— В каком доме живет его партнер? — спросил Тишкин. Будет ли дано согласие — зависело от отношений между домами.

— Ни в каком. Он продает драндулеты для этого Луни Люка — вы знаете. Эти дешевые маленькие таратайки, которые едва довезут вас до Марса. Насколько я понимаю, он живет на стоянке. Стоянки перемещаются; это кочевой образ жизни. Я уверен, что вы слышали.

— Да, — согласился Тишкин, — и об этом не может быть и речи. Мы не можем показать этот номер на нашей сцене. Только не с таким человеком. Не вижу причины запрещать Яну сыграть на своем кувшине, не удивлюсь, если это вполне хороший номер. Но, согласно нашим традициям, пришелец не может принимать участия в концерте: наша сцена только для наших людей. Так всегда было и будет. Нет нужды дальше обсуждать это. — Он критически посмотрел на священника.

— Это правда, — сказал Дойль. — Но по закону один из нас может пригласить родственника, которому демонстрируется талант… Почему не армейский друг? Почему не позволить ему принять участие? Это много значит для Яна: я думаю, вы знаете, что в последнее время у него сплошные неудачи. Он не очень образован. Я думаю, что ему следовало бы заниматься ручным трудом. Но если у него есть артистические способности, например, такая…

Просматривая свои документы, Тишкин обнаружил, что на следующем смотре талантов будет присутствовать главный разведчик талантов, мисс Жанет Раймер. Определенно в программе будут самые лучшие номера дома… поэтому Дункану и Миллеру и их группе «Барокко на кувшинах» придется побороться, чтобы получить эту привилегию, потому что некоторые номера, думал Тишкин, были гораздо лучше. В конце концов, кувшины… и даже не электронные кувшины.

— Ладно, — согласился он вслух. — Я согласен.

— Вы показываете свое гуманное лицо, — сказал Дойль с сентиментальным выражением лица, которое вызвало у Тишкина отвращение. — И я думаю, нам всем понравятся Бах и Вивальди, исполненные Дунканом и Миллером на их неподражаемых кувшинах.

Тишкин, вздрогнув, кивнул.

Именно старый Джо Пард, старейший житель дома, сообщил Винсу Страйкроку, что его жена — точнее, бывшая жена — Джули жила наверху, на последнем этаже, с Чаком. Все это время.

Мой собственный брат, сказал сам себе Винс. Немыслимо.

Был поздний вечер, почти одиннадцать, скоро комендантский час. Несмотря на это, Винс тут же сел в лифт и через мгновение поднимался на последний этаж «Адмирала Буратино».

Я убью его, решил он. Убью их обоих.

И, возможно, я смоюсь, решил он, до того как наугад будет выбран суд из жителей дома, потому что, в конце концов, я официальный контролер удостоверений личности: все меня знают и уважают. Они мне доверяют. А кто такой здесь Чак? Кроме того, я работаю на крупный картель «Карп и сыновья», а он — на фирму величиной с муху, которая на грани банкротства. И об этом тоже все знают. Эти факты очень важны. Их придется взвешивать и учитывать, одобряете вы это или нет.

И вдобавок только один бесспорный факт, что Винс Страйкрок был Хранителем, а Чак нет, определенно обеспечит его оправдание.

У дверей квартиры Чака он помедлил не стуча, он просто стоял в коридоре в замешательстве. Это ужасно, подумал он. На самом деле он очень любил своего старшего брата, который помог ему встать на ноги. Разве Чак не значил для него больше даже, чем Джули? Нет. Ничто и никто не значил для него больше, чем Джули.

Он постучал.

Дверь открылась. На пороге стоял Чак в голубом халате с журналом в руке. Он казался немного старше, более усталым, чем обычно, и более подавленным.

— Теперь я понимаю, почему ты не зашел ко мне и не пытался меня утешать, — сказал Винс, — в эти последние два дня. Как ты мог это сделать, если Джули у тебя?

— Заходи, — сказал Чак, широко открывая дверь. Он устало проводил брата в маленькую гостиную. — Думаю, у нас будет тяжелый разговор, — сказал он через плечо. — Как будто мне сегодня мало досталось. Моя чертова контора вот-вот закроется.

— О! Меня это не интересует, — сказал Винс, тяжело дыша. — Ты это заслужил. — Он огляделся в поисках Джули, но не увидел ни ее, ни каких-либо признаков ее присутствия. Мог ли старый Джо Пард ошибиться? Невозможно. Пард знал обо всем, что происходило в доме; сплетни составляли всю его жизнь. Он был авторитетом.

