…А ведь всего пару недель назад жизнь фонтанировала настоящими свершениями и планами будущих проектов. Заказов стало так много, что Берестага начал задумываться о помощниках. Первым он приглядел Цыбульку.

Случилось это днем на Казанском вокзале, где Берестага по делам одного из клиентов общался с руководством линейного отделения полиции.

Все началось с шумного цыганского гвалта. Ухохатывающиеся стражи порядка привели в отделение целый цыганский табор, во главе которого шествовала мамонтоподобная торговка.

– Что вы ржете? – возмущалась дородная дама в цветастых юбках. – Он кинул меня! – показала она звенящей от золота рукой на застенчивого студента-очкарика. Несмотря приличный рост и солидную комплекцию парня, его несуразный наряд, очки и походка с головой выдавали типичного русского интеллигента.

Все линейное отделение собралось на шоу. Берестага, естественно, тоже не мог пропустить такое зрелище. Из рассказа цыганки начала вырисовываться картина.

В ожидании подходящих поездов габаритная торговка разгуливала по перрону, толкая с рук дубленку. И тут из людской толчеи нарисовался перед ней этакий занюханный ботаноид в очочках, стареньком коротеньком пальтишке. Взгляд из-под очков добрый, наивный.

– Простите, можно посмотреть? – робко спрашивает.

– Бери, дарагой, совсем дешево атдам.

Бояться ей нечего, вокруг все свои. Да и что может сделать этот лохозавр? А тот куртку смотрит, щупает – весь в сомнениях, как будто решиться не может. На глазах зреет. Цыганка в людях разбирается, добавить чуть-чуть надо.

– Маладой, красивый, бири. Дубленка тибе очень харашо будет! Памерь, обещаю, как вылитая на тибя сядет!

– А сколько стоит? – все так же робко спрашивает студент.

– Тибе, дарагой, почти задаром, за пять тыщ отдам.

– За пять тысяч?! – удивляется очкарик. – Ох, как… у меня ж таких денег-то, может, и нету… Простите, минуточку.

Он из кармана деньги достает, прямо в толпе пересчитывает.

– Слава богу, мама аж десятью тысячами снабдила.

Слониха в экстазе: лошара перед ней по первому классу! Такой один на миллион попадается. Сам напрашивается.

Пересчитав деньги, мечта лохотронщика кладет их в карман пальто.

– А можно померить?

Он снимает пальто с деньгами, положить некуда.

– Подержите, пожалуйста. А зеркала нету?

– Какой зеркало? Тут паезда одни, пасматри в акно.

Пока покупатель искал свое отражение в стеклах поезда, цыганка с пальто и растворилась в толпе. А чтобы старое пальтишко, как улику, не таскать за собой, сразу полезла в карман. А не тут-то было! В пальто не то что денег, там и карманов нет – срезаны. Через эту дырку очкарик и просунул деньги в карман брюк.

Вот и расклад в итоге: ботан в новой дубленке и при деньгах, а ушлая цыганка со старым дырявым украденным пальто без денег и дубленки.

Торговка завопила, давай своих звать. Цыганам повезло – ловкача поймали. Но разобраться с ним не успели. Как назло, поблизости оказались линейщики. И всю ораву привели в отделение.

Свою версию студент изложил коротко и внятно:

– Я попросил у нее дубленку для примерки. И пока одевал, эта дама сбежала с моим пальто и десятью тысячами рублей. Пальто оцениваю в полторы тысячи.

Цыганка от такой наглости аж крякнула. Ей бы сказать, что это он от нее свинтил с дубленкой, да возмущение захлестнуло:

– Какой деньги?! – разрядила она в него всю свою нерастраченную мощь. – С пальто сбежала, – подтвердила она, – так в карманах-то ничего не было! Там даже карманов нет! А пальтишко-то помоечное. Ему и место на свалке!

И тут студент проявил недюжинную эрудицию:

– Ну, раз денег не было, на тебе две статьи: за покушение на десять тысяч рублей и кражу пальто.

Покатываясь со смеху, Берестага поинтересовался у одного из сотрудников отдела:

– Что ей грозит теперь?

Тот хмыкнул, подписывая протокол:

– Открытое похищение денег, пальто. Могут года три впаять.

– А парнишка?

– А что парнишка? Он – жертва преступления. Сейчас все подпишем да отпустим.

