— А что, Вероники тоже нет дома?

— Ну конечно! Они все время вместе, а мне, матери, которая ночей не спала, которая вскормила его, воспитала, мне даже слова не дают сказать! Тут же затыкают рот! Вы бы слышали, как он со мной разговаривает! Стыд!..

Авенир сжалился и повел все-таки разрыдавшуюся Беллу под острый локоть в маленькое кафе напротив. Ох, эти дамы с острыми локтями!.. Битый час жаловалась ему Белла на Петрушу, на Веронику, на Николая Николаевича, и, когда она слегка успокоилась и пришла в себя, настала пора отпаивать валерьянкой Авенира.

— Послушайте, Белла…Э-э…

— Александровна… — услужливо подсказала она.

— Белла Александровна, ничем вас утешить не могу. Более того, скажу вам, что тревоги ваши совершенно обоснованны и правильны, особенно сейчас. Пока Петруша не достиг совершеннолетия, эти последние три дня он находится в опасности. Я не вправе высказывать какие-либо подозрения, но случись что — и финансовая ситуация может измениться далеко не в вашу пользу… Вы понимаете меня?

Белла соображала, нахмурившись. Слезы ее просохли мгновенно, пальцы сжались в кулак.

— То есть вы намекаете, что все может получить эта проходимка?!

— Я такого не говорил, но юридически…

— Это немыслимо! Есть же Бог, наконец, и я тоже не допущу! Спасибо, Авенир Аркадьевич, вы раскрыли мне глаза! Ну, теперь я ей покажу! Она у меня теперь, как вошь на гребешке!

— Ничего я вам такого не открывал! И без ссылок, пожалуйста! — вскричал пораженный ее запалом Авенир.— Я просто хочу сказать, что убийца еще не пойман, и вообще…

Но Белла его уже не слышала, решительно топнула каблуком, поймала такси и укатила, прищемив дверцей длинный подол нового серого платья. «Ненависть, умноженная на любовь, дает непредсказуемый результат»,— уныло резюмировал Можаев.

У него было еще время для пешей прогулки, и он отправился пешком к корейскому ресторанчику, петляя по улицам Ржевки, заглядывая в витрины магазинов, сворачивая в переулки. Он чувствовал себя несколько растерянным, обескураженным своей беспомощностью и неспособностью что-либо предпринять, придумать эффектный ход, одним махом развязавший бы путаницу событий. То и дело казалось ему, что он уже все знает, что все фрагменты головоломки у него в руках, надо только выбрать их из пестрого потока жизни, запечатленного его цепкой памятью, и правильно сложить. Ведь помнить — это одно, а увязать и истолковать — совсем другое… Глаза его рассеянно блуждали по сторонам, по лоткам уличных торговцев и озабоченным лицам полуденных торопливых прохожих.

Вдруг будто струна зазвенела у него в груди. Он еще не понял, что именно привлекло его внимание, но на всякий случай остановился и заново осмотрелся. Он уже был неподалеку от того места, где назначил свидание Айни, только подходил к нему не с главной улицы, а из замусоренного бокового переулка. В переулке носами к тротуару стояли припаркованные автомобили, и один из них, несомненно, был ему знаком. Авенир постоял перед низеньким длинным «ситроеном», обошел его с кормы, перешел на другую Сторону переулка, чтобы изменить ракурс — и вспомнил! Это была машина, за которой погнался Грешников в ночь, когда они порознь искали заблудшего Петрушу!

В задумчивости потирая переносицу, Авенир сделал несколько шагов, не видя ничего перед собой, и тут же наступил на ногу расклейщику афиш с толстой сумкой бумаги, валиком и бидончиком клея.

— Бли-ин!.. — взвыл расклейщик, мелкий рябой мужичонка в очках, и, отскочив за пеструю тумбу, заохал.— Чарли Чаплин чертов! Под ноги смотри, тюлень!

— Извините… — меланхолично ответил Авенир, продолжая двигаться походкой киногения.

«Эта дорогая красивая машина вряд ли оказалась здесь случайно,— мучительно выдавил он первый мыслительный перл.— Я видел ее… Я видел ее… Э-э…»

Он развернулся и зашлепал обратно, шепча под нос. Расклейщик проворно убрал с его пути бидончик и взглянул сочувственно.

— Я видел ее у подъезда, когда мы нашли Трофима,— ровным голосом сообщил ему Авенир.

