– А-а-а, вот оно что… – понимающе протянул Лесник, ровным счетом ничего не понявший. И кивнул – дескать, они самые, конкуренты проклятые…

– На какой машине он приезжал, не заметили?

– Не заметил…

– И давно это было?

– Да недавно совсем, двух месяцев не прошло.

М-да… Несколько иной темп жизни в глухой провинции, слишком мало событий происходит – и два месяца для здешних обывателей «совсем недавно».

Так что же за «конкуренты» интересовались господином Азиди? Не шустрые ли ребята из серого «форда»? Лесник задал Боцману еще пару вопросов, но ответы ничуть не прояснили дело. Затем вновь вернулся к главной цели своего визита. Оказалось, что в последние две недели к Старому Боцману каждый вечер наведывается некий оставшийся без работы моряк – до недавнего времени служивший старшим помощником на одном из судов Азиди.

Ну что же, если бывший старпом обижен на бывшего своего хозяина – источник информации идеальный. А судя по всему, так оно и есть, – не просто найти работу в умирающем бизнесе, да еще в середине сезона.

– Все его называют папаша Колен, – пояснил Боцман. – И вы будете называть, как только разопьете с ним бутылочку. Пока присаживайтесь, закажите чего-нибудь, скоро он должен заявиться.

Па-а-анятно. Для любого бармена любой перешагнувший порог бара человек в первую очередь потенциальный покупатель, от кого бы ни передавал приветы.

– Что будете брать – пиво, коктейль или что-нибудь покрепче? Кстати, у нас прекрасный выбор водки. Прямая поставка из России! – Боцман с гордостью указал рукой на полку за спиной. Там громоздилась целая батарея бутылок самых причудливых форм, оснащенных яркими крикливыми этикетками – «Rasputin» и просто «Putin», «Yeltsin», «Smirnoff», «Zjuganoff» и что-то еще. На каждой этикетке красовалась соответствующая физиономия.

Поколебавшись, Лесник выбрал «смирновскую» и стал ждать папашу Колена. Не самое скандинавское имя, кстати. Больше похоже на французское. Впрочем, Валевски говорил, что составы экипажей здешних рыболовных судов весьма интернациональны – кроме собственно датчан, хватает жителей других скандинавских стран, немцев, британцев, поляков, голландцев… Языковый барьер встать перед Лесником не мог, любой местный рыбак способен объясниться на немецком или английском.

Время шло. «Смирновская» медленно убывала. Число посетителей, наоборот, увеличилось. Но папаша Колен упорно не желал появляться на горизонте и объясняться с Лесником на немецком или английском. Равно как и на французском, которым Лесник вообще-то не владел…

Наконец к его столику подошел Боцман, только что о чем-то поговоривший с компанией сидевших в углу рыбаков.

– Старина Колен, похоже, задерживается… – сказал он. – Странно, в последнее время по нему можно было часы проверять. Но сейчас к вам подсядет парнишка, Мартин, плававший вместе с Коленом, и вместе с ним списанный на берег. И расскажет для начала одну историю – он ее в последнее время всем подряд рассказывает. Вы не обижайтесь, но я сказал, что выпивка за ваш счет.

…Мартин оказался совсем молодым, лет двадцать с небольшим, и юношеское его лицо было густо усыпано веснушками. А история его звучала так:

– Все началось с того, что тем вечером мне абсолютно не шла карта…

Ходовую рубку освещал лишь мертвенный, зеленоватый свет радарного экрана и тускло перемигивающиеся лампочки на пульте автоштурмана. Ночью в открытом море от вахтенных требовалось только следить за показаниями приборов. Да и то не каждую секунду.

– Бью короля, – спокойно сказал старший помощник, отзывавшийся, не чинясь, на прозвище «папаша Колен».

Мартин принялся перебирать свои карты – хотя было их всего три.

– Да не мучайся ты так! – сочувственно улыбнулся папаша Колен. – Лучше сразу лезь под стол. И учти, кукарекать тебе пятнадцать раз.

Мартин с грустью посмотрел на низкий штурманский столик, места под которым могло хватить только для него. Старпом туда никогда бы не поместился. Возможно, именно поэтому он ни разу и не проигрывал. Обреченно вздохнув, Мартин выбрал карту и положил ее на стол. Папаша Колен хищно прищурился и собрался что-то сказать, как вдруг в рубке раздался пронзительный писк.

