Стасик почувствовал его настроение.

– Вы думаете? – сказал он прерывающимся голосом. Выходит, эти Бруно могут даже наш Замок разрушить?

– Предпочитаю об этом не думать…

– Поэтому вы и фотографируете руины Замка, пока стоят целыми стены? Да?

– Я фотографирую…

Вдруг Стасик выпрямился, вскинул голову, сунул руки в карманы, озорно свистнул, поддел ногой груду камней, о которую только что споткнулся.

– А мы его восстановим! Восстановим! Восстановим! Пусть они все лопнут от злости!.. Вот ваша кассета с негативом! Фотографируйте! Пусть все знают, что они хотели нас уничтожить! А Замок будет стоять! Отец говорил…

Станислав молча взял штатив. Снимки на первом этаже уже были готовы, надо было перейти на второй. Поэтому они повернули в сторону Владиславовой башни.

Они шли через разоренные залы, под ногами крошился битый кирпич, но уверенность, что время поражения минует, не покидала их.

Вдруг Стасику почудилось, что со двора доносятся какие‑то подозрительные голоса.

– Возле Сенаторских ворот… О боже! Это любимое место Бруно!

Он подбежал к окну и осторожно выглянул.

Нет. Никого не было.

Без опаски они поднимались по крутым ступеням башни Владислава, помнящей – еще с тех времен, когда она именовалась Круглой башней, – и Большой двор мазовецких Пястов, и времена Ягеллонов, и более поздние эффектные перестройки Замка династией Вазов, которые и назвали ее в честь одного из своих королей Владиславовой.

Шли они медленно: мрамор был выбит, с выщербленных ступеней соскальзывали ноги.

– Внимаааа!.. – крикнул вдруг Стасик.

И не успел докончить.

Одна из ступеней неожиданно зашаталась и ушла из‑под ног Станислава.

Он пошатнулся, потерял равновесие, инстинктивно пытаясь опереться о поломанный поручень или о стену. Однако проблеск сознания велел ему еще крепче сжать в руках аппарат и чемодан с негативами. Он покачнулся, больно ударился о стену, из которой торчали остатки выломанной панели, сорвался вниз… И наверняка, покатившись, пересчитал бы все ступеньки, если бы его вовремя не поддержал Стасик.

– Случилось что?

– Ничего! Аппарат цел, и негативы тоже!

Станислав перепрыгнул через две следующие ступени, чтоб наверстать упущенное время. Но тут же вскрикнул – так нестерпима была боль в ушибленной ноге.

– Нет! Нет! Все в порядке, ничего не случилось! – повторял он, с трудом карабкаясь на лестничную площадку второго этажа.

Однако на верхней ступеньке вынужден был остановиться. На лбу выступила испарина. Подумать только – вывихнуть раненую ногу!.. Он снял ботинок и попытался перевязать лодыжку носовым платком.

Стасик взирал на его усилия критически.

– Может, скорую помощь вызовем? – В его голосе снова появилась насмешливая интонация. – А на что годится такой платочек? Здесь нужен бинт или хорошая портянка!..

И вдруг, прежде чем Станислав успел возразить, парень вытащил из кармана перочинный нож, надрезал край своей куртки и оторвал кусок подкладки, помогая себе перочинным ножом там, где швы были слишком крепкими. Несмотря на протесты Станислава, он туго перевязал ему лодыжку.

Довольный, глядя на дело своих рук, Стасик лукаво‑огорченно спросил:

– А как же вы теперь свои штиблеты наденете?

К счастью, сапожищи Станислава были так разношены, что обуть забинтованную ногу не составило особого труда.

Сейчас боль не была такой резкой, и Станислав, прихрамывая, все же мог медленно передвигаться.

– Ну так что же? На выход с вещами?

Станислав не ответил. Они находились на втором этаже Замка, возле апартаментов короля Станислава. С аппаратом. Им удалось улизнуть от бдительного Бруно. Неизвестно, представится ли еще когда‑нибудь случай попасть сюда.

– Идем дальше, – решил он.

Вышел из Владиславовой башни, повернул налево. Стиснув зубы, переходил из одного зала в другой, прикидывая, где можно сделать хороший снимок. Стасик следовал за ним, помогал установить штатив, закрепить камеру.

