Лолуашвили давно ушел. Можно идти. Запер дверь на ключ, по витой лестнице спустился во двор. Кивнул хозяйке, что-то делающей у кустов роз. Та улыбнулась:

— С приездом, батоно Малхаз.

— Спасибо.

Выйдя за ограду, на секунду остановился у машины. Нет, он пройдется пешком. Так удобнее. Не спеша спустился по дороге вниз, пошел по улицам к вокзалу мимо двухэтажных белых особняков.

У входа в привокзальный скверик Гогунава остановился за кустом акации. Те скамейки, которые сейчас видны, пусты. В этой части скверика вообще никого нет, только воробьи копошатся на дорожке. Перешел, скрываясь за высокой оградой из кустарника, к другому входу. Увидел: сидят и ждут. Сергей Петрович, как всегда, в безукоризненном костюме и галстуке. Напарник далеко не форсистый, хотя в хорошей кожаной куртке. На вид — типичный уголовник. Это неприятно, но ничего, видел и не таких.

Убедившись, что на площади на него никто не обращает внимания, Гогунава вошел в сквер. Увидел, что ожидающие его шевельнулись. Сергей Петрович поправил дымчатые очки.

Приблизившись, Гогунава улыбнулся:

— Здравствуйте, батоно Серго.

— Здравствуйте, батоно Малхаз.

— Тенгиз меня зовут… — Напарник Сергея Петровича воровато оглянулся. Глазки у него прищуренные, зрачки прыгающие. Шестерка, другого не скажешь.

Гогунава сел рядом с Сергеем Петровичем. Подумал «Запах французского одеколона… От этого человека всегда так и веет здоровьем и свежестью».

Сергей Петрович опять поправил очки суставом большого пальца:

— Будем говорить?

— Да, можно. Копия уже у вас?

— Да.

— Значит, о вещи представление имеете. А условия вы знаете.

— Представление имеем, цену знаем, но ведь мы прямо с поезда, да и тут не совсем удобное место. Вещь при вас?

— Нет. Надо ведь условия обмена оговорить.

Сергей Петрович одобрительно кивнул:

— Разумеется, батоно Малхаз. Для нас это тоже важно. Может, мы сначала устроимся, а потом уж где-нибудь посидим, поговорим? Тут есть ресторан, гостиница?

— Если это можно назвать гостиницей — по этой улице, слева. Ресторан прямо тут, привокзальный. — Сказав это, Гогунава подумал, что вокзальный ресторан — отличное место для разговора. Говорить о серьезных делах в шумном зале намного лучше, чем здесь, в этом скверике, где за спиной по ту сторону кустарника ходят люди. Тем более, разговор будет не простой. Он должен настоять на своих условиях обмена перстня на деньги.

— Тогда давайте часов в восемь в ресторане? Как, батоно Малхаз?

— Принимается, батоно Серго. Устраивайтесь. В восемь я подъеду.

— На всякий случай — какая у вас машина? Тенгиз вас встретит.

— Зеленая восьмерка.

— Все ясно. Мы придем пораньше, постараемся занять столик у окна.

— Договорились.

В восемь Гогунава подъехал к ресторану «Вокзальный». Выключил мотор, огляделся. Двери ресторана, как он и предполагал, были закрыты, стояла очередь. Впрочем, через минуту оттуда вышел Тенгиз. Подошел к машине:

— Прошу, батоно Малхаз. Столик уже накрыт.

Гогунава вместе с Тенгизом прошел в ресторан. Место было выбрано удачно — столик стоял в нише и за колонной. Усевшись, Гогунава жестом руки отказался от выпивки — он был за рулем. Тенгиз налил себе и «шефу».

Ужинали не торопясь. Официанты и повара тоже не торопились. Гогунава не пил, но в разговорах о том, о сем время проходило быстро. Тенгиз заметно захмелел. Сергей же Петрович коньяк, скорее, смаковал, чем пил. От него по-прежнему так и веяло здоровьем и свежестью.

После горячего Сергей Петрович отставил рюмку в сторону, спросил:

— Батоно Малхаз, вы по-прежнему настаиваете на той цене? Хотите двести?

Гогунава с минуту выжидал, только после этого сказал:

— Да, батоно Серго, я хочу двести.

— Я согласен, — сказал Сергей Петрович. — Судя по копии, вещь этого стоит.

— Я хочу двести, но при некоторых условиях.

— Я слушаю, — откликнулся Сергей Петрович.

— Во-первых, сразу.

