— Что он может нам сказать? — я вцепилась за руку Линда и незаметно прижалась. Это чудовище, раскинувшее руки-трубы вдалеке, пугало меня до ужаса. — Твой отец? Что он может знать о человеке, который бродит по снам?

— Не знаю, но попытаться-то стоит? Письмо Совету мы, может, и написали, но что с того? Аглос знает больше их, и если повезет, он наконец расскажет, как и чем занимался, пока моя мать готовила для него ужин и драила полы! — Линд так сильно скрипнул зубами, что я испугалась, как бы нам потом не понадобился целитель-зубник[84]. — Брось, Весс, не такой уж и страшный этот город! Больше страха нагоняют, чем правды рассказывают!

Ну да, ну да, охотно верю. Я перепрыгнула очередную ямку и от жалости к себе чуть не зарыдала. Ну куда меня вечно тянет?! Сидела бы себе дома, вышивала крестиком или чем там еще воспитанные девушки занимаются, а не таскалась бы по преступным городам в обществе бывшего Отреченного!

Деревенька закончилась до обидного быстро, оборвавшись как раз у большого поля, которое, впрочем, на поле было похоже лишь размерами. Трава, цветы — всё это будто старалось поселиться подальше отсюда. Я вообще-то понимаю — и сама бы смылась, если бы меня кто спросил.

— А твой отец… он, ну… страшный? — я провалилась в какую-то яму и выругалась. Да что они тут, специально, что ли, расставлены?! Кстати, не удивлюсь, если специально, и тот самый охранник с выпученными глазами ползал здесь, копал ямки и злобно посмеивался, представляя себе мучения незаконопослушных граждан, решивших проникнуть в город Забвения.

Линд поймал меня, даже не глядя, и буквально поставил на ноги.

— Осторожней, — тихо буркнул он. — Страшный. Но тебе с ним не придется общаться, говорить буду я. Не надо, чтобы он тебя видел.

— Тогда зачем…

— Извини, Весс, так надо, — Линд странно посмотрел на меня и быстро отвернулся. — Я не уверен, что справлюсь. Аглос… умеет убеждать. Если ты будешь рядом, сможешь меня остановить. Здесь я… теряю половину своей воли.

— Не переживай, черненький, если что, я всегда готова устроить тебе несчастный случай, — мелкая рассмеялась, но тут же закашлялась и забилась под воротник. — О, я умираю… Мы все умрем, слышите?

Ругаясь, причем неприлично и оттого с удвоенным энтузиазмом, мы приплелись к воротам. Мда, выстроили, так выстроили. Огромные — метров пять, наверное, — створки были плотно закрыты и явно не спешили нас пропускать. Над самим городом мягко мерцал полупрозрачный купол: защитные чары, именно они служили гарантией того, что из города живым не уползет никто. Интересно, как же Линд с Неросом умудрились обойти эту магию, это ж невозможно?

— Так, — Линд выпустил меня и быстро пошел к маленькому домику. Маленькому, потому что на фоне ворот и выглядывающих из-за ворот серых махин, казался не просто небольшим, а до смешного крохотным.

Я вздохнула и потерла красные от мороза руки. Еще этот город… я посмотрела наверх, и мне стало очень — ну просто очень — неуютно. Вздрогнув, я кинулась к Линду. С ним хоть не так тревожно.

— Весс? Подождала бы. Я попытаюсь уговорить их по-хорошему, — Линд выудил кармана перчатки и протянул мне. — Сомневаюсь, но мы же не преступники какие.

— Город закрыт для всех, кроме Отреченных, — заметила я, с удовольствием натягивая на руки теплые перчатки. — Это бесполезно.

— А чем мы не Отреченные? — фейка выглянула из-за кос и состроила страшную рожицу. — Я одна знаешь сколько народа в пыльце утопила?! И то, что я маленькая, ничего не значит! Между прочим, не брать в Отреченные маленьких — это дискриминация!

— Мелкая, хватит над ухом зудеть, — Линд повернулся и постучал в маленькое окошечко. Оно тут же распахнулось, будто Линда тут только и ждали. — Добрый вечер.

— Те че? — жующая и явно преступная морда простака заставила грозную фейку забиться под воротник. — Заблудился, малый?