— Да-да, конечно, ты только не волнуйся! — успокоил его мужичонка, дрожавшей рукой поправляя вспотевшие очки.— У нас один так волновался, взял и зарезал нормировщика!

— Хорошо… — кивнул Авенир.— Молодец…

Появление здесь Трофима все меняло. Он, очевидно, прознал о назначенной встрече Авенира с Айни и явился отомстить. Авенир отогнал мрачные предчувствия. Долг превыше всего! Он захлопал по карманам в поисках бумажки с номером телефона Грешникова. Мужичонка, выставив перед собой липкий валик на длинной рукояти, как рогатину, подозрительно следил за его руками.

Бумажки в карманах не оказалось. Хуже того, пропала и телефонная карта, так что номер, который мгновенно всплыл в памяти, оказался бесполезным. Тут Авенира посетила блестящая мысль. Лицо его озарилось улыбкой, голубые глаза мрачно сверкнули.

— Я возьму его сам! — воскликнул он, вскинув длинный указательный палец перед носом припертого к стене расклейщика, отчего тот хрюкнул и пугнул его валиком.

Идея реабилитироваться перед напарником за вчерашнюю оплошность пришлась Авениру по вкусу. Чувство вины — родимое пятно русской интеллигенции. Наконец, назвался сыщиком — изволь делать всю работу, не только раздумывать да на скрипке играть. Хорош был бы Шерлок Холмс, если бы он только пиликал, а жуликов хватали по его указке другие!

Не в натуре нынешнего интеллигента, приняв решение, оттягивать его исполнение. Миновало безвозвратно время, когда интеллигенция сначала думала, бессмысленно истязая себя вопросами: кто виноват, что делать, кто там? Как «что делать»? Хватать надо! Припомнив внушительные габариты Трофима, Авенир огляделся, в нескольких шагах увидел обломок асбестовой трубы в метр длиной и дюймов восьми в диаметре и подобрал его. Расклейщик, присев и судорожно сглатывая, следил за его манипуляциями, как завороженный.

Авенир с силой помахал обломком в воздухе, вслушался, склонив голову, в его басовитое гудение и, улыбнувшись, подмигнул мужичонке. Дав ему понять знаками, что все в порядке и он может спокойно продолжать клеить свои афиши с ценной информацией для жителей Петербурга, Можаев как ни в чем не бывало привалился плечом к фонарному столбу в позе Геракла, опираясь на обломок, как эпический герой на палицу, и насвистывая. Припаркованные авто скрывали его, ему же, напротив, хорошо виден был свободный участок переулка до перекрестка с проспектом. Надежнее можно было скрыться неподалеку за мусорными контейнерами, но один их вид вызывал у Авенира неприятные ассоциации.

План его был прост, как все гениальное. Заметив издали рослого Трофима он, Можаев, прячется за соседним автомобилем и в момент, когда коварный «яппи» откроет дверцу своей иномарки, Авенир подкрадется сзади и оглушит негодяя.

Замахиваясь на великое деяние, Авенир не учел лишь опыта великой русской истории. Ведь наш интеллигент — это не тип и не характер. Это судьба, с неумолимостью рока пятнающая все начинания этих лучших представителей рода человеческого. Если бы у Авенира Можаева было время спокойно сопоставить, проанализировать опыт и последствия русских революций, а также событий не столь давнего и уже, в целом, неактуального прошлого, он бы, конечно, при его светлом уме нашел бы иной, менее кардинальный выход из сложившейся ситуации. Но времени этого у него, как всегда, не было. Ведь наш культурный слой, он сначала влезет в драку, а уж потом, когда очки под угрозой, начинает размышлять о роковых ошибках.

Трофим появился довольно скоро. Одет он был так же, как и позавчера. Шел он угрюмо, решительно, сунув руки в карманы, ссутулившись, и вид имел хищный, недобрый. Как раз такой, каким изобразила его Айни на рисунках Авенира. Можаев, по примеру Монумента покручивавший на пальце веревочку с ключами и поглядывавший на свое отражение в витрине соседней забегаловки, при виде надвигавшегося «яппи» едва не уронил свои ключи в решетку канализации на мостовой. Здравый смысл подсказывал ему затаиться, но какой же по-настоящему интеллигентный русак в подобных ситуациях прислушается к голосу здравого смысла?