‑ Где я? – прошептал он. Свет упал на его лицо. – Какое блаженство!

Там был плеск прохладной воды в драгоценной мраморной ванне, шелест соблазнительных женских одежд, семенящие шаги на облицованном плиткой полу. Орландо чувствовал себя легко, как пушинка на ветру. На него смотрели глаза – подведенные сурьмой девичьи глаза.

О Аллах! Откуда все эти красавицы? Они возлежали на шелковых покрывалах. Их обнаженные ноги, полуприкрытые струящимися тканями, дразнили и манили как бутоны. Алым цветом сверкали ногти на ногах. Серебряные колокольчики и кольца на щиколотках звенели как стекло. Были наполнены бокалы, предложены яства. Девичий рот, губы светятся красным. Мед вытекает из желто‑золотого печенья. Глаза Орландо взволнованно следовали за движением кончика языка. Он облизал пальцы божественно непристойным движением. Половину арбуза держали тонкие руки. Белые зубы кусали розовую мякоть. Из‑под пальцев брызгал сок, капал на полуобнаженную грудь, смачивая живот и бедра.

Звуки флейты наполнили помещение. Это была дикая мелодия без начала и конца, которая звучала как вздохи страстного сердца.

Пальцы коснулись его, осторожно, почти по‑воровски.

Чудесная прохлада окутала кожу Орландо. Где его одежда? Совсем рядом находился Заид. Каким бледным и юношеским оказалось его обнаженное тело! По‑девичьи длинные волосы!

Вода омывала их, теплая, перламутровая.

Одежда упала на пол. Вперед выскочили девушки, нагие груди коснулись его, бесконечно мягкие губы обласкали лицо. Орландо почувствовал смех, который проснулся в животе девушек, когда они прижали свои гибкие тела к его спине. Его плоть уже давно поднялась. Как влажное мыло девушки ускользали из его жадных рук, они изворачивались, словно угри, ускользая из его объятий. Орландо услышал тяжелое дыхание Заида. Неприкрытая похоть выражалась на лице друга.

Забили барабаны… нет, это были удары сердца в виски! Неожиданно флейта стихла. Распахнулись двери. Кастаньеты, бой татарского барабана, тамбурины и дикие, протяжные звуки скрипки дьявола. Женщина как пламя. Ее руки двигались, будто змеи. Браслеты на руках, цепи, золотые украшения, янтари на горячей коже. Фата колебалась, взлетала и падала. Ее нагой живот вертелся, дрожал, толкался. Бедра колебались волнообразно. Почти нагая, прикрытая только распущенными волосами, она была как райское воплощение всех телесных радостей.

Крик. Так кричат течные верблюдицы. Заид оказался возле нее, мокрый и обнаженный. Его остро торчащий член дрожал. Она уклонялась от него, дразнила и уводила его. Потом он вошел в нее, раздираемый водоворотом удовольствия, который был могущественнее, чем Сцилла и Харибда, сильнее, чем смерть и парус времени.

А после явилась Хирузан! Ее влажная грудь блестела как слоновая кость. Волосы до бедер – трава на ветру. Глаза, утонувшие в нем, парализованные, преданные. Пламя жара, полет и падение в бездну, небо и ад. Пурпурно‑красные и черные цвета. Это смерть или жизнь?

Луна была огромной. Тепла и безветренна ночь. Ее рот – большой и сверкающий как месяц. Аромат лавра и мирта, плюща и розового масла.

Это не Заид ли? Упав на гору подушек, он лежал как убитый. Сытая улыбка преобразила его мальчишеские черты. Он открыл, моргая, глаза.

‑Аднан, брат, подойди! Ляг рядом со мной. Мы еще живы? Нет, мы мертвы. Мы должны быть мертвыми. Так чудесна не может быть жизнь.

Он махнул девушке, черной как смоль.

‑ Чем чернее ягоды, тем они слаще.

Она встала перед ним на колени. Его губы искали соски ее груди. Волчица, которая кормит своих щенков.

Широкие мясистые ягодицы. На шее коралловая нить. Красно‑вишневые бусины сверкали на бархатно‑черной коже как стручки перца. Ее лобок был безволосым, как лоно ребенка. Похоть чавкала в его плоти как виноградное давило. Ее губы – голые улитки на бледной коже внутренней стороны его бедер, влажно скользящие, глотающие. Утомление, обморок, пробуждение, голод.

