— Хорошая вещь! Мне вот дочка житья не дает: достань ей такую, и баста. А где ее взять? Может, научите?

— Вот, рекомендую, — засмеялась Лена, указывая на Залесского. — Маг и чародей. Он достал.

— Ну, это, наверное, по большому знакомству, — со смущенным видом сказал Зотов. — Через торговых работников.

— Случайно, — сухо ответил Залесский. — Приятель один предложил.

— И отнюдь не торговый работник. — Лена лукаво улыбнулась.

— Таких у меня, к счастью, не водится.

Залесский вдруг заспешил, с обиженным видом поцеловал Лене руку, небрежно кивнул Зотову и вышел. При этом чуть заметное облачко скользнуло по лицу Лены.

— Что ж, пойдемте и мы, Иван Васильевич?

— Пойдемте, — согласился Зотов и шутливо добавил: — А то, наверное, супруг уже волнуется, ждет.

— Не очень он ждет, Иван Васильевич, — неожиданно грустно возразила Лена.

С первой своей встречи с Зотовым, года три или четыре назад, Лена неизменно чувствовала дружескую симпатию этого человека к себе и отвечала ему тем же.

Никогда не приходила к нему Лена за советом или помощью, но всегда знала, что если будет надо, то к нему можно идти смело, с ним можно всем поделиться. И сейчас признание вырвалось у нее само собой.

— Мне кажется, вы ошибаетесь, Леночка, — покачал головой Зотов.

И потому, что он не стал горячо возражать и разуверять ее, слова эти толкали не на спор, а на раздумье, заставляли взглянуть шире, на все сразу, о чем-то вспомнить, что-то сопоставить. И Лена невольно подумала о Сергее вообще, о том, какой же он и какими были их отношения раньше. Ни в чем, однако, не убежденная, полная горечи, она неуверенно сказала:

— Так ведь бывает в жизни, Иван Васильевич. Все хорошо, хорошо, а потом вдруг… плохо.

Зотов улыбнулся.

— Вдруг, Леночка, бывает в сказках или, скажем, в романах у плохих писателей. А в жизни… В жизни поведение людей только кажется случайным и неожиданным. А если разобраться поглубже, учесть характер этих людей…

— Жизнь ведь меняет людей, Иван Васильевич.

— Конечно, меняет, — согласился Зотов. — Одни становятся лучше, другие хуже. Но и это не случайно. Вот иногда говорят: «Эх, был хороший человек, да вдруг испортился!» К примеру, зазнался или с плохой компанией спутался. А ведь это все вовсе не вдруг случилось, и тут не высокий пост или плохая компания виноваты. Просто человек этот и раньше был не таким уж хорошим, но чего-то не разглядели в нем, какую-то червоточинку в характере не заметили и вовремя не исправили.

Зотов говорил убежденно, даже с увлечением, куда-то вдруг исчезла его обычная сдержанность. Видно было, что все эти мысли давно выношены и не перестают его волновать.

Они шли теперь по улице. Лена зябко куталась в шубку, взяв Зотова под руку, и внимательно слушала.

— Трудно все это сразу разглядеть, — грустно заметила она.

— Конечно, сразу все не разглядишь. Но если я, к примеру, знаком с человеком, ну, три или четыре года, то я уж его характер знаю.

— Так то вы…

— И вы, Леночка. Сергея, к примеру, вы знаете. Не скромничайте.

— А все-таки факты — упрямая вещь, — возразила Лена.

Зотов кивнул головой.

— Конечно. Но их еще надо верно истолковать. Факты тоже бывают разные.

Они некоторое время шли молча, потом Зотов неожиданно спросил:

— Скажите, Леночка, этот человек, с которым вы меня познакомили, ваш друг?

— Да… то есть хороший товарищ по работе. А что?

— Так. Он, кажется, рассердился на меня. Видно, я какие-то планы его нарушил.

— Если он так глуп, пусть сердится! — резко ответила Лена. — Меня его планы мало волнуют.

— Ай, ай, и это про человека, который достал вам такую замечательную шубку! — засмеялся Зотов. — Кстати, шапку Сергею тоже, наверное, он достал?

— Да. Только Сереже я об этом не сказала. И про шубу тоже. Так что вы меня не выдавайте.

— Согласен. Но почему?

— Ну, еще ревновать будет, — не очень естественно засмеялась Лена.

«А ведь Лобанов, кажется, прав, — подумал Зотов. — Интересно, откуда он узнал. Неладно что-то у них получается. А вмешиваться вроде и неловко. Но письмо… Его писал не этот артист. Его писал человек с фабрики. Значит, должно быть еще какое-то, промежуточное, звено, ведь цепочка одна».

