Разумеется, если бы у меня оставалась последняя надежда, что на какой-нибудь улице, в каком-нибудь городе Китая или Манзи, я, к своему изумлению, снова встречу красивую женщину — как здесь в Венеции я встретил Донату — и она неодолимо напомнит мне еще об одной красивой женщине, которая давно покинула этот мир… Ах, в таком случае я бы отправился в путешествие — на карачках, если надо, на край земли. Но это невозможно. И сколько бы вновь встреченных женщин ни напоминали мне ту, единственную, это все-таки будет не она.

Итак, я больше никуда не поеду. Io me asolo. Я сижу, греясь в последних лучах солнышка, здесь, на последнем склоне холма своей долгой жизни, и абсолютно ничего не делаю… только вспоминаю, потому что мне много чего есть вспомнить. Как я уже замечал давным-давно на чьей-то могиле, я обладаю драгоценным кладом воспоминаний, которыми можно оживить вечность. Я могу наслаждаться этими воспоминаниями все последние дни своей жизни, вроде сегодняшнего, а затем и всю бесконечную ночь под землей.

Но я уже однажды говорил, а может, и не однажды, что мне бы хотелось жить вечно. Помнится, Ху Шенг как-то сказала мне, что я никогда не состарюсь. Спасибо тебе, мой друг Луиджи, но все прекрасное на этом свете должно закончиться. Уж не знаю, насколько удачно получится у тебя в новом романе вымышленный Марко Поло, однако та книга, которую мы с тобой написали до этого, кажется, займет свое скромное место в библиотеках многих стран и, похоже, выдержит испытание временем. На тех страницах я не был старым, и я останусь жить на них, пока нашу книгу будут читать. Я благодарен тебе за это, Луиджи.

А теперь солнце садится, золотой свет блекнет, цветы Манзи начинают складывать свои лепестки, и голубой туман поднимается от канала — такой же голубой, как и мои воспоминания. Ну а сам я по-стариковски отправлюсь спать и буду при этом видеть сны юноши. Я говорю тебе: прощай, Рустичелло из Пизы, и я подписываюсь:

До нас дошло всего лишь несколько личных вещей знаменитого путешественника Марко Поло. Одна из них, которую он привез из своих странствий, хранится в отделе cèramique[275] китайской коллекции в Лувре. Это маленькая жаровня для благовоний, сделанная из белого фарфора.