— О другом не может быть и речи. Конечно, все сразу. Деньги при мне.

— Во вторых, без неожиданностей.

Некоторое время Сергей Петрович будто к чему-то прислушивался. Отогнал появившуюся над столом муху, посмотрел на Гогунаву:

— Простите, я не понял.

— Я думаю, поняли. Цена, батоно Серго, бросовая. Вещь стоит раз в десять дороже. Вы это знаете. Поэтому за эту бросовую цену я имею право поберечь себе нервы. Условия обмена скажу я сам. И будем говорить без свидетелей, для меня это важно.

— Неужели Тенгиз мешает?

— Мешает.

Сергей Петрович посмотрел на напарника. Тенгиз прищурился, хихикнул:

— Так я, батоно Малхаз, и так собирался уйти. Мне ночевать негде, в гостинице места не дали. Пока найду, где перекемарить, пока что — вы сговоритесь. Я вам не нужен, батоно Серго?

— Не нужен.

Тенгиз встал:

— Утром тогда как? Где встретимся?

Лицо Сергея Петровича стало скучным:

— Это, дорогой батоно Тенгиз, от Малхаза Теймуразовича зависит. Разбуди меня пораньше.

— Хорошо, батоно Серго.

Тенгиз мягко, бочком обогнул столик, по-особому, чуть припадая на одну сторону, пошел по проходу, скрылся за портьерой.

Сергей Петрович налил в пустую до сих пор рюмку Гогунавы коньяк. Добавил в свою, приподнял:

— Батоно Малхаз, понимаю — вы за рулем. Но позвольте за успех дела.

— Ну что ж, раз за успех…

Глядя друг на друга, Гогунава и Сергей Петрович выпили коньяк до конца. Поставив свою рюмку, Сергей Петрович вздохнул:

— Честно говоря, сам люблю, когда нет посторонних.

Гогунава осторожно пощупал локтем пистолет. В горле першит, это нехорошо. Сказал:

— Первое условие: при обмене будем только мы вдвоем.

— Хорошо.

— Обмен между мной и вами произойдет завтра, перед батумским поездом, в шесть утра.

— Куда же я дену Тенгиза?

— Тенгиз должен пойти в другой конец поезда, в последний вагон. А мы подойдем к первому. Платить за проезд вы будете проводнику.

— Пожалуйста, если так надо.

— Надо, мне так спокойней. Это первое. Второе. Поезд стоит семнадцать минут. Вы договариваетесь с проводниками — Тенгиз у последнего вагона, вы у первого. За пятнадцать минут до отхода вы с деньгами подходите к автоматической камере хранения. Она здесь, сразу за рестораном. Утром там пусто, нас никто не увидит. У ячейки вы открываете чемодан, мы считаем деньги, чемодан кладем в ячейку, запираем, шифр видим оба. После этого идем к поезду. Вещь вы получите на перроне за пять минут до отхода поезда.

— Не понял. Обычно обмен производится сразу.

— Обычно да, но это случай особый. Я отдаю вещь дешево, за такую цену имею право зря не волноваться. Номер шифра вы будете знать. Если покажется, что вещь не та, в конце концов, можете пожертвовать поездом. Но обманывать мне вас не имеет смысла. То, что это не фуфель, вы увидите сразу. Поезд увозит вас с вещью, я остаюсь с деньгами.

— Серьезно вы все продумали. Но Витя должен был предупредить: мы играем честно.

— Верю, но я хочу без нервов, совсем без нервов. И потом, у меня ведь не горит.

— Хорошо, пусть будет по-вашему. Но раз уж мы оба согласились, хотелось бы посмотреть вещь. Вы обещали взять.

— Она при мне. — Гогунава осторожно сунул руку во внутренний карман куртки. — Хочу быть с вами откровенным: бомбардиров, как вы, я не захватил, но в случае чего готов пойти на крайние меры, возможности для этого у меня есть.

— Я вас понял.

— Тогда сядьте ближе.

Сергей Петрович придвинулся. Гогунава перевел руку с пистолетом, достал из внутреннего кармана мешочек. Прежде чем вынуть перстень, спросил:

— У вас есть каталог двенадцатого года?

— Не сам, пересъемка с каталога.

— Понятно. Все равно вам все будет ясно.

— Мне и так будет ясно. Я сравнивал копию с фотографией.

Гогунава положил на мешочек перстень. Сергей Петрович надолго застыл, разглядывая переливающийся световой игрой бриллиант. Наконец оторвал взгляд от камня: