— Пять пуль в спину! — развел пальцы на руле Грешников.— И пистолет не нашли.

— С глушителем?

— Там такой музон грохочет, что хоть из пушки пали — никто не услышит. Подойти к нему мог любой из играющих.

— Игроков задержали?

— Где там! Только поднялся шум, всех как корова языком слизала. Их человек двадцать было. Пятерых из постоянных посетителей уже нашли, остальных ищем. Случайные люди. Но вьетов среди них не было.

— Точно не было?

— Слушай, трудно замаскировать вьета так, чтобы его не приметили ни Петруша, ни Вероника, ни охранники. Они же знали, что следует остерегаться. Белла им все уши прожужжала.

— Как она?

— Истерика вперемежку с яростью. Дай ей волю — она перебьет полгорода.

— Пистолет не тот, из которого стреляли в бомбера?

— Другой. Поехали со мной, везунчик. С тобой у меня как-то результативнее получается.

— А за что меня все же задержали?

— Пустяки! Принуждение несовершеннолетней к сожительству.

— Айни?!.

Можаев опешил. Этого он никак не ожидал. Монумент посмотрел на него сочувственно:

— Но ты же с ней не спал?

— Я не знал, что она несовершеннолетняя! И не было там никакого принуждения!

— Говорил я тебе — никаких баб на работе! Там у следака твоего все в ажуре! Заявление потерпевшей, раз! — принялся загибать толстые пальцы Монумент.— Заявления родственников и свидетелей, два! Штук десять! Акт медицинского осмотра, подтверждающий прискорбный факт,— три. С тебя достаточно, огребешь лет восемь как педофил, с чем тебя и поздравляю! Возьмут образчик спермы, сличат — и на этом следствие закончено. Мне бы такие дела, я бы чемпионом по раскрываемости стал!

— Ничего себе везунчик… — растерянно пробормотал Авенир.— Вот так поддел меня хозяин…

— А ты думал, в бирюльки играем? Вот теперь ты и соображать не в состоянии! Соберись, ты мне нужен. Чудес не обещаю, но до минимума срок собью.

— Это сколько?

— Три года.

— Елки зеленые! — Авенир схватился за голову.— За что?!

Монумент взглянул на него удивленно:

— А ты неблагодарный! Да любой урлан мне за такое ножки бы целовал! Пять лет ему обещают скостить, а он не рад! Пять лет жизни тебе дарю!

Авенир воззрился на Грешникова, как на сумасшедшего. Опер не шутил. Более того, Можаеву показалось, что его щедрый приятель чего-то недоговаривает. На толстой переносице его образовалась глубокая поперечная морщина скрытой вины, которой, как точно помнил Авенир, прежде не было. Он спросил об этом напарника.

— Пустяки…

Морщина задвигалась.

— Нет уж, выкладывай! Вижу я твои пустяки, столбняк от них берет! А ему все хаханьки!..

— Прости. На этот раз действительно пустое. А ты не переживай лишнего. До приговора твоего еще далеко, что-нибудь придумаем. Поговорю с шефом…

— Да я сам дела так не оставлю! Я найду тебя, хозяин вьетов! Я тебя найду и заставлю снять заклятие, колдун чертов! Поехали!

О, восточная женщина, вечная загадка человечества! В западной литературе, особенно во французской, море чернил было потрачено на воплощение образа женщины, преступавшей долг ради любви, — и теперь мы имеем то, что имеем. Теперь это никому неинтересно, даже самим женщинам. Но Восток, нетронутый Восток… Как можно на тебя сердиться?

Так меланхолично рассуждал Авенир Можаев, скукожившись на переднем сиденье с обиженным и несчастным видом. Он нисколько не осуждал Айни, нет! Ведь он был русским интеллигентом, а значит, умел оставаться предельно честным перед самим собой. Это русская интеллигенция умела всегда. Отточенное веками мастерство самобичевания, переходя по наследству, не одну буйную головушку утопило в вине.

Формально Авенир нарушил закон, вкусил запретного и теперь, хочешь не хочешь, должен был держать ответ. Возмущение и обида его были направлены не на маленькую вьетку, а на того, кто научил коварству бедного ребенка. Авенир объявлял войну хозяину вьетов!