— Я слышал сегодня в выпуске новостей одну интересную вещь, — сказал Чак, усаживаясь на кушетку лицом к младшему брату. — Правительство согласилось на одно исключение в плане Акта Макферсона. Психоаналитик по имени Эгон…

— Слушай, — прервал его Винс, — где она?

— У меня довольно неприятностей без твоих нападок. Чак посмотрел на младшего брата. — Я тебя прихлопну за нее.

Винс Страйкрок поперхнулся от гнева.

— Шутка, — деревянным голосом пробормотал Чак. — Извини, что я это сказал, даже не знаю почему. Она вышла, покупает где-то одежду. Она дорого обходится, не так ли? Тебе следовало бы меня предупредить. Повесь записку на доску объявлений. Но я хочу тебе серьезно кое-что предложить. Я хочу, чтобы ты устроил меня к «Карпу и сыновьям». С тех пор как Джули появилась здесь, я об этом думаю. Можешь назвать это сделкой.

— Никаких сделок.

— Тогда никакой Джули.

Винс сказал:

— Какую работу ты хочешь у «Карпа»?

— Любую. Ну, что-нибудь на публике: продажа или посредничество, не в области техники или производства. То же самое, что я делал у Мори Фрауенциммера. Чтоб руки не пачкать.

Дрожащим голосом Винс сказал:

— Я возьму тебя помощником клерка по рассылке.

Чак резко рассмеялся:

— Чудесно. И получишь левую ногу Джули.

— Боже, — Винс уставился на него, не веря своим ушам, — ты или полностью развращен, или еще что-нибудь.

— Вовсе нет. Я в плохом положении относительно моей карьеры. Все, чем я могу торговать, — это твоей бывшей женой. Что мне еще делать? С благодарностью кануть в Лету? К черту, я буду бороться за существование. — Чак казался спокойным, рациональным.

— Ты ее любишь? — спросил Винс.

Теперь впервые за все это время хладнокровие, казалось, покинуло его брата.

— Что? А… Конечно, я с ума схожу от любви к ней — разве ты не видишь? Как ты можешь спрашивать? — В голосе его слышалась яростная горечь. — Поэтому-то я и собираюсь продать ее тебе за работу у «Карпа». Послушай, Винс, она холодная, враждебная штучка — ее интересует она сама и никто другой. Насколько я мог удостовериться, она явилась сюда, просто чтобы сделать тебе больно. Подумай. Я тебе вот что скажу. Мы попали в плохую историю: ты и я с этой Джули. Она разрушает наши жизни. Ты согласен? Я думаю, нам следует обратиться к специалисту. Если честно, это слишком для меня. Я не могу ее решить сам.

— К какому специалисту?

— К любому. Например, к местному советнику-инструктору по бракам. Или давай обратимся к этому последнему оставшемуся психоаналитику в Штатах, к этому Эгону Саперсу, о котором они говорили по ТВ. Давай пойдем к нему, пока его тоже не прикрыли. Что скажешь? Ты ведь знаешь, что я прав: мы сами никогда не сможем прояснить это дело. — И добавил: — И остаться при этом живыми. По крайней мере оба.

— Или ты один.

— Хорошо, — кивнул Чак. — Я пойду. Но ты уж будь согласен подчиниться рекомендациям доктора. О’кей?

— К черту, — сказал Винс. — Тогда я пойду с тобой. Ты думаешь, я поверю тем рекомендациям, которые ты передашь мне на словах?

Дверь квартиры открылась. Винс обернулся. В дверях стояла Джули, держа под мышкой сверток.

— Зайди чуть позже, — сказал ей Чак. — Пожалуйста. — Он поднялся и подошел к ней.

— Мы собираемся обратиться к психиатру по поводу тебя, — сказал Винс Джули. — Это решено. — Обращаясь к брату, он произнес: — Мы с тобой будем платить пополам. Я не собираюсь влипать с оплатой всего счета.

— Договорились, — кивнул Чак, а потом неуклюже, как показалось Винсу, он поцеловал Джули в щеку, потрепал ее по плечу. Винсу он сказал:

— Ия все-таки хочу работу у «Карпа и сыновей», независимо от того, чем все это кончится, кто из нас ее получит. Ты понял?