— Что такое «асвамхеда»? — спросил я Тофаа.

— Не имею представления. Это слово означает всего лишь «бегите прочь».

Рассудив, что нам тоже лучше последовать примеру хозяев и убежать, мы перешагнули через детишек и выскочили на единственную улицу деревни. Громыхание слышалось уже ближе, и я смог определить, что это стадо животных, несущихся галопом куда-то на юг. Все жители Йаямкондачолапурама бежали прочь от этого шума: охваченная безудержной паникой толпа небрежно топтала ногами множество детишек и стариков, упавших на землю. Некоторые самые расторопные индусы вскарабкались на деревья или на крытые соломой крыши своих жилищ.

Я увидел, как животные, бегущие впереди галопом, поскакали по южному концу улицы, и понял, что это лошади. Теперь я достаточно знаю лошадей и могу вас заверить, что среди животных они не самые разумные существа, однако нет никакого сомнения, что кони все-таки значительно умнее индусов. Даже бешено скачущий табун лошадей, с выпученными глазами и покрытыми пеной боками, не затоптал ни одного человека на своем пути. Все они либо перескакивали через лежащих на земле, либо сворачивали в сторону, умудряясь никого не задевать копытами. Поэтому я просто распростерся на дороге и увлек за собой Тофаа, которая пронзительно кричала от ужаса. Я заставил ее лежать спокойно, поскольку надеялся, что обезумевший табун обогнет нас и пронесется стороной. Лошади также старались не наступить на лежащие без движения тела стариков и детишек, по которым уже прошлись их родственники, друзья и соседи.

Когда последние кони исчезли на дороге, ведущей на север, пыль постепенно начала оседать, а жители деревни стали слезать с деревьев и крыш и возвращаться обратно. Они тут же принялись хором пронзительно завывать и вопить от горя, поскольку по пути поднимали раздавленные мертвые тела; индусы потрясали кулаками, угрожая небу, и громко выкрикивали проклятия богу-разрушителю Шиве за то, что тот забрал столько невинных и немощных людей.

Мы с Тофаа снова вернулись к прерванной трапезе. Вскоре пришли и наши хозяева и пересчитали своих детей. Все дети оказались целы, да и сами родители отделались лишь травмами. Однако они пребывали в такой же печали, как и остальные жители деревни, были просто убиты горем. В ту ночь они даже не стали заниматься surata. Я попытался выяснить у хозяев, что же такое «асвамхеда», но они смогли сказать только, что это несчастье случается раз в год и что это дело рук злобного раджи из Кумбаконама.

— Мы бы советовали вам, странники, лучше не ходить в этот город, — сказала женщина. — Почему бы вам не поселиться здесь, в мирном, цивилизованном и близком Йаямкондачолапураме? Теперь, когда Шива уничтожил столько людей, для вас найдется просторное жилище. Зачем стремиться в Кумбаконам, который называется Черным городом?

Я объяснил, что у нас там есть дело, и спросил, почему город так назвали.

— Потому что черен сам раджа Кумбаконама, черны его люди, черны собаки, стены и вода, черны его боги и сердца жителей этого города.

Не вняв предостережению, мы с Тофаа снова двинулись на юг и через некоторое время пересекли сточную канаву, которая удостоилась названия реки Колерун; на другом ее берегу и располагался город Кумбаконам.

Он не зря считался столицей, ибо по размерам был гораздо больше любого из тех индусских городов, через которые мы прошли. Его грязные улицы окаймляли глубокие канавы, полные застоявшейся мочи, огромного количества гниющих на солнце отходов, всевозможного мусора, трупов собак и попрошаек, которые разлагались у всех на глазах; повсюду стояло отвратительное зловоние, состоявшее из запахов карри, горелого жира, пота и немытых ног. Но в действительности город выглядел не неряшливее других, и слой грязи на его поверхности был не больше, чем в тех индусских городах, которые мы уже видели. Да и его чумазые обитатели тоже были не чернее прочих индусов. Разумеется, население в столице оказалось значительно больше: Кумбаконам привлекал многих странных типов, которые наверняка оставили свои дома и пришли сюда из родных деревень в поисках лучшей жизни. Кого здесь только не было! Например, в толпе народа на улицах я увидел нескольких человек, одетых в безвкусные женские сари, однако при этом на головах у них красовались неопрятные чалмы, которые здесь традиционно носили мужчины.

