Д-р Ранье: Мария, расскажите мне о ваших снах.

Гонзалес: Да-да, я еду в метро со своей матерью...

Ранье: Ваша мать умерла несколько лет назад?

Гонзалес: Да, от рака. (Пауза.) Мы ехали по Уилширской линии в центр, и в вагоне, кроме нас, никого не было. (Пауза – смех.) Это действительно очень странно, так ведь? Я никогда не видела пустой вагон метро.

Ранье: Продолжайте.

Гонзалес: И вдруг раздался страшный шум, как будто кто-то ударил по крыше вагона. Затем послышался скребущий звук.

Ранье: Скребущий?

Гонзалес (возбужденно): Да, как будто кто-то роет, понимаете? И еще похоже, как будто скребут ногтями по металлу. (Пауза.) (Примечание: Пациент проявляет повышенную нервозность, появляется испарина, лицо бледнеет.) Затем поезд останавливается, и я понимаю, как что-то страшное старается проникнуть внутрь. Тогда я говорю матери: «Мама, пойдем, нам надо уйти отсюда!» Но мама продолжает сидеть и улыбается мне, вы понимаете? (Пауза.) Вдруг крыша вагона разрывается, словно она из бумаги, и в дыре появляются когти. Ничего подобного я никогда не видела. В вагоне оказались чудовища с зубами и большими головами как банан. Я бросилась к маме, чтобы потащить ее за собой, но она уже превратилась в одну из этих тварей, ее лицо растянулось чудовищной улыбкой! Это так ужасно! И так реально... как будто на самом деле.

Дело 232337 – Томас Калл.

Д-р Морган: Что произошло после того, как заработал голографический проектор?

Калл: Да, комната вдруг оказалась искаженной, как-то перекрученной. (Пауза.) Затем из аппарата появилось нечто, изображение голограммы выгнулось, как будто по гибкому пластику ударил кулак, и выпрыгнуло чудовище. Оно сгребло меня в охапку. Я не мог двинуть ни одним мускулом! Оно открыло пасть с десятисантиметровыми зубами, а внутри было что-то вроде второй пасти меньшего размера, и она тоже разинулась и – о ужас! – схватила меня, и я ничего не мог сделать!

Дело 232558 – Т. М. Дункан.

Дункан: Я стоял недалеко от стюардессы, и когда взглянул на нее, мне вдруг показалось, что она мне знакома.

Д-р Франкел: Знакома? Вы ее узнали?

Дункан: Да, через несколько секунд. Она выглядела точно как моя мать. Пока я решал, не следует ли мне подойти к ней, ее грудь вдруг разорвалась, и существо, похожее на змею или большого угря с множеством острых зубов, выскочило, разбрызгивая, кровь, и полетело прямо мне в лицо. (Пауза.) Я проснулся, и поверьте – никогда в жизни так не радовался пробуждению. После этого я два дня не ложился спать.

Дело 232745 – С. Локвуд.

Локвуд: Это была мокрая, скользкая от крови, блестящая тварь с множеством зубов, и она хотела броситься на меня!

В своем офисе Орон выключил компьютер и обратился к помощнику:

– Интересно. И вы говорите, все эти данные собраны в сравнительно небольшом радиусе?

– Да, сэр. Медицинский компьютер собрал десятки аналогичных сообщений.

– А что общего у пациентов?

– Высокий уровень чувствительности по шкале Крайера и, по крайней мере, двойные значения яркости восприятия по Эмерсону.

– Так. А описания их видений – одинаковы?

– Да.

– Причины болезни?

– Неизвестны. Наиболее вероятно предположение, выработанное медицинским компьютером, – какой-то вид телепатического или эмпатического воздействия. Может быть, так эти существа общаются между собой, и, возможно, они стараются связаться с нами.

– Хм-м. По нашим данным, чужие вовсе не производят впечатления сколько-нибудь разумных существ. И мы предпочитали находиться в приятном неведении относительно этих тварей. И вдруг такая волна спонтанных связей. Почему теперь? И почему здесь, на Земле? Здесь же нет чужих.

