— Нет. В Ленкоме у меня работает приятель. Ширяев. Евгений Ширяев. Мы вместе учились в институте.

Кажется, с этим спектаклем следователь связывает какое-то событие. Какое? Имеет ли это событие отношение к моей поездке?

— И Ширяев достал вам билеты?

— Контрамарку. На два лица.

— То есть, вы пошли с кем-то вдвоем?

— Да, вдвоем. С девушкой, своей приятельницей.

— Как ее зовут?

Скрывать, что я пошел в Ленком с Аленой вроде не имело смысла. Тем более, пока не ясно, почему следователь интересуется Ленкомом. Помедлив, ответил:

— Ее зовут Алена.

— Фамилия?

— Меднова.

— Москвичка?

— Москвичка.

— Сколько ей лет?

— Девятнадцать. Скажите: все это так важно?

— Сергей Леонидович, потерпите. Нам нужно уточнить все, что связано с этим спектаклем.

— Зачем?

— Со временем я это объясню. Ваша приятельница, Алена Меднова, учится? Или работает?

— Учится на третьем курсе иняза, имени Тореза.

— А много у вас приятельниц? Вроде Медновой?

Это было уже слишком. Я посмотрел на Рахманова:

— Андрей Викторович… Вам что, нужно выяснить мои отношения со всеми девушками?

— Сергей Леонидович… Понимаю, вопрос тонкий. Но я уже объяснил: меня интересует этот спектакль и все, что у вас с ним связано. В том числе и ваши отношения с девушкой, с которой вы пошли на спектакль.

— Отношения у нас очень хорошие. Этого достаточно?

— Вполне. Вы могли бы назвать домашний телефон Медновой? На всякий случай?

Сначала я хотел сказать, что телефона у Алены нет, но потом подумал: все равно ведь узнают, если захотят. Назвал номер. Записав его, Рахманов спросил:

— Скажите, где вы были в июле?

Вот оно… Сашка был прав. Если следователь по особо важным делам спрашивает, где я был в июле, значит, он имеет в виду мою поездку. Ту, июльскую, вместе с Юрой и Женей. Непонятно только, при чем тут театр Ленкома. Я ответил небрежно, но стараясь при этом не переигрывать:

— В июле я был в Москве. Иногда выезжал за город. В конце месяца уехал в Дагомыс. Вроде все.

— За город в какие места вы выезжали?

— На Сенежское озеро. Под Солнечногорск.

— У вас там дача?

— Нет. Просто я люблю Сенеж.

— Выезжали на машине?

— Когда как. Когда на машине, когда на электричке.

— Но вообще у вас есть машина?

— Есть.

— Какой марки?

— «Жигули». Шестерка.

— Простите за чрезмерное любопытство. Но ваша машина меня интересует. Какого она цвета?

— Светло-серого.

— Номер?

— «О 79–82 МО».

— У вашей машины есть какие-нибудь особые приметы? Скажем, нестандартная отделка. Заделанные вмятины.

— Вроде нет. Из нестандартной отделки только магнитофон. Со скрытыми колонками.

— Некоторые украшают машины вымпелами, игрушками. Может быть, у вас есть что-то похожее? Вспомните.

— Ничего такого в моей машине нет. Я не люблю излишеств.

— В июле, когда вы выезжали на Сенеж, вы все время находились именно там? Может быть, оттуда вы выезжали еще куда-нибудь?

У вопроса был скрытый смысл, который я отлично понял.

— Нет, не выезжал. Зачем? На Сенеж я всегда беру этюдник и пишу.

— Ну а все же. Вы случайно не выезжали в июле в Смоленскую область?

Я изобразил спокойное недоумение:

— В Смоленскую область?

— Да. Пусть даже ненадолго? — Рахманов застыл, глядя на меня.

— Да нет… Я же сказал, в июле я был только на Сенеже. И в Дагомысе.

— И все-таки, где вы были, скажем, девятого июля?

— Девятого июля? Именно в этот день?

— Да. Именно в этот день. Постарайтесь вспомнить. Девятого июля была пятница.

Я поглядел на потолок. Перевел взгляд на Рахманова:

— Вообще-то в эти дни я был на Сенеже, на этюдах.

— Вы не ошибаетесь?

— Нет. Я вспомнил: девятого я точно был на Сенеже. Совершенно точно.

— Ну а днем раньше? Восьмого?