— Нам бы пройти…

Линд еще не закончил, как простак отрезал «нет», и оконце захлопнулось.

— Почему всегда так? — Линд печально покачал головой и снова постучал. Оконце послушно распахнулось.

— Я же сказал…!

— Сто арэнов, — резко бросил Линд, решительно натягивая перчатки. — Учти, я кое-что о тебе знаю.

Простаку хватило нескольких секунд, на то, чтобы оценить предложение по достоинству, а уже минуты через две мы стояли в доме, задумчиво изучая круглый люк в полу. Скудная и хмурая обстановка жилища поразила меня до глубины души. Неужели все простаки так бедно живут? Кровать, стол и какие-то железки — и все.

— Потом два раза стукнешь, половину вперед, — простак протянул руку, и Линд бросил в нее несколько арэнов. Пересчитав их и удовлетворенно хрюкнув, простак наклонился и с усилием потянул на себя люк. — Ха, смотри, малый, ты там не сильно по улицам шастай, не хотелось бы, чтоб мои денежки пошли на этих растардов. Давай-давай, че встала? Дамы вперед, а!

Простак ухватил меня за руку и едва не впихнул внутрь черной дыры, но Линд резко перехватил руку простака у плеча и процедил:

— Только дотронься до нее и познакомишься с Создателем раньше, чем успеешь пикнуть «извините».

— Ладно-ладно, — простак поднял руки вверх и испуганно отшатнулся. — Ступайте, я же пошутил!

Я промолчала, только с достоинством одернула платье и демонстративно отряхнула рукав. Тоже мне, простак какой-то! Растард несчастный. Знал бы свое место, а то когда-нибудь руки лишится.

Что-то меня все меньше и меньше радовала эта затея с визитом в город Забвения. Не то чтобы она меня вообще когда-то радовала, но все внутри вопило о том, что пора убираться из этого отвратительного места, пока меня не вынесли оттуда по кусочкам. Запах, ворвавшийся в комнату вместе с чернотой открытого хода — запах металла, перемешанный с душным запахом защитного купола и подземелья — прекрасно сочетался с видом серого города, но совершенно мне не нравился.

Линд помог мне спуститься и повел по темным узким коридорчикам вперед. Ход вилял из стороны в сторону и, судя по всему, огибал стену. Пару раз мне попадались под ноги крысы — здоровые такие, наглые, с откормленной рожицей. Вообще-то, у людей с крысами традиционно диалог не сложился, но эльнолвы умели с ними договариваться, так что, видно, учуяв в нас их кровь, животные старались побыстрее унести лапы. Ну да, эльнолвы их попросту отправляли в мир грез, кому понравится?

— Сюда, — Линд оглянулся и поднял флакон со светом повыше. Он явно старался осветить мне пол, и я, оценив такие старания, тут же споткнулась о камень. — Стен только не касайся, ладно? Заденешь — поднимут тревогу.

Я присмотрелась: оборванные защитные чары клочьями свисали со стен. Это какой же маг тут постарался?

— А они не вырвутся?

— Отреченных держат отдельно, под замком. Презренные и Отщепенцы[85] их тоже боятся, — Линд быстро прошел вслед за мной и повел нас с мелкой дальше.

Вблизи город казался еще больше и уродливей, чем издалека. Он давил на меня, придавливал к земле, будто утверждая, что люди — ничтожества, мелочь по сравнению с ним. Город дышал, жил и требовал поклонения — поклонения и полного подчинения. Никто не знал, сколько людей томилось за огромной стеной, за все время отсюда никого еще не выпустили и не впустили, так что тут могли жить дети низших каст и дети их детей.

Сумерки погрузили город в черный туман, расползающийся по улицам серыми тенями. Тусклый свет фонарей — не такой, как у нас, а противный, режущий глаза — освещал унылые коридоры улиц между домами. Разруха и запустение царили везде: от разбитых окон домов до грязных помоек, воняющих за километр: их запах наверняка пробивал любой насморк. Что-то темное и потрескавшееся покрывало землю, и в трещинах росла чахлая трава.

Это место будто осталось в прошлом, в смутных временах, и все никак не могло вырваться. Здесь даже было несколько деревьев, но мертвых, не живых, и это было так странно…