— Соберись! — Лосик неожиданно зло зыркнул на меня. — В строй, быстро!
Но строй уже распадался. Весь воинский опыт бывалых наемников оказался бессилен. Плотный строй, когда воины стоят плечом к плечу, прикрывая себя и соседа щитами, хорошо помогал в обычном бою, но был абсолютно бесполезен против довольно небольших тварей, ползающих по земле, резво прыгающих и будто сыплющихся с неба. Щиты достаточно велики, чтобы прикрыть против обычного оружия, направляемого человеческой рукой, но они ведь не закрывают все тело с головы до пят. А твари лезут, ищут любую брешь… Прикроешься от прыгнувшей «тряпки» — в открывшиеся ноги тебе тут же метит «тарелка», а опустишь щит — в голову летит еще какое-нибудь исчадие. Оказалось, что обороняться гораздо легче парами — прижавшись спиной к спине. И те, кто сообразил, так и сделали.
— Отходим! — донесся еле слышный голос Седого.
— Куда, эльф тебя раздери?! — выдохнул Молин. — Куда здесь отходить?
— К проходу в стене! — Баин стоит в паре с каким-то незнакомым бойцом. Судя по кольчуге — одним из баронских дружинников. Вот он отбил щитом что-то круглое, прилетевшее сбоку. Тут же, ткнул копьем в подбиравшуюся к его правой ноге «тряпку», скривился и ударил снова, навалившись всем весом. — Да сдохни же ты!
— До него еще… — Навин не успел договорить.
Нечто, похожее на толстого, короткого червя, нашло брешь в его обороне и сумело вцепиться в правую руку. Навин закричал, бросил на землю копье и щит. Лицо его исказилось гримасой, в которой смешались боль, отвращение и ужас. Левой рукой он вцепился в тварь и принялся отдирать ее от плоти, но червь присосался прочно. Ретон вовремя заслонил товарища щитом и отбросил еще одну длинную тварь с острым хвостом, которая летела прямо в грудь Навина, в сторону. Внезапно червь на руке Навина выплюнул одну за другой три иглы, которые вонзились в спину Ретона. Зарычав от боли, Навин вырвал червя вместе с мясом, бросил на землю и принялся топтать…
Я выпустил копье, которым поразил похожую на колокол тварь, и, схватив Навина за плечо, потащил за собой — вслед за остальными, начавшими отступление. Нас прикрыли Молин и Комил, закрывшись щитами и отчаянно орудуя Молин — копьем, а Комил — мечом.
— Приди в себя! — Я отвесил Навину хлесткую пощечину, которая кое-как привела его в чувство. Он часто заморгал и, отбросив мою руку, поднял с земли чей-то щит.
Отступление захлебнулось почти сразу. Кто-то закричал сзади, что тварей слишком много… Один из черных проемов, расчищенных нами в заросших зданиях, выплюнул целую реку новых тварей. Толпа, в которую превратилась наша армия, вдруг шарахнулась в другую, противоположную той, куда мы отступали, сторону. Что там творится? Толпа потащила меня куда-то, и я еле успевал уворачиваться и отбивать щитом кишащую вокруг мерзость. Если я думал, что раньше вокруг царил хаос, то сейчас понял, насколько ошибался. Теперь хаос расцвел во всей своей красе. Мы рассыпались на мелкие группки, бестолково носящиеся во всех направлениях, ожесточенно сражающиеся, убивающие и умирающие, рычащие от злости и вопящие от боли…
— За мной! — Десятник, пусть уже и еле стоящий на ногах, оказался тем якорем, за который удалось зацепиться в этой безумной каше. — Сюда!
Мы побежали за Ламилом. Неведомо куда и неведомо зачем. Главное в этот момент — не потерять рассудок и не метаться бестолково, как вырвавшаяся от мясника свинья. И не только наш десяток последовал за ним — рядом бежали трое дружинников, наемники других десятков и даже рот. Сам Седой бежал, на полшага отставая от Ламила. В глубь руин, подальше от мельтешения теней в свете умирающих костров, которые частью уже начали угасать, а частью были растоптаны.
— Алин! — слева долетел крик, практически заглушенный шумом дыхания и топотом ног.
— Баин, ты? — крикнул я в ответ, узнав голос.
— Жив! Слышишь, Молин? Он жив!
Только сейчас я заметил, что друзей нет рядом. Толпа, налетев волной, разнесла нас в стороны, словно утлый плотик прибоем. Откуда он кричал? Слева? Я начал потихоньку забирать в ту сторону, откуда звучал голос.
— Баин! — крикнул я. — Вы где?