Накрытый стол. Празднично одетые женщины с венками из цветов на волосах. Нагой юноша наполнил их бокалы. Белое мясо рыбы, птицы с поджаренной золотистой корочкой, темное мясо дичи, распаренные докрасна речные раки, холодные паштеты, горячее рагу, посыпанное шафраном и карри. Сладкие желе, морские огурцы в коричном меду, мусс из фиги и кокосовое молоко. Поистине, это награда и усердие ваше отблагодарено! И снова она!

«Аллах, какой бамбуковый побег!»

Старец Горы сидел с Орландо перед огнем в башне. Он неотрывно смотрел на пламя. Только его губы двигались.

‑Я знаю, Адриан, ты не веришь в сад предсказания, ты никогда не верил в него. Ты считаешь его банальным. Однако позволь сказать тебе: все земное по своей сути банально.

Возьми прекрасную женщину. Внешне это законченное совершенству Внутри же – кровь, слизь, кишечник, разложение.

Даже слово Аллаха сохранилось для нас только потому, что было написано на коже шелудивой козы. Нет света без тени. Нет жизни без разложения. Нет существования без унижения. Не может быть по‑другому и с раем. Форма банальна, идея же могущественна.

Повелители земли собирали огромные армии, то были истинные рои саранчи бряцающих оружием воинов.

Мой сад способен воздействовать сильнее, чем все их военные слоны, осадные машины и леса копий. Какая польза им от дорогих доспехов, если солдаты обращаются в бегство, потому что они страшатся за свою жизнь!

Возьми Мелик‑шаха и его столь знаменитого канцлера назымульмулька. «Повелитель всех повелителей» – называл он себя. Сто тысяч всадников подчинялись его приказу и четыре раза по стольку босоногого люда. Много ли добра принесло это ему? Он и его канцлер умерли от руки смертника. Система запугивания гораздо менее дорогостояща, чем настоящие военные действия. Террор и покушения, которые на первый взгляд кажутся такими недостойными, на деле более угоды Богу, чем опустошения, приносимые войсками. Война проглатывает все: женщин и детей, скот и полевые плоды.

Сила террора стоит на признании банального факта: страх ужаснее, чем смерть. Внушать смертельный ужас действеннее, чем убивать!

Не разрушение и смерть, а страх и постоянная угроза подтачивают противника. Мои враги страшатся меня, потому что от меня нет защиты. Они предоставлены мне как неизменному всемогуществу Аллаха, и это всемогущество коренится на вере в лучшую жизнь после смерти, в рай, в который ты никогда не верил.

Для чего ты рисковал своей жизнью? Зачем ты пришел к ассасинам? Зачем ты покинул своих?

Орландо ответил:

‑ Когда я был еще ребенком, отец подарил мне волчонка. Мы спали с ним в одной постели. Я любил его как своего брата. Он следовал повсюду за мной. Однажды он исчез. Зов крови оказался сильнее. И я вернулся к своему роду, последовал голосу моего призвания.

‑ А Хизуран? Ты любишь эту девушку? Конечно, ты любишь ее. Это нехорошо, когда у мужчины твоего возраста нет жены. Я дарю тебе их. Женщины принадлежат тебе.

‑ Женщины?

‑ Хизуран и ее рабыня. Они останутся пока в саду. Ты можешь посещать их там.

‑ У меня есть женщина, женщина, которая меня любит! Я – тамплиер! Куда все это приведет? Чем закончится? Как я должен вести себя? Если рыбаки возвращались с богатым уловом, мне было жаль рыбу. Если сети были пусты, то я жалел людей. Так уж заведено. Где истина? Где ложь? Господи, научи меня! Дай принять правильное решение! Но есть ли у меня выбор? Господи, сделай так, чтобы я…

‑Тебе не стоит утруждать Бога, – сказал голос Адриана. – Он уже давно все решил.

* * *

После занятия Орландо сказал Хасиму:

‑ Каим отдал мне Хизуран в жены. Когда я могу видеть ее?

‑ Так часто, как тебе позволяет время. При этом следует придерживаться правил, которые нужно выполнять непременно. Сад разрешено посещать только при свете луны. С восходом солнца ты должен отправляться обратно. Ты получишь одежды для себя и твоих женщин в Дворце большой воды. Аиша покажет тебе все.

‑ Кто такая Аиша?

‑ Девушка Хизуран. И еще: только смертнику принадлежат все гурии сада. Ты можешь обнимать лишь Хизуран и Аишу. От других держись подальше! Если в саду тебе потребуется совет, обращайся к черному евнуху. Он единственный из обитающих там, чьи уста не запечатаны.