И вот уже оползни достигли низа. Хотя падающие коричневые и зеленые пятна состояли из целого леса высоких деревьев и бессчетного количества огромных, как дом, валунов, с того места, где мы находились, все вместе это выглядело как поток грязной, комковатой, полной песка цампы. Казалось, словно какую-то чудовищную кашу выплеснули вниз из огромной миски, с самого дна, а вздымающиеся облака пыли, которые взметнулись вверх, выглядели как поднимающийся от нее пар. Когда отдельные оползни достигли подошвы гор, они слились воедино в громадный обвал, ворвавшийся в долину, вернее, их было целых два — один шел с востока, другой с запада, чтобы встретиться в центре. Оползни со скрежетом пронеслись по дну долины, лишь слегка замедлив свое стремительное движение. Когда потоки встретились, они были высотой с трехъярусную стену. Мне это напомнило схватку двух гигантских горных козлов: я однажды видел, как они наскочили друг на друга и столкнулись своими огромными рогатыми головами с такой силой, что у меня самого клацнули зубы.
Я ожидал услышать точно такой же зубодробильный грохот, когда два чудовищных обвала встретились, однако на сей раз шум был совсем иным. Река Джичу текла по восточной окраине долины. Поэтому оползень, стекший вниз с востока, просто сгреб эту реку на значительном протяжении, когда пронесся через нее, и поскольку он продолжил свое движение, то вода, должно быть, смешалась с его содержимым и превратила оползень в стену вязкой грязи. Когда две несшиеся друг на друга массы сошлись, раздалось громкое влажное «шлеп!», подтвердившее, что оползни соединились, чтобы с этого момента и навсегда образовать более высокое дно долины. И еще, когда они встретились, из-за горных вершин на востоке вдруг показалось солнце, но небо было таким тусклым от пыли, что солнечный диск показался блеклым. Солнце появилось так внезапно, было такого удивительного цвета и имело такие неясные очертания, словно оно было кимвалом, подброшенным сюда, чтобы провозгласить конец всякому грохоту в долине. Хотя сверху еще продолжали нестись последние валуны, шум постепенно затих, правда не сразу. Он перешел в дребезжащий затихающий металлический звук, который в конце концов замер.
В наступившей внезапно тишине — она не была абсолютной, потому что, все еще подпрыгивая, катились вниз валуны, скрипели и скользили по склону деревья, неслись вниз обрывки дерна и еще что-то неразличимое, — я услышал первые слова, которые принадлежали орлоку:
— Скачите, капитан Тоба. Приведите нашу армию.
Капитан вернулся тем же путем, которым перед этим пришли мы. Баян неспешно вынул из кошеля большое сияющее приспособление из золота и фарфора — свои зубы, вставил их в рот и пощелкал челюстью, чтобы поудобнее пристроить зубы на своих деснах. Теперь он выглядел как настоящий орлок, готовый к триумфальному шествию. Баян быстро спустился с холма и исчез в облаке пыли, а мы все последовали за ним. Сам не знаю, почему мы так поступили, может, для того, чтобы насладиться полнотой нашей необычной победы. Но смотреть было решительно не на что, в этой густой удушающей пелене не видно было буквально ничего. Когда мы всего лишь добрались до подножия холма, я потерял из виду своих товарищей и мог только слышать приглушенный голос Баяна, где-то справа от меня. Орлок говорил кому-то:
— Воины будут разочарованы, когда доберутся сюда. Поживиться тут абсолютно нечем.
Огромное облако пыли, поднятое обвалами, когда оба оползня встретились, полностью скрыло от нас долину и то, что там происходило. Поэтому я не могу сказать, что был очевидцем гибели ста тысяч или около того человек. Нет, во всем этом грохоте я не слышал их последних отчаянных воплей или треска ломаемых ребер. А теперь все они и вовсе исчезли — вместе с лошадьми, оружием и другим снаряжением. Поверхность долины изменилась, люди оказались мгновенно уничтожены, словно были не больше и не полезнее муравьев или жуков, которые населяли ее прежде.
