Новым приступом экономии стало сокращение комплектации на миноносцах, и на кампанию 1898 г. не было назначено прежде имевшихся вахтенных начальников. В приказе № 118 от 13 нюня 1898 г. адмирал замечал, что в военное время, вероятно, "недостаток офицеров будет чувствоваться еще более”, а потому предлагал командирам своим боцманмату и минному квартирмейстеру поручать обязанности вахтенных офицеров. Оказалось, что они отлично справлялись с новыми обязанностями и адмирал считал полезным распространить эту меру на все миноносцы (по, видимому и на минные крейсера). В особенности это требовалось при маневрировании минного отряда, в котором служащий лидером “Абрек” вел за собой восемь номерных миноносцев. Порядок их был строго определен: №№ 116, 115, 106, 107, 109, 110, 104, 117. Требовалось огромное внимание, чтобы обучать, управлять ими, оказывать необходимую помощь.

Метод адмирал применял самый прогрессивный. "Каждая задача, — писал он в министерство — объявлялась приказом по эскадре, так что все исполнители могли во всякое время справиться с приказом и найти в нем указания. Кроме того, перед началом исполнения задачи я иногда собирал командиров, чтобы дать словесные наставления и указания. Этого, однако же, не всегда достаточно и полезно, некоторые части задачи первоначально проделать". Но этим дело не кончалось. Адмирал почти всегда проводил тщательный разбор заданий в присутствии собравшихся у него командиров. “Обыкновенно, — писал он, — командиры сами предлагают сделанные ими ошибки. Иногда, при нежелании или неумение командиров понять свои ошибки, разбор приходилось доводить до внимания начальства.

Так по поводу решения тактической задачи № 5 (разведка береговых укреплений и расположения судов противника) 30 июля 1898 г., адмирал выражал недовольство действиями минного крейсера “Абрек”. Несмотря на предписание держаться около укрепления противника не ближе расстояния дальнего выстрела, командир корабля, рассчитывая лучше выполнить задание, подошел слишком близко и даже отправил на разведку шлюпку. Фотографических снимков, хотя это поручалось приказом № 166 командир не сделал, а потому “не дал вида берега, на котором стоят батареи”. Не обратил он внимание и на заметную даже с дальнего расстояния осыпь, служившую важным ориентиром для эскадры при стрельбе. Такая осыпь, замечал он позднее, может быть действенным средством для введения флота в заблуждение относительно истинного положения батарей. Ошибки командира “Абрека” адмирал объяснял “непривычкой” к решению такого рода задач, которая в военное время может обернуться большими потерями. Признавая право командира па творческое отступление от приказа, адмирал напоминал, что полное его искажение он, конечно, допустить не может и выражал надежду, что впредь командир "Абрека” подобной ошибки не повторит.

Замечательно, с какой настойчивостью адмирал добивался от командиров творческого исполнения поручавшихся эскадре и кораблям задач и всемерного использования новейших достижений техники, включая даже заботу об ускоренном, с применением спирта, высушивании негативов, что позволило бы уже через 4 часа сделать с них отпечатки. Поднимал он вопрос о снабжении кораблей "дальнобойными” фотоаппаратами, позволявшим крупным планом фотографировать отдаленные предметы. Не было, казалось, таких мелочей, которых не касался пытливый ум адмирала. При решении новой задачи — бомбардировке ревельских земляных укреплений, адмирал проверил способность кораблей ходить с опущенными сетевыми заграждениями, для чего даже потребовал проверить девиацию в этом состоянии. Продолжив на “Абреке” испытания переносного мачтового семафора, С.О. Макаров докладывал в ГМШ о необходимости снабжать им все корабли.