Нет ответа… Ничего, главное — они живы. Выберемся туда, где спокойнее, и там уже найдемся. Выберемся! Я поднажал, обгоняя бегущих рядом. Больше всего в этот момент я боялся потерять из вида Ламила. Затеряться в толпе, отстать, просто утратить ориентир, который, надеюсь, выведет меня из этого места. А вот и Молин, и Баин! Бегут чуть левее Ламила и тоже стараются не отстать.
Ламил вдруг резко затормозил и чуть не покатился по земле, когда на него налетел Седой. Что еще такое? Я догнал друзей и остановился рядом. Костры давно скрылись где-то позади, и только свет луны освещает все вокруг. Но даже в этом слабом, неверном свете видно, что впереди вся земля укрыта сплошным шевелящимся ковром… И этот ковер как-то медленно, но неотвратимо наползает на нас. Ламил, заведший нас в ловушку, заозирался по сторонам в поисках выхода. Позади гремит шум продолжающегося боя, слева — обросшее лианами строение, впереди — твари…
— Сюда! — Седой, оттолкнув Ламила в сторону, бросился вправо. К невысокой, ступенчатой пирамиде, на которой, в отличие от остальных строений, почему-то не было ни следа растительности.
Почему именно туда? Ведь ясно, что твари лезут из окружающих нас строений. Ползут из расчищенных нами черных провалов-входов, выбираются сквозь переплетение лиан, закрывающих нерасчищенные проемы… Лезть прямо к ним в логово? Заколебавшись, я замедлил шаг.
— Ты чего? — Молин, а за ним и Баин тоже приостановились.
— Там твари, — замотал головой я, всем видом показывая, что не желаю лезть внутрь.
Молин неуверенно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на пирамиду.
— Кстати, тварей там не видно. Смотри, ползут со всех сторон, а рядом с пирамидой чисто!
Он оказался прав. В горячке я не обратил на это внимания. Последние события вообще не способствовали тому, чтобы разумно рассуждать: ночь, костер, нападение странных существ, хаос и бег по темным руинам… Но ведь возле пирамиды действительно ни одной твари! Я успел только подумать о том, что, может, там скрывается что-то пострашнее напавших на нас существ, что-то, чего они боятся, а толпа уже внесла меня в черную, будто осязаемую тьму прохода. Хоть глаз выколи — все равно ничего не видно! Я отдался на волю бегущих вокруг, как обессиленный пловец отдается на волю волн, надеясь, что те принесут его к берегу.
Сколько мы уже бежим в полной темноте? Организм словно отключил зрение за ненадобностью и обострил соответственно все остальные чувства. Жар разгоряченных тел вокруг, крики и звон оружия позади, где отстающие пытаются отбиться от преследующих тварей, крики спереди… Спереди?!!
— Что там… Твою ж!.. — Молин, бегущий впереди, прокричал еще что-то нечленораздельное, и голос его с немыслимой скоростью удалялся.
Еще мгновение, и я, ругаясь почище самого Ламила, кубарем покатился куда-то вниз по скользкому желобу. И снова крик и ругань — в желоб свалился следующий за мной, и еще, и еще… А потом, с громким всплеском, я погрузился в воду, ударившую мгновенно пронзившим все тело холодом. И это в полной темноте, которую, кажется, можно резать ножом, которая сдавливает, забивается в горло и не дает даже вздохнуть… Но холодная вода все же немного меня отрезвила. Заглотив столько воды, что можно наполнить хорошую ванну, я забил руками и ногами, пытаясь вынырнуть и наполнить легкие воздухом. Где верх? Где низ? Рука задела что-то мягкое, дернувшееся от моего прикосновения. Только миг, показавшийся вечностью, спустя я понял, что это не неведомая тварь, собирающаяся меня сожрать, а один из моих товарищей по несчастью, как и я съехавший по желобу и свалившийся в воду.
Внезапно моя рука, пробив грань между водой и воздухом, оказалась над поверхностью воды. Я рванулся изо всех сил и наконец, кашляя и отплевываясь, вынырнул. Каким же сладким может быть воздух! Ведь мы не замечаем его, считаем дыхание само собой разумеющимся, чем-то незначительным и не заслуживающим внимания… Пока не лишимся возможности дышать. И вот когда после даже мгновения, проведенного без воздуха, снова становится возможно дышать, только тогда понимаешь всю его ценность. Вокруг все так же темно. Верх и низ различаются лишь тем, что сверху пустое пространство, а внизу холодная вода, которая уносит в неведомом направлении. Откуда-то доносится громкий всплеск — выжившие продолжают съезжать по желобу или это что-то другое? Кто-то кричит, кто-то хрипит, кто-то кашляет…