Решительным шагом, стараясь держать ступни прямо и позабыв о печальных событиях ночи, вошел он впереди Монумента в особняк Низовцевых. Увиденное поразило его.

На лестнице, держась за перила, встретила их кое-как, будто впопыхах, одетая Белла.

— Ах-ха-ха!.. — засмеялась персиянка, покачиваясь.— Ах-ха-ха-ха! Прибыли наши защитнички! Герои наши пришли! Трубите в трубы все! Колька, парадом стройся! Принимай дорогих гостей!

За ее спиной появился Отец Никон, попытался увести безутешную мать, но она вырвалась и закричала:

— Столько умных, здоровенных мужиков, а не уберегли одного маленького, тоненького мальчика! Кровиночку мою не уберегли! А он ведь еще в школу должен был пойти-и-и…

— Она еще не ложилась,— виновато пояснил Николай Николаевич.— Проходите, пожалуй, в кабинет…

— И не лягу! — закричала Белла.— Я не лягу до тех пор, пока сволочь, что убила малютку, топчет землю! Всеми святыми клянусь!

Хотя образ Петруши, сохранившийся в памяти Авенира, мало напоминал хрестоматийного малютку, Можаева тронуло горе матери. Они собрались в кабинете, и Белла, упорно тряся головой, уселась между Авениром и Грешниковым. В руках она держала старый школьный альбом, страницы которого переворачивала и рассматривала с любовью. Заметив, что Авенир поглядывает на них исподтишка, она закрыла альбом руками и погрозила ему сухим пальцем, будто девочка.

— Оставьте ее, Авенир Аркадьевич,— строго попросил Отец Никон.— Так она хоть молчит. Это с ней бывало и раньше… В минуты душевных потрясений. Она отойдет, я уверен.

— А где Вероника? — спросил Авенир и едва не присел с перепугу, увидав страшные глаза Отца Никона.

— Действительно! — взвилась с места Белла.— Как же я могла забыть?! Это ты, оборотень,— она ткнула сухим пальцем в живот Николаю Николаевичу,— ты мне глаза опять отвел! Где она?! Где эта стерва, загубившая мою жизнь?! Она за все мне заплатит! Я сейчас найду ее!

И обезумевшая женщина, стуча каблуками, решительно направилась на половину соперницы. Авенир привстал было, чтобы удержать ее, но, повинуясь жесту Николая Николаевича, опустился на прежнее место.

— Вероники в доме нет,— прошептал Отец Никон, укоризненно сложив узкие брови домиком.— Она забрала Ленку и скрылась сразу же по приезде из клуба. Где она — никто не знает. Белла изрезала ножом ее постель в клочья. Что вам удалось выяснить?

— Вот фото тех посетителей, которых успели разыскать благодаря нашей оперативности,— протянул ему пачку снимков Монумент.— Это в основном завсегдатаи.

Разглядывая фотографии, Отец Никон поморщился, будто у него болел зуб.

— Среди них есть подозреваемые? У меня есть основания полагать, что пресловутые вьеты непричастны к убийству Петруши.

— Это какие такие основания?! — гневно спросила возвратившаяся Белла, лицо которой приобрело почти осмысленное выражение.— А у меня, напротив, есть все основания полагать, что эта азиатская чума и загубила моего мальчика! Все с них началось, с этого их клуба! Они его чем-то шантажировали, он им угрожал!

Отец Никон несколько растерянно посмотрел в глаза Белле.

— И все же я полагаю, что вьеты не смогли бы это сделать,— повторил он.— Вы думаете иначе, Белла? Странно…

— Ничего странного! — встрял Авенир, задетый за живое заступничеством Николая Николаевича за вьетов.— Вьеты коварны, изобретательны, неблагодарны, а главное, у них есть главарь. Хозяин! Судя по всему, очень опасная и незаурядная личность! Я тут составлял его психологический портрет на досуге… Досуга у меня было много… Я вам всем обещаю… Нет, я клянусь, что найду его! И тогда многое откроется, многое станет явным!

Николай Николаевич закашлялся.

— Мой мальчик! — торжественно произнесла Белла.— Я вами горжусь!

И она нежно поцеловала Авенира в лоб теплыми увядающими губами.

Николай Николаевич закашлялся пуще прежнего.