Получив настоящее удовольствие от спектакля, Берестага дождался студента для более близкого знакомства. На выходе из линейного отдела тот снял ненужные очки и, не ведая ни о чем, бодро зашагал навстречу качественным переменам в своей бурной жизни.

Семен Цыбулька родился в интеллигентной краснодарской семье. Иван Аркадьевич – его отец, – типичный российский подкаблучник с мягким характером, выбирая между необходимостью доказывать свое мужское право на последнее слово и возможностью спрятаться за бутылкой «беленькой», предпочитал последнее. «Беленькой» он изменил только несколько раз с «красненькой», да и то не по-настоящему, считая ее лучшим выходом из всех жизненных передряг.

Мать, Марина Сергеевна, в прошлом учитель, напротив, как человек с гипертрофированной ответственностью, сначала взяла под контроль домашний быт, раздражаясь от беспечности мужа и подрастающих сыновей, затем семейный бюджет. А после, видя, что никому ничего не надо, стала единственным добытчиком. Бросив работу в школе, она сделала карьеру в крупной компании, торгующей пшеницей и мукой. А когда разобралась в бизнесе, перехватила нескольких крупных клиентов и организовала свою фирму по поставке зерна из Кубани на московские мукомольные комбинаты. Дело пошло, и она перевезла бизнес и семью в Москву.

Командный стиль управления, укрепившийся в этом мужском деле, она применяла и в семье, сокрушаясь от непонимания со стороны домочадцев. Семья же в полном составе практиковала мягкий бунт, клянясь в лояльности и послушании, а на деле саботируя установленный дома порядок.

Старший сын – Игорь – сбежал из дома первым к женщине, которой уступал в возрасте восемь лет. «Синьке» предпочел «дурь», «лишь бы не как отец», родному дому – чужой, «лишь бы не там, где мать». Младший – Семен – тоже продержался недолго. Сначала он просто пропадал ночами, доводя мать до истерики. Позже совсем перебрался в общагу мединститута. Видя такую увлеченность медициной, Марина Сергеевна оплатила его обучение премудростям Гиппократа. Но скучные лекции Семен Цыбулька променял на веселую компанию, красивых девушек и новую страсть, затмившую остальные, – игровые автоматы. Мамины деньги помогли преодолеть первые две сессии. А затем Марина Сергеевна поставила ультиматум: или начинай учиться, или иди в армию.

Семен подумал-подумал и поступил в театральное училище, освободившись и от армии, и от ненавистного мединститута. Как ему это удалось? Неизвестно. Всем сказал, что сам поступил. Поверили, поскольку очевидным было, что хоть и разгильдяй, но между ушей не ветер гуляет. А когда познакомил родных с будущей женой Машей, стало понятно, что парень-то точно не промах.

– Правильная девочка, – оценил старший брат.

Впрочем, очаровать красивую девушку из хорошей семьи для Семена с его навыками ловеласа было не так уж и сложно. Главной проблемой в жизни молодожена оставалась финансовая зависимость от матери. Деньги были нужны всегда, их все время не хватало. Параллельно с учебой Семен торговал гербалайфом, продавал рекламу в журналах, толкал акции финансовых пирамид. Позже начал запускать свои проекты. Например, газету «Секс и автомобили», интернет-портал «Легкие деньги», журнал-каталог эксклюзивной мебели.

Самым поразительным было то, что все его начинания были в той или иной мере успешны. Своей активностью, энтузиазмом и работоспособностью он заряжал людей на свершения и получал быстрый результат. Но каждый раз, как что-то начинало получаться, внутри Семена Цыбульки его вечный тайный демон переключал рубильник. И интерес к делу, энтузиазм и радость, как по мановению волшебной палочки, сменялись затяжной депрессией, устранить которую можно было единственным способом, и то лишь на время. Этот способ окончательно уничтожал все усилия, направленные на выход из тупиковой зависимости от материнских денег.

Игра. Салоны игровых автоматов завлекали и пленяли, опьяняя не только гасящим разум азартом обреченного на неудачу состязания с запрограммированной машиной, но и реальными напитками. Менеджеры любили таких клиентов. Их поощряли бесплатным пивом и коньяком, иногда вперемешку, подсказывали «удачливые» автоматы – те, на которых кто-нибудь уже спустил много денег, а значит, там должно было повезти. Семен уходил под утро без гроша в кармане. Но, несмотря на жестокое утреннее разочарование, в памяти оставалось волнующее счастье от нескольких часов безрассудного забытья.