— Интересно, как он мог достать такие вещи, если не знаком с торговыми работниками, — равнодушно заметил Зотов.

Лена рассмеялась.

— Вы все просто несносные люди! Даже самые лучшие из вас. Ну буквально каждая мелочь вас занимает. И всюду, конечно, мерещатся преступления.

— Характер, Леночка, — шутливо ответил Зотов. — Сами от него страдаем. Но что поделаешь?

— Ладно уж, не страдайте. Владимир Александрович достал эти вещи через своего приятеля, тоже актера, Петю Славцова. А уж тот, по-моему, половину Москвы знает. Довольны теперь, ужасный вы человек?

— Все. Больше ни слова не спрошу. Давайте говорить о чем-нибудь другом.

— Ну, то-то же. Как вам понравился спектакль?

…В ту ночь Лена долго не могла уснуть. Ей вдруг показалось, что Зотов вовсе не случайно появился в театре и не случайно пошел ее провожать. Лена мысленно перебирала в памяти их разговор. Ничего особенного. Вот только заинтересовался шубой и шапкой. Но это, конечно, пустяк. Впрочем, пустяк ли? Ведь шапкой интересовался и Сережа. В тот вечер она из-за этого даже поссорилась с ним. Странно. А потом Иван Васильевич говорил о фактах, что они бывают разные, что их надо уметь истолковать. На что он намекал? А она имела в виду один только факт: Сережа ее разлюбил, вот и все. Тут нечего истолковывать. С того вечера они почти не разговаривают, уже месяц. А она, она тоже его разлюбила?.. Владимир… Как он глупо вел себя сегодня! Но вообще-то он умный, образованный, талантливый и очень ее любит, очень… А она?.. Неужели она все-таки любит Сережу? Иначе почему так мучается, почему думает о нем все время и с такой болью? Что же с ней происходит? И зачем, зачем приходил сегодня Иван Васильевич?

Придя утром на работу, Зотов первым делом позвонил в УБХСС Ярцеву и попросил зайти. Разговор был коротким.

— Вы сейчас отрабатываете связи Плышевского? — спросил Зотов.

— Так точно, товарищ полковник.

— Какие из них вам удалось уже выявить?

— По фабрике?

— Нет, не по фабрике.

— С этим хуже. Много еще тумана. Не установлены, например, адвокат Оскар и некий Вадим Д. Есть еще один артист, его сестра — любовница Плышевского.

— Как его фамилия, этого артиста?

— Славцов.

— Так. — Зотов ничем не выдал своего волнения, лишь начал быстрее перебирать карандаши на столе. — Ну, что ж, все ясно. Больше вопросов нет.

Он вслед за Ярцевым вышел из кабинета и, чуть сутулясь, прошел к Силантьеву.

Час спустя туда же был вызван Коршунов.

— Читайте! — резко сказал Силантьев и передал ему через стол злополучное письмо.

Поздно вечером, оставшись наедине с Силантьевым, Зотов, как обычно, неторопливо и рассудительно сказал:

— А в общем, направление у них правильное — этот самый Перепелкин.

— В общем… — не остыв еще от всех неприятностей этого дня, передразнил его Силантьев. — Конечно, что-то делать надо. Но все это мышиная возня, мелкие удары по периферии.

— Нет, это разумная подготовка к удару по центру.

— Эх, все это я и сам, не хуже тебя понимаю! — воскликнул Силантьев и стремительно прошелся по кабинету. — У меня сейчас мысли, знаешь, где?

— Где?

— В горкоме партии, вот где. Что я там теперь скажу?

— Да-а, — сокрушенно вздохнул Зотов и, помолчав, прибавил: — У Басова это дело зашифровали так: «Черная моль».

— Знаю. Ну, и что?

— Оказывается, укус этой «черной моли» опасен.

Весь следующий день Геннадий Ярцев провел в кабинете, еще и еще раз проверяя и обдумывая каждый свой шаг в деле «Черная моль».

Где была допущена ошибка? Почему исчез с машин «левак»? Почему исчезли в магазине у Середы шапки из отходов? Как могли преступники догадаться, что ими заинтересовалось УБХСС? С кем имел дело Геннадий? Старый гравер? Этот не разболтает. Об Андрееве и говорить нечего. Клим, Сенька? Все не то. Остается Голубкова. Больше Геннадий ни с кем не говорил. Но и с ней он вел разговор очень осторожно. Она ничего не могла заподозрить. Правда, Голубкову так и не удалось вызвать на откровенность.