— Это ardhanari, — пояснила Тофаа. — Как вы их называете? Гермафродиты. Любой может увидеть, что груди у них как у женщин. Однако тот, кто захочет посмотреть, что у них внизу живота — а там у них и мужские, и женские половые органы, должен заплатить за эту привилегию.

— Надо же! Я всегда считал, что гермафродиты — существа мифические. Однако я думаю, что, пожалуй, в Индии им самое место.

— Мы люди цивилизованные, — сказала Тофаа, — и позволяем ardhanari свободно ходить по улицам, заниматься торговлей и носить такие же элегантные наряды, какие носят женщины. Закон требует только одного: чтобы они надевали мужские головные уборы.

— Дабы не ввести в заблуждение излишне доверчивых?

— Совершенно верно. Мужчина, который ищет обычную женщину может нанять девадаси, храмовую шлюху. Однако на ardhanari, хотя те и не относятся ни к одному храму, все же гораздо больший спрос, поскольку они могут быть как мужчинами, так и женщинами. Мне говорили, что они могут быть и тем и другим одновременно.

— А тот человек, вон там? — поинтересовался я. — Он что, тоже торгует своими половыми органами?

Если так, то он, похоже, мог продавать их на вес. Только представьте, мужчина вез их перед собой в огромной корзине, которую держал обеими руками. Хотя эти органы и принадлежали его телу, но полотно дхоти не могло прикрыть их. Корзина мужчины была почти полностью заполнена его мошонкой с яичками, эта часть его тела выглядела кожистой, морщинистой, покрытой венами, как у слона, а каждое яичко было в два раза больше человеческой головы. При виде этого мои собственные органы заболели: я преисполнился сочувствия и ощутил спазм.

— Загляните ему под дхоти, — сказала Тофаа, — и увидите, что его ноги толстые, как у слона, и покрыты такой же кожей. Но не слишком сочувствуйте ему, Марко-валлах. Он всего лишь пария, который болен «позором Сантоме». Сантоме — это наш вариант имени того христианского святого, которого вы называете Томас.

Объяснение оказалось даже еще более удивительным, чем вид этого несчастного человека-слона. Я произнес недоверчиво:

— Но что могут в этой невежественной земле знать о святом Томасе?

— Он похоронен где-то неподалеку отсюда, по крайней мере так говорят. Сантоме был первым христианским миссионером, приехавшим в Индию. Однако его не слишком хорошо приняли, потому что этот человек пытался помогать подлым изгоям-париям, которые вызывают всеобщее отвращение и наносят оскорбление добрым людям, принадлежащим к джати. Так что в конце концов пастве Сантоме, состоящей из парий, заплатили, чтобы они убили его, и…

— Его собственной пастве? Неужели прихожане убили его?

— Пария сделает что угодно за медную монету. Ведь эти люди как раз и существуют для грязной работы. Однако Сантоме, наверное, действительно был святым человеком, хотя и язычником. Люди, которые его убили, и их потомки-парии прокляты с тех пор: на них наслали «позор Сантоме».

Мы поспешили в центр города, где стоял дворец раджи. Для того чтобы попасть туда, надо было пересечь обширную рыночную площадь, переполненную народом, как и все рыночные площади, однако в тот день там не торговали. Там отмечали какой-то праздник, поэтому мы с Тофаа шли не торопясь: мне хотелось рассмотреть, как индусы празднуют радостное событие. Похоже, что они делали это по обязанности, поскольку я нигде не смог найти хоть одного счастливого или оживленного лица. Сегодня на лбах индусов красовались большие по размеру, чем обычно, пятна краски, к тому же их лица были вымазаны чем-то похожим на грязь, но пахнущим гораздо хуже.

— Помет священных животных, — пояснила Тофаа. — Сначала коровьей мочой моют лица, а затем намазывают навозом глаза, щеки и грудь.