забыты, И то, что с их содействием открыто, И бомбы нависают в небеси, И откровенье гения убого… Молю несуществующего Бога: Прости нам прегрешенья и спаси! Метеорология Мне объяснил метеоролог Распутицу декабрьским днем. А день ни короток, ни долог, Пока мы суетно живем. Но в сердце радости осколок Забыть не даст мне аксиом: Ведь лед то холоден и колок, То обжигает, как огнем. Вокруг все по науке тает… Неужто снег знакомый станет Воспоминанием о нем?! Сыграть в снежки, лыжню освоить Иль бабу белу построить, Как строят храм, как строят дом. Барабанщик Истории бродячий балаган Опишем в книгах, разместим по полкам… Две палочки, забыв про барабан, Стучат по барабанным перепонкам. Не бычья кожа, а сама судьба Гудит над смертным полем эшафота, И морщится безусая губа Под въедливыми капельками пота. А перед тем стучали молотки, Гвоздями доски влажные сшивая. Багровый след на желтизне доски И песня барабанная – живая! Шнур, как петлю, на шею нацепи, Поверх толпы гляди холодным глазом, На шелковом шнуре, как на цепи, Ты к барабану накрепко привязан. Будь каменным. Не смейся и не плачь. Пусть похоронный марш звучит как полька. Ты не судья. Ты даже не палач. Ты в стороне. Ты барабанщик только! Чем хуже ты любого из толпы? Что барабан пред гильотиной значит? Две палочки, две жизни, две судьбы И две слезы — мой барабанщик плачет. Имена От первой клеенчатой бирки роддома До самой последней надгробной плиты Под знаменем имени скромно пройдем мы Содом и Гоморру земной суеты. Когда-то людей нарекали по святцам, Теперь наступил математики век. По старым законам младенцы родятся, По новым законам живет человек. Как формула, каждое имя условно, Абстрактно, как музыка, тень, а не плоть. Но мы бережем и храним его, словно Голодный случайного хлеба ломоть. Когда-нибудь сменится имя на номер. (Однажды был опыт поставлен такой.) Не скажут со вздохом: «Преставился, помер», А вычеркнут цифру бесстрастной рукой. Вовек не подняться сомкнувшимся векам, — Века безымянную плоть погребли. Он был в человечестве лишь человеком Белковой молекулой нашей земли. Пожар Я поверила в этот пожар Ухищрением памяти странной… Так реально огонь пожирал Этот призрачный дом деревянный. Я поверила в этот огонь, Потому что поверить хотела, От ожога болела ладонь, И одежда под искрами тлела. И не дождь – только пепел с небес, Словно крупные черные слезы. Так окончиться может прогресс, Не сберегший себя от угрозы. А поверить пожару легко, Потому что и будни суровы… Хоть пылает пожар далеко, Но в него мы поверить готовы. |