Он меня ловит. Что ж, пусть ловит. Если он захочет, я распишу ему день восьмого июля по минутам. Ведь помнить этот день у меня есть все основания, восьмого я передал Вере картину, которую она затем купила.

— Восьмого июля я был в Москве. Точно.

— Почему вы в этом так уверены?

— В этот день у меня купили картину. Причем за довольно приличный гонорар.

Несколько секунд следователь разглядывал стол. Поднял глаза:

— И сколько же составил этот гонорар?

— Пятнадцать тысяч.

— Солидно. Судя по сумме, вы очень хороший художник. Я не ошибаюсь?

— Не знаю. Я просто художник.

— Что ж, достойный ответ. И кто же был вашим покупателем?

— Есть такая Вера Николаевна Новлянская.

— Эта Новлянская — любитель живописи? Коллекционер?

— Можно сказать и так. Картин у нее много. Всяких.

— И где же состоялась эта продажа? Восьмого июля?

— В Совинцентре. В ресторане «Континенталь».

— Что, в другом месте нельзя было продать картину?

— Можно, конечно. Но Новлянская устраивала что-то вроде приема и попросила подвезти картину туда. Правда, в тот день я только передал картину Новлянской. Деньги получил позже.

— Когда?

— Дня через три. Когда вернулся с Сенежа.

— И что из себя представляла картина, которую вы продали Новлянской?

— Женский портрет. Масло.

Рахманов поправил лежащие на столе бумаги:

— Хорошо, вернемся к Сенежу. Вы сказали, что уехали туда восьмого.

Я вдруг понял: я не знаю, что ответить. Восьмого вечером я уехать не мог, на ночь без машины, с рюкзаком и этюдником никто на природу не выезжает. Но ведь таксист увел мою шестерку со стоянки восьмого днем. Я и не знал, что будет так трудно. Теперь я должен взвешивать каждое слово. Буквально каждое.

— Вообще-то, строго говоря, я уехал девятого. Рано утром.

— Наверняка задержались на банкете?

— Задержался.

— Простите, с банкета вы уехали один?

— Нет. Я и на банкете был не один. А со своей приятельницей, той самой Аленой Медновой.

— Ясно. Вы ее проводили?

— Проводил. Потом вернулся домой и лег спать.

— Где оставили машину? В гараже?

Этот Рахманов цепляется к каждой мелочи. Ладно, детали ведь я могу и не помнить. Скажу, подвезли знакомые. Если он узнает, что меня подвез Сашка, прикинусь, что забыл, кто именно меня подвозил.

— Гаража у меня нет. А в «Континенталь» мы ездили без машины. Пришлось бы пить только воду. Назад подвезли знакомые.

— А где оставили машину?

— На обычном месте. Во дворе, около подъезда.

— Когда вы вернулись домой, вы видели свою машину?

— Не помню. Честно говоря, в ту сторону я даже не посмотрел.

— Ясно. Значит, вы легли спать.

— Да. Встал рано. В начале пятого. И уехал на Сенеж. На первой электричке.

— С Ленинградского вокзала?

— А откуда еще можно уехать?

— Например с Ховрино?

— Нет. Я уехал с Ленинградского вокзала.

— Налегке? Вещей с вами было много?

— Рюкзак и этюдник.

— Все же, наверное, на машине было бы удобней?

— Ну, смотря что считать удобством. Иногда удобней без машины.

— Утром, девятого, когда вы вышли из дома, машина была на месте?

— Опять не помню. Ну, конечно же, была. Вы так спрашиваете, словно с моей машиной что-то случилось.

— Кто знает. Может, и случилось.

— Нет, на машину я не посмотрел, торопился. Да еще не совсем в форме был после банкета. Не до этого было…

— Когда приехали в Солнечногорск, на чем добрались до Сенежа?

— На автобусе. Там ехать минут десять.

— Минут десять до какой остановки?

— До остановки «Десятый километр». Оттуда до берега рукой подать. Метров пятьсот.

— У вас что, было определенное место? У берега?

— Да. Там есть такая… база отдыха. «Рыболов Сенежья». Около нее я и расположился.

— Поставили палатку?

— Зачем? Погода была отличной. Положил вещи. Надул матрас. Поставил этюдник. И все.

— Место не меняли?

— Менял конечно. Но в основном около базы. Даже пару раз на ночь перелезал через забор на территорию. Там поспокойнее.