Практиковалось на эскадре и траление мин выполнявшееся миноносцами и минным крейсером, и применение прорывателя минных заграждений, который шел за тралами. Такой пароход адмирал предлагал снабжать выступающими с бортов шестами “с протянутыми между ними леерами для взрывания мин”. Нельзя ие удивляться тому чрезвычайному разнообразию тактических задач, которые адмирал ставил перед эскадрой и в решении которых активно или в качестве наблюдателя успел поучаствовать "Абрек”. Нельзя было остаться равнодушным и не проникнуться тем творческим энтузиазмом, которым была охвачена вся эскадра. Спеша использовать быстро утекавшее время летней кампании,С.О. Макаров успел решить или обозначить сущность стольких тактических задач, каких не бывало во всю последующую предвоенную историю флота. Добиваясь их максимального эффекта, он со своей обстоятельностью (вот где надо было бы поучиться и "флотоводцу” З.П. Рожественскому!) разъяснял их в предварительных приказах и последующих разборах и замечаниях.

Минный крейсер “Абрек” в Средиземном море. 1900-е гг.

“Кроме буквы закона” и всех приказов, — писал он — “нужно живое слово”, поэтому за несколько дней до исполнения этой задачи я провел ночную тревогу на некоторых судах эскадры и старался лично внушить командирам, что необходимо прицеливаться как можно тщательнее”. Уроки ночной стрельбы по береговым батареям 4 августа позволили уточнить тактику освещения цели прожекторами атакующей эскадры: не всеми кораблями, чтобы уменьшить риск обнаружения, попеременно, чтобы ввести противника в заблуждение, непременно по нормали к объекту и др. “Абрек" во время этой атаки начинал светить вместе с миноносцами после включения прожекторов флагманского “Петра Великого".

Пробелов, конечно, хватало. Рутина на все наложила свою печать, и далеко не все было во власти командующего эскадрой. То выяснялось, что имевшийся свод сигналов все еще просто игнорирует наличие миноносцев и управлять ими, а тем более руководить их атаками, адмирал в море почти не имеет возможности. То из Главного морского штаба от генерал-адъютанта Кремера поступало разъяснение о том, что начальник отряда миноносцев вовсе не должен командовать ими в море. Его дело состояло, оказывается лишь в том, чтобы к началу навигации подготовить миноносцы к плаванию. Миноносцы по- прежиему считали неким подручным материалом, вовсе не нуждавшемся в едином командовании. На миноносцах не хватало даже флагов для сигнализации, снабжение их торпедами новейшего образца задерживалось точно так же, как это было в войну с Турцией. Но и имевшихся для стрельбы не хватало и каждому кораблю приходилось, сделав один выстрел торпедой, ожидать, пока ее выловят, накачают снова и зарядят в аппарат. Стрельба по подвижным щитам, пущенным по ветру в качестве миноносцев (“Абрек” имел щит, выкрашенный горизонтальными полосами черной и шаровой краской) ие могла состояться из-за полного израсходования ("несмотря на бережный расход”) свободных патронов.

Так бюрократия своей экономией прямо срывала боевую подготовку эскадры и всего флота. И это было особенно непостижимо, учитывая, что в составе его было два новейших броненосца береговой обороны “Адмирал Ушаков" и “Адмирал Сенявин”. И словно в насмешку над всеми усилиями С.О. Макарова по обучению флота новейшей тактике, эти два современных броненосца в исходе артиллерийской стрельбы 26 августа по лайбам смогли продемонстрировать свое весьма эффектное, но едва ли современное оружие — таран. Так шедшие под парусами со скоростью 2–3 уз (ветер был слаб) и избитые железными болванками лайбы были разрезаны лихими таранными ударами двух новейших “адмиралов”.

Последним из учений в составе Практической эскадры было для “Абрека” наблюдение, а затем ловля торпед своим паровым катером после впервые проведенной массированной атаки миноносцами стоящей без огней Практической эскадры. Предварительно они прорывали цепь сторожевых шлюпок, отстреливались из своих пушек и атаковали корабли с расстояния 2 кб. Для обнаружения торпед после выстрела применяли патроны с фотографическим кальцием. Стреляли резиновыми зарядными отделениями. При всей условности атак из носовых аппаратов, эскадра получила новый урок, заставлявший опасаться даже устарелых миноносцев. Н в дальнейшем, будучи уже главным командиром Кронштадтского порта, С.О. Макаров не переставал добиваться перелома в отношении к миноносцам.