Куда только Станислав ни кидал взгляд, всюду он встречал картины ужасающего разорения. Боль в лодыжке стала нестерпимой. Он вспомнил предостережение доктора, который говорил, что чрезмерная перегрузка раненой ноги может кончиться воспалением нерва и увечьем.

Наконец они выбрались на внешнюю галерею.

Со стороны Вислы донесся долгий одиночный свист.

В зарослях парка, у подножия Замка, неожиданно что‑то зашевелилось, мелькнула чья‑то тень. Станислав быстро отскочил назад, внутрь зала.

– Это наши ребята, – успокаивающе заметил Стасик. – Они были на страже. А теперь дают знать, что уходят. Им пора.

Забрав аппарат, наши герои перешли из старинной саксонской часовни в зал Совета, в котором некогда по четвергам устраивались знаменитые обеды.

Из зала Совета они вошли в огромный, высотой в два этажа, Бальный зал, а из него в следующий, где наверху еще виднелись остатки золотых литер сделанной по‑латыни надписи. Кругом, как и всюду, были груды битого кирпича.

– Это Рыцарский зал, – приглушенным голосом сказал Станислав. – Он вызывал у вступавших сюда чувство патриотизма и национальной гордости. Его стены украшали огромные картины кисти Баччарелли, запечатлевшие знаменитые события истории Польши, портреты и бронзовые бюсты полководцев и героев. Фигура Хроноса с косой и с большими часами напоминала о бренности всего земного, а мраморная Слава – о том, что подвиги, совершенные во имя Отчизны, времени не подвластны.

– Нет картин, – глухо отозвался Стасик. – Нет статуй.

– Сейчас их здесь нет. Но будут. Вернутся в Замок.

В пустые оконные проемы глядело широкое безоблачное небо, вдали на солнце сверкали воды Вислы, вечно живые, такие же, как и много веков назад. Станислав закрыл глаза. Ему казалось, что он видит покои Замка такими же великолепными, как прежде.

Он ступал легко. Боль в перетянутой ноге почти утихла. Упрямый чемодан удалось наконец закрыть. Операция приближалась к благополучному завершению.

Из Рыцарского зала они перешли в Тронный зал.

– Здесь в октябре тридцать девятого года генерал‑губернатор, президент Международной академии права, доктор Ганс Франк срывал с тронного балдахина польских орлов, поощряя свою свиту следовать его примеру… Это было началом уничтожения…

Стасик разглядывал все вокруг, будто надеясь, что среди груды мусора и обломков удастся найти хотя бы клочок пурпурной ткани и вышитое орлиное перо.

– Брат мне говорил, что где‑то в Замке была золотая комнатка, я искал ее, но не мог найти…

– Это как раз здесь, рядом с Тронным залом был кабинет Совещаний с арабесками художника Плерша, написанными на стене настоящим золотом. Ты не мог их найти, потому что все они спасены, чтобы когда‑нибудь вернуться в Замок!..

– Настенная живопись? Спасена? Каким образом?

Станислав молча указал на стены восьмигранной комнаты, почти по всей поверхности красневшие обнаженным кирпичом. Только на небольших участках стен сохранились остатки серой штукатурки.

– Как это сделали? Как это удалось? – Стасик недоверчиво качал головой.

– Нам надо спешить! Время позднее!

Станислав пошел первым. Стасик, оглядываясь, последовал за ним.

Они миновали Владиславову башню и попали в анфиладу из шести личных покоев Станислава Августа. Из всех окон открывался вид на Вислу.

– Значит, мы снова в Большом дворе! – радовался своим познаниям Стасик. – Только наверху…

Они поочередно проследовали через королевский кабинет, гардеробную и спальню короля, через старинный зал Аудиенций, пока не добрались до зала художника Каналетто и часовни короля Станислава Августа, размещавшейся в стенах Городской башни. Повсюду были все те же груды щебня, искалеченные стены.

В зале Каналетто Стасик наклонился и поднял с пола кусочек багета удивительно тонкой, филигранной работы.

– Наверно, от рамы какой‑нибудь картины…

Он подал его Станиславу, тот некоторое время подержал в руке искусно вырезанный и покрытый позолотой кусочек дерева.