Карты тотчас были забыты. Оба вахтенных бросились к экрану локатора.

– Кажется, что-то дрейфует… Прямо у нас по курсу, – пробормотал папаша Колен и положил правую руку на рукоять машинного телеграфа. Мартин вытянул шею и заглянул ему через плечо. Действительно, бегущий по кругу луч раз за разом высвечивал небольшое пятнышко.

– Что-то очень маленькое. Наверное, шлюпка. Или просто кусок льда, – с видом знатока сказал он. Папаша Колен покосился на Мартина и усмехнулся, а затем взял в руки микрофон рации и одним движением левой руки переключился на аварийную волну:

– Говорит «Лизетт», датское рыболовное судно. Наш позывной SQ-23. Ответьте нам, пожалуйста.

Но в эфире царило молчание, нарушаемое лишь слабым шорохом и потрескиванием. Папаша Колен подождал несколько секунд, потом повторил:

– Говорит «Лизетт», наш позывной SQ-23. Если вы терпите бедствие, ответьте нам, пожалуйста.

Ноль реакции. Может быть, и вправду льдина. Да нет, отметка на экране как от металлического предмета. Выждав еще несколько секунд, папаша Колен рванул вниз рукоять машинного телеграфа.

– Стоп, машина! – и, обернувшись к Мартину, коротко приказал: – Поднимайся наверх, включай прожектор. Через пару минут они будут в двух-трех кабельтовых по правому крамболу.

…Луч прожектора несколько раз метнулся вправо-влево по темной воде, пока не нащупал белую шлюпку. Шлюпка явно не была пустой – даже с расстояния в четверть мили в ней виднелись силуэты людей.

На палубе траулера уже царило оживление. Четверо матросов сгрудились на правом борту, готовясь швырнуть в шлюпку конец.

– Странная посудина, в жизни такой не видел, – негромко сказал Мартин.

Папаша Колен его не услышал – он вовсю распоряжался на ходовом мостике: отдавал команды в переговорную трубу и шуровал рукоятками машинного телеграфа. Подрабатывая машиной на самых низких оборотах, траулер медленно приближался к шлюпке с терпящими бедствие.

– Эй, на баркасе! Ловите конец! – крикнул кто-то из матросов, когда до шлюпки осталось не более двадцати метров. Матрос размахнулся – и брошенный им канат с первого раза попал в шлюпку. Тотчас чьи-то руки подхватили его и намертво закрепили. Матросы на палубе «Лизетт» начали споро выбирать канат, и вскоре сопровождаемая лучом прожектора шлюпка стукнулась о борт траулера.

– Как там у вас? Есть раненые на борту? – крикнул кто-то из моряков, перегнувшись через леера и попытавшись заглянуть в шлюпку – О, Господи, что это такое и откуда?

Теперь в его голосе звучал неподдельный ужас.

Грохоча железными ступеньками, папаша Колен спустился с мостика. Лица матросов на палубе были белы, как мел. Мартин на прожекторной площадке прямо-таки пританцовывал от нетерпеливого желания узнать, что же произошло, – но покинуть свой пост без приказа не решался. Старпом тоже перегнулся через борт и заглянул в лодку.

С первого взгляда было ясно, что это мертвецы. Причем мертвецы жуткие, более всего напоминающие усохшие скелетоподобные мумии. Лодку шевельнуло волной, и в ярком луче прожектора на плечах у одного из мертвецов что-то блеснуло.

Нет, это не волна качнула лодку – это пошевелился сам мертвец. Медленно, будто в страшном сне или в фильме ужасов, он привстал. Судорожно поднял руку и оперся о плечо другого мертвеца. Затем с трудом перешагнул через банку и потянулся к спущенному с борта «Лизетт» веревочному трапу. Сбросивший трап матрос дернулся было вытянуть его обратно, но труп поднял вверх голову, запрокинув белое в луче прожектора лицо…

– Я лейтенант Говард Харпер, – тихо произнес мертвец. – Какой сейчас год?

И он снова оплыл на дно шлюпки.

На табло над дверью лифта загорелась цифра «5». Было слышно, как кабина остановилась, затем дверцы бесшумно разъехались, выпустив в холл реанимационного отделения госпиталя святого Брендана нескольких пассажиров. Диана шла самой последней. Лесник, уже полчаса как отиравшийся у окна, бросился к ней.