– Нееет! – Славка, опустившая было голову на поднятые колени, посмотрела на меня. – Я иногда приезжаю сюда посмотреть настарый город.

– Вообще-то я смотрел на крыши и заснул. Крыши и колокол.

– Крыши и колокол? – Славка взглянула на меня снова. – А хочешь, я покажу тебе призраков?

– Призраков? Тут живут призраки?

– Призраки живут везде. Вопрос только в том, когда…

Крыши уже погасли, последние окна уже не казались лужами расплавленного золота – так, остывающие угли…

– Пойдём! – Славка легко поднялась и взяла меня за руку. – Пойдём скорей! А то всё пропустим!

Сумерки упали на улицу за воротами монастыря, тонкой мукой повисли в воздухе, расплескались тушью по подворотням. Я обомлел…

– Смотри! Ну? Видишь? – Славка с гордостью обвела рукой открывшееся нашим глазам зрелище, словно сама только что всё это создала. – Видишь?

Все краски будто смешались, как бывает с негативом цветной фотографии! В сумерках всё стало… Немного другим, чужим, но не злым – тёплым, уютным, и чуть-чуть незнакомым. Словно переулок и улица были нарисованы акварелью, а потом их вырезали и наклеили на мебель в какой-то старой квартире. На старую тяжёлую мебель с резными столбиками, сделанную в те времена, когда никто и понятия не имел о пластмассе, поролоне и автомобильных пробках. Прохожие на фоне этого пейзажа действительно казались призраками. Они даже не шли, а легко скользили над землёй, меняя цвета и, время от времени, становясь прозрачными… И вдруг иллюзия закончилась. Всё вокруг опять стало таким, как всегда.

Я обернулся к Славке, испугавшись, что не увижу её, что она исчезла вместе с этим видением, словно она была его частью. Но Славка не исчезла. Наоборот, её рука – я только через мгновение понял, что до сих пор держу её за руку, – кажется, стала куда более осязаемой, чем это полагается, в её изумрудных глазах играли тонкие лукавые огоньки.

– Что произошло? – почему-то шёпотом спросил я.

– Ничего особенного, – Славка безмятежно улыбалась. – Просто зашло солнце. Это ведь бывает каждый вечер…

Последнюю фразу она произнесла с неуловимо-вопросительной интонацией, чем окончательно поставила меня в тупик.

– Ну, я имею в виду, что это было? С людьми? – лукавые огоньки в глазах Славки разгорелись ярче.

– Так играет солнце, перед тем, как уйти за горизонт. Оно так прощается. На одну секунду оно просвечивает насквозь всё на свете. Даже людей – их тела, мысли, чувства… – она зажмурилась, как кошка. – Я, например, успела рассмотреть твои…

– И что же я думаю? – я тоже улыбнулся. Мне было хорошо.

– Ты подумал, что я – призрак. Ведь так? – улыбка исчезла. Я просто смотрел на неё.

– Точно… – поразился я наконец с интонациями доктора Ватсона – Но как…

– Я же сказала: каждый вечер солнце, когда бросает последний взгляд на землю, светит сквозь всё. И сквозь всех. Даже сквозь мысли. И если бы ты в этот момент посмотрел на меня, то смог бы увидеть, о чём я думаю. Ты же хотел бы узнать, о чём я думаю?

– Не знаю… – я задумался: в самом деле, а хочу ли я знать, что она думает? Думает ли обо мне, и ЧТО она обо мне думает… – Не знаю… А что один человек думает о другом? Можно увидеть?

– Можно увидеть всё! – Славка засмеялась – Я теперь знаю даже, как выглядит твоя машина. Вон тот старый синий «Линкольн». Так?

– Ну… Ты же могла увидеть, как я сюда приехал. Да?

– Но ведь я не видела! – Славка вдруг словно бы увяла.

– Откуда я это знаю?

– Хорошо, – в её глазах опять загорелись лукавые огоньки. – Город показался тебе похожим на большую старую квартиру… – на это я не нашёл, что ответить – На квартиру, в которой ты вырос, от которой теперь остались только воспоминания и твоя библиотека. Почему ты мне не веришь? – вопрос, притаившийся в самом конце, застал меня врасплох. А действительно, почему?

– Мишкин! Ты не уснул? – оказывается, я задумался.

