Мало того, по требованию Милюкова, лидера ставшей правящей партии кадетов — главной буржуазной партии, под давлением эсеро-меньшевистского руководства, Петроградский Совет принял специальную декларацию о том, что правительство создано с его участием и является законной властью, которую должны признавать все граждане.

Так вожди «революционной демократии» добровольно отдали власть кадетