Эсеровское правительство не решилось прямо возвестить о возвращении земли бывшим владельцам, однако оно отменило советские земельные законы, восстановило Крестьянский земельный банк, Земельные комитеты, в распоряжение которых поступала земля, предоставило бывшим землевладельцам право уборки урожая с озимых, посевов и т. д. На местах офицеры «Народной армии» в своем стремлении добиться восстановления старых порядков шли еще дальше, и по признанию даже официальных органов, «захваты земель помещиками приняли грозные размеры».

Антинародная политика «уничтожения трений», т. е. потворства буржуазии, восстанавливала трудящихся против Комуча, рассеивала иллюзии мелкобуржуазной массы, которая вновь повернула в сторону Советской власти. Однако Комуч не нужен был и буржуазии, которая поддерживала его лишь до поры до времени. Ее не устраивала половинчатая политика, она была недовольна игрой в демократию, заигрыванием с рабочими, речами о борьбе с реакцией и т. п. Буржуазия считала Самарскую учредилку переходным явлением, неизбежным злом, с которым пока приходится мириться, и ждала лишь подходящего момента для установления «сильной власти». Правительство Комуча изживало себя.

О кризисе «демократической контрреволюции» и надвигавшемся крахе политики мелкобуржуазной демократии свидетельствовало и положение в Сибири. Сибирское правительство придерживалось более открытой контрреволюционной политической линии. Оно аннулировало все декреты Советской власти, провозгласило возврат владельцам всего национализированного имущества: предприятий, домов, земли. У сибирского правительства «демократической» была лишь вывеска с эмблемой Учредительного собрания, а реальная власть находилась в руках белогвардейских отрядов, на штыках которых оно держалось и которые с первых же дней предпринимали попытки убрать эсеров из правительственных органов.

Меньшевики и эсеры делали буржуазии уступку за уступкой, вызывая растущее недовольство трудящихся, а окрепшая буржуазия и монархическое офицерство стремились использовать это обстоятельство, чтобы избавиться от них. В сентябре 1918 г. в Уфе было созвано так называемое государственное совещание. Главную роль на нем играли кадеты и эсеры, причем эсеры, по собственному признанию в записке членам Учредительного собрания, напуганные наступлением Красной Армии и предстоящей сдачей Самары, готовы были идти на все. В результате их капитуляции перед кадетами было образовано Всероссийское временное правительство — Уфимская директория, состав которой не мог гарантировать ни созыва Учредительного собрания в январе 1919 г., ни вообще выполнения заключенного соглашения.

Во время совещания белогвардейцами и казаками в Омске были арестованы эсеры — члены сибирского временного правительства: одного из них расстреляли, а остальным предложено было покинуть Омск в 24 часа, Таким образом, но словам той же записки, была устранена «социалистическая часть правительства» и «фактически власть в городе оказалась в руках добровольческих отрядов Анненкова и Красильникова, отрядов разбойно-монархического типа».

Получив сообщение о событиях в Омске, Директория обещала «раскассировать сибирскую власть», но сделать уже ничего не смогла. В октябре она перебралась в Омск и там создала Совет Министров, в котором пост военного министра занял Колчак. В ночь с 17 на 18 ноября отряд того же Красильникова арестовал членов Директории — эсеров, а Совет Министров провозгласил Колчака Верховным правителем России. Был разогнан сменивший Комуч «Съезд членов Учредительного собрания», некоторые его члены, так же как и ряд членов руководящих органов эсеров и меньшевиков, были арестованы, а затем высланы или расстреляны; часть из них ушла в подполье или бежала на советскую территорию. С мелкобуржуазной демократией на востоке страны было покончено. Своей политикой мелкобуржуазные партии подготовили приход к власти Кавеньяка — Колчака, и «демократическая контрреволюция» уступила место прямой интервенции и военно-террористической диктатуре. «Чтобы доказать, что большевики несостоятельны, — говорил В. И. Ленин, — эсеры и меньшевики начали строить новую власть и торжественно провалились с ней прямо к власти Колчака»[48].

И так было не только на востоке. Аналогичным образом развивались события и в других районах страны: на севере в Архангельске, на юге в Баку и т. д.

Анализируя развитие событий и возвращаясь к урокам истории «керенщины» как временного торжества буржуазной реакции, которая наступила в итоге соглашательской политики лидеров мелкобуржуазных партий, В. И. Ленин отмечал, что колчаковской диктатуре «помогли родиться на свет и ее прямо поддерживали меньшевики („социал-демократы“) и эсеры („социалисты-революционеры“)… Называя себя социалистами, меньшевики и эсеры на деле — пособники белых, пособники помещиков и капиталистов. Это доказали на деле не отдельные только факт, а две великие эпохи в истории русской революции; 1) керенщина и 2) колчаковщина»^[49]. Союз с кем угодно и на любых условиях, лишь бы свергнуть Советскую власть — таков был смысл политики эсеро-меньшевистских лидеров, которая привела к тому, что на смену «демократической контрреволюции» к концу 1918 — началу 1919 г. повсеместно пришла самая откровенная черносотенная реакция. Военно-террористической диктатуре Колчака и Деникина, для которых даже Учредительное собрание было крамолой, сделавшие свое черное дело меньшевики и эсеры были уже не нужны. Единственно, о чем, вероятно, сожалели белогвардейские генералы, — это о том, что в силу тактических соображений нельзя было просто их всех перевешать, а пришлось ограничиться пинком генеральского сапога, отбросившего их на задворки контрреволюции.

В. И. Ленин писал, что при решении мелкобуржуазной массой сложнейшего политического вопроса, с кем идти, «неизбежны колебания непролетарских трудящихся слоев, неизбежен их собственный практический опыт, позволяющий сравнить руководство буржуазии и руководство пролетариата»^[50]. Уроки колчаковщины и деникинщины не прошли даром. После того как масса среднего крестьянства, «сравнив руководство», убедилась, что победа контрреволюции ведет за собой восстановление в деревне старых порядков, в ее настроениях обозначился поворот в сторону Советской власти. На этот поворот оказали влияние ряд обстоятельств. В итоге углубления социалистической революции в деревне изменился состав крестьянства — позиции кулачества были подорваны, центральной фигурой деревни стал середняк. После победы ноябрьской революции в Германии был аннулирован грабительский Брестский мир, а с его ликвидацией миновали те объективные условия, которые резко оттолкнули от большевиков мелкобуржуазных демократов-«патриотов». Наконец, одним из важнейших условий было крепнущее убеждение непролетарских слоев трудящихся в том, что Советская власть отстаивает их жизненные интересы и все разговоры о демократии и Учредительном собрании служат лишь прикрытием диктатуры помещиков и капиталистов. Широкие непролетарские массы все больше убеждались в том, что «демократия», пропагандируемая меньшевиками и эсерами, как писал В. И. Ленин, «выражает на деле иногда диктатуру буржуазии, иногда бессильный реформизм мещанства, подчиняющегося этой диктатуре…» [51].

Поворот мелкобуржуазных масс в сторону Советской власти, восстания в тылу Колчака и Деникина, рост недовольства политикой руководства в самих мелкобуржуазных партиях, где появились группировки, которые, несмотря на враждебность к большевикам, настаивали на союзе с ними как с единственной силой, способной противостоять реакции, — все это вынуждало эсеро-меньшевистских лидеров пересмотреть официальные позиции и тактику своих партий. В конце 1918 — начале 1919 г. под давлением обстановки и ЦК меньшевиков, и Совет партии эсеров приняли решения о прекращении вооруженной борьбы против Советской власти.