– Наверное, потому, что не успел увидеть, о чём думаешь ты…

– Тогда, наверное, мне стоит сказать тебе об этом самой…

Сразу же я ощутил, что покраснел. Надеюсь только, что я достаточно обгорел на солнце за день, чтобы этого не было заметно!

– Даю подсказку: настал другой раз, – теперь уже не только глаза, но и вся она светилась лукавством. – Ну?

Я тупо смотрел на Славку, пытаясь сообразить… Ну, конечно! Видимо, в отличие от румянца, догадка на моём лице была куда более очевидна. Славка засмеялась.

– Ну? – лукавые огоньки погасли, осталась только улыбка.

– Так тебя подвезти?

– Обязательно – Славка снова засмеялась и сжала мою руку.

– Можно, я включу что-нибудь другое? – спросила Славка, указывая на выключенную магнитолу. Почти пустые улицы, светящиеся витрины и притаившиеся в тёмной листве фонари возвращали вновь и вновь впечатление, что мы едем по бесконечно огромной старой квартире… Но дома уже не были нарисованными акварелью, а поздние пешеходы не казались прозрачными и разноцветными.

– Включай! – с улыбкой разрешил я. Ночь неслась на нас, а мы проваливались сквозь неё. Сквозь тёплую городскую ночь лучше проваливаться с музыкой.

В шорохе помех послышались, один за другим, обрывки нескольких привычных мотивов, но потом помехи попрятались на других частотах, в салон машины хлынули скрипки, а на их волнах вплыло: «…Un jardin dont j’ai tant reve, оh qu’un jour je puisse y entrer…» Я перевёл взгляд с дороги на Славку.

– Это твой диск?

– Нет… – Славка откинулась на спинку сиденья, словно умываясь музыкой.

– Радио?

– Наверное, – Славка улыбнулась мне, – а есть ещё варианты?

– Песня знакомая… – я помотал головой. – Она играла в кафе, тогда, зимой, помнишь? Как она называется?

Славка нахмурилась, тоже пытаясь вспомнить.

– Мне кажется… Нет, не помню… Какая разница? Она же красивая…

Я подумал, что она не просто красивая – её мелодия подходитименно Славке. Только Славке, и никому другому… Почему подходит я не знал.

– Тебе нравится?

– Очень. А тебе?

Не успел я ответить, как снова послышались помехи, и музыка пропала. Правда, почти сразу возникла другая…

– Жалко, – сказала Славка с таким видом, будто её грубо разбудили.

– А эта тебе не нравится?

– Не знаю… – она замерла, прислушиваясь. – Она тоже красивая, но… странная.

– Это кото, – мы мчались уже по бывшему Владимирскому тракт у.

– Кото? – Славка вскинула брови и сразу стала похожа на школьницу – Что это?

– Что-то вроде японских гусель, только огромные – около двух метров длинной[2].

– Так это японская! Мне нравится Япония!

Славка сразу же начала прислушиваться.

– Эх, была бы сейчас осень…

– Почему? – её брови снова взлетели.

– Осенью в Москве бывают концерты японской музыки…

– Правда? Здорово!

Я снова взглянул на неё, и мне показалось, что даже в неосвещённом салоне я вижу, как заблестели её глаза.

Как выяснилось, мусора в доме накопилось изрядно. А мне-то казалось, что я всю последнюю неделю прожил только на чае… Нет, на чае, конечно… Но не только. Иначе – откуда бы взяться в ведре шкуркам от колбасы, засохшему куску булки и обёрткам от каких-то нарезок, не подлежащим уже никакой идентификации? Однако в упор не помню, как я всё это ел. И уж тем более – как и где покупал. Выходит, и вдохновение может привести к экологической катастрофе. Правда, в масштабах одной кухни.

Собственно, я бы про эту мелочь и не вспомнил, если бы не обладал привычкой править свои тексты в распечатанном виде. С одной стороны – отдых спине и глазам, с другой – на бумаге все ляпы как-то очевиднее. Скажем, на экране вот это слово кажется вполне уместным и правильным, а стоит только увидеть его же на бумаге – какая гадость! В итоге – четыре дня до сдачи и полное ведро исчёрканных листов. Впрочем, не таких уж исчёрканных…