«Быть женщиной – что это значит?..» Быть женщиной – что это значит? Какою тайною владеть? Вот женщина. Но ты незрячий. Тебе ее не разглядеть. Вот женщина. Но ты незрячий. Ни в чем не виноват, незряч! А женщина себя назначит, назначит, как лекарство – врач. И если женщина приходит, себе единственно верна, она приходит – как проходит чума, блокада и война. И если женщина приходит и о себе заводит речь, она, как провод, ток проводит, чтоб над тобою свет зажечь. И если женщина приходит, чтоб оторвать тебя от дел, она тебя к тебе приводит. О, как ты этого хотел! Но если женщина уходит, побито голову неся, то все равно с собой уводит бесповоротно все и вся. И ты, тот истинный, тот лучший, ты тоже – там, в том далеке, зажат, как бесполезный ключик, в ее печальном кулачке. Она в улыбку слезы спрячет, переиначит правду в ложь… Как счастлив ты, что ты незрячий и что потери не поймешь. «Мне говорила красивая женщина…»
Мне говорила красивая женщина: «Я не грущу, не ропщу. Все, точно в шахматах, строго расчерчено, и ничего не хочу. В памяти – отблеск далекого пламени: детство, дороги, костры… Не изменить этих праведных, правильных правил старинной игры! Все же запутано, все же стреножено — черточка в чертеже, — жду я чего-то светло и встревоженно, и безнадежно уже. Вырваться, выбраться, взвиться бы птицею жизнь на себе испытать… Всё репетиции, всё репетиции, ну а когда же спектакль?!» …Что я могла ей ответить на это? Было в вопросе больше ответа, чем все, что знаю пока. Сузились, словно от яркого света, два моих темных зрачка. «Есть женщинам иным, о чем грустить…» Есть женщинам иным, о чем грустить, при всей заметной их судеб несхожести: и надо бы простить, да не простить ни черствости мужской, ни толстокожести. И женщина живет, беду тая, с душой усталой, медленно сгорающей. А рядом – муж, не вышедший в мужья, и дети – настоящие товарищи… «Какая нелепая женщина!..» Какая нелепая женщина! Одною работой жива. Ни капли в ней тайного, вещего, нет женственного естества. Походкой, прической, одеждою похожа скорей на мужчин. Где – слабое, нежно-мятежное? Очки. Сеть суровых морщин. Не хочет она или ленится, а может, ей все ни к чему. Читает какие-то лекции. Встречают ее по уму. И что-то в том есть безнадежное! …А мы разве лучше живем, когда со своими одежками все ленточки финишей рвем? И – первыми будем иль третьими, других оттеснив и забив, но как по одежке нас встретили, вот так и проводят, забыв. Заходит соседка немодная, и зависти я не уйму к тому, чем счастливо измотана, к повадке ее и уму. И мы говорим с ней о Маркесе, о Бунине и о Леже… И бремя страстей парикмахерских не давит на плечи уже. «Женщина ребёнка родила…» Женщина ребёнка родила. Ну, дела! И не моргнула глазом. Вот она разверста и светла и открыта разом всем заразам. Там, где был младенец, – пустота. И тихонько, смутно беспокоясь, чувствует, как полые места заполняет беспредельный космос. И пускай не навсегда, не всласть, нам дано всей плотью нашей бренной вдруг узнать таинственную связь с вечною и чуждою вселенной… «Я так тебя люблю издалека…» Я так тебя люблю издалека, на континенте, противоположном родной стране, где тоже нелегка была любовь с тоской о невозможном. Я так тебя издалека люблю, не чувствую ни чуждым, ни ушедшим, что кажется, я шар земной пробью насквозь биеньем сердца сумасшедшим! Помпея В конце печальной эпопеи, перевернувшей жизнь мою, я на развалинах Помпеи, ошеломленная, стою. В нас человек взвывает зверем, мы в гибель красоты не верим. Жестокость! Парадокс! Абсурд! В последний миг последней боли мы ждем предсмертной высшей воли, вершащей справедливый суд. Но вот лежит она под пеплом, отторгнутым через века, из огненного далека с моим перекликаясь пеклом. И негодуя, и робея, молила, плакала, ждала. Любовь, заложница, Помпея, зачем, в стихи макая перья, такой прекрасной ты была? Захлестнута глухой тоской я. Нет, гибнуть не должно такое! Ах, если бы! О, если бы… Но под ногами – битый мрамор: обломки дома или храма, осколки жизни и судьбы. Вернусь домой к одной себе я, найду знакомого плебея по телефону, доложив, что хороша была Помпея! А Рим… Рим, Вечный город, жив. |