Я вспомнил выбеленные кости и черепа, которые видел на Памире, останки отдельных путников, животных и целых караванов, которые были застигнуты там обвалами. Здесь же не осталось даже таких следов. И если кто-нибудь из бон Батана, кого мы освободили от похода — маленькие Одко или Рянг, например, — захотят навестить место, где в последний раз видели жителей их города, то они вряд ли отыщут здесь череп отца или брата, чтобы превратить его в памятную реликвию вроде чаши для питья или барабана для празднований. Может быть, спустя несколько веков крестьянин юэ, возделывая эту долину, вывернет своим заступом кости какого-нибудь не слишком глубоко погребенного трупа. Но до той поры…
И я представил, что пришлось пережить всем тем мужчинам и женщинам, которые так безумно носились по долине взад и вперед, и тем, кто скорчился, спрятавшись в реке, и тем, кто к началу обвала уже лежал раненый. Что они испытали в свой последний ужасный миг, когда поняли, что их уничтожили подобно насекомым или, даже хуже того, похоронили заживо. Возможно, некоторые из них все еще были живы, целы и в сознании, но оказались в ловушке, в темноте под землей, зажатые, перекрученные в своих маленьких могилах-тоннелях, где воздух сохранится до тех пор, пока огромные скалы и валуны не сдвинутся с места и не займут новое положение.
Это будет продолжаться еще какое-то время, пока сама долина не приспособится к своей изменившейся топографии. Я понял это, когда, пробираясь на ощупь, кашляя и чихая в облаке сухой пыли, вдруг обнаружил, что шлепаю по грязной воде, которой здесь прежде не было. Джичу толкнулась в преграду, которая так внезапно перегородила ее течение и разлилась по обе стороны от того, что прежде было ее берегами. Очевидно, с трудом продираясь в этой мути, я повернул налево, в восточном направлении. Не испытывая желания забираться глубже в воду, я свернул направо; мои сапоги поочередно засасывало, и я скользил в этой новой грязи, пока пробирался, чтобы присоединиться к остальным. И когда передо мной во мраке вдруг замаячил какой-то человек, я окликнул его по-монгольски, что чуть не стало фатальной ошибкой.
Мне так и не представилось возможности спросить у этого человека, как ему удалось выжить в такой катастрофе — может, он был одним из тех, кто пробежал через всю долину вместо того, чтобы носиться туда и обратно, или, может, каким-то необъяснимым образом обвал поднял его, вместо того чтобы похоронить под собой. Может, он и не сумел бы мне ничего рассказать, поскольку и сам не знал, как спасся. Похоже, всегда остается хотя бы несколько человек, выживших в самых страшных катастрофах, — возможно, кто-нибудь переживет и Армагеддон, — во всяком случае, мы обнаружили, что из ста тысяч уцелело около восьмидесяти человек. Половина из них были юэ, и приблизительно человек двадцать этих юэ почти не пострадали и могли передвигаться. Мало того, двое из них сумели сохранить свое оружие и все еще были переполнены яростью и желанием немедленно отомстить — и, представьте, меня угораздило нарваться на одного из этих юэ.
Может, повстречавшийся человек поверил в то, что он единственный юэ, оставшийся в живых, а может, испугался, когда обнаружил в облаке пыли другую человеческую фигуру, но я дал ему преимущество, заговорив по-монгольски. Я не знал, кто он, но он точно знал, что я враг — один из тех, кто только что уничтожил его товарищей по оружию, возможно, близких друзей или даже братьев. Действуя инстинктивно, как рассерженный шершень, он нанес мне удар мечом. Если бы не та вновь образовавшаяся грязь, в которой мы стояли, я бы погиб моментально. Я не смог увернуться от внезапного удара, но то, что я невольно отшатнулся, заставило меня поскользнуться в грязи. Я упал как раз в тот момент, когда меч, издав «вжиг!», пронесся там, где я только что стоял.
Когда неизвестный напал на меня, мне сразу вспомнилось: «Возмездие неотвратимо. Оно настигнет тебя тогда, когда ты меньше всего будешь этого ожидать». Я откатился в сторону и схватился за единственное оружие, которое у меня было, свой поясной кинжал, а затем попытался встать, но успел подняться лишь на одно колено, прежде чем нападавший снова сделал выпад. Оба мы были всего лишь неясными фигурами в пыли, и его нога соскользнула так же, как и моя, так что его второй удар тоже пришелся мимо. Теперь уже противник стоял ко мне достаточно близко, и я сделал быстрый выпад кинжалом; этого оказалось недостаточно, и я снова поскользнулся в грязи.