Экран компьютера над кроватью воспроизводил полные телеметрические данные. Пациент, Ликовски Джеймс Т., лежал в силовом поле новейшего диагностического аппарата фирмы «Гипердайн Системе» модели 244-2. Данные его энцефалограммы, электрокардиограммы, уровень мышечных сокращений, скорость основного обмена веществ, скорость обмена веществ в клетках и результаты постоянного анализа крови изображались в форме волн, слов и диаграмм на мониторе. Давление крови, дыхание и пульс измерялись и записывались. Аппарат определял и автоматически корректировал температуру, так что пациенту не было ни слишком холодно, ни слишком жарко. Капельница подавала в вену сбалансированную жидкую смесь питательных веществ для поддержания здоровья. Катетер Фоли и ректальный зонд обеспечивали удаление отбросов. Компания не экономила, когда речь шла об этом особом пациенте. Стерильная комната была полностью изолирована, и все посетители, медицинский персонал и представители Компании облачались в осмотические хирургические костюмы с отдельной подачей воздуха. Южная стена из зеркального стекла позволяла видеть пациента в любое время. Шесть докторов входили в основную бригаду, еще шесть медицинских техников работали посменно в качестве наблюдателей, восемнадцать человек осуществляли охрану, а само здание постоянно находилось в режиме чрезвычайной ситуации. Пациент никуда не выходил и никто посторонний не допускался даже посмотреть на него.

Двое мужчин стояли в комнате наблюдения и рассматривали пациента.

Один из них, яркий блондин, высокий и привлекательный, с глубокими залысинами – доктор медицины и философии Тобиас Драйнер, профессор в области биосистем, – возглавлял бригаду врачей. Второй – щуплый, темноволосый, куда менее привлекательный и очень упрямый, – Луи Рейне, тоже доктор медицины и философии, входил в руководство Компании и был вице-президентом Биомедицинского Отделения, а это немало значило. Драйнер был ответственным за пациента, а Рейне – за весь проект.

– Как у него дела? – задал вопрос Рейне. Драйнер провел рукой над устройством управления, которое реагировало на движение.

– Послушайте сами.

Послышался звук голоса, воспроизводимого с записи: «...может мне кто-нибудь сказать, что происходит? Что случилось? Я хочу вернуться к жене. Черт побери, почему я нахожусь здесь? Я же себя прекрасно чувствую! Немного болит живот, ну и что!»

Драйнер снова повел рукой, и голос затих, затем подошел к помещенному в стороне от прозрачной стены магнитоэнцефалографическому аппарату с голографическим монитором и начал нажимать кнопки управления.

На экране высветилось изображение пациента в четверть натуральной величины; затем изображение расползлось, часть его, изображающая кожу и мышцы, растворилась, открыв внутренние органы. Затем изображение стало медленно поворачиваться.

Драйнер снова нажал кнопку – под ребрами пациента зеленым цветом проявилось изображение эмбриона чужого.

– Покажите выделенную зеленым часть изображения в натуральную величину, – приказал Драйнер. Эмбрион на экране увеличился вчетверо.

– Интересно, – проговорил Рейне, наблюдая за медленно вращающимся изображением, – неудивительно, что он жалуется на боли в животе.

– Создание отбирает небольшое количество крови из малозначительной артерии в этом месте, – сказал Драйнер, указывая пальцем. – С другой стороны, не причиняет вреда пациенту. А вот скорость, с какой он растет, просто феноменальна. Если бы это было человеческое дитя, то оно созрело бы не в месяцы, а в несколько дней. Физиология просто невозможная – ведь он не может получать достаточно питательных веществ от пациента. Видимо, мы имеем дело с какой-то необычной системой обмена веществ.

– Похож на почку с зубами.

Какая уродливая тварь, – заметил Рейне. Наступила пауза.

– А пилот знает, что в нем находится?

– Пока нет. Он чувствует определенные неудобства. Мы проводим стимуляцию нервов для того, чтобы поднять уровни его собственного эндорфина и энкефалина, и он не чувствует боли, а только давление. Мы не хотели рисковать возможным отравлением паразита какими-либо лекарствами.

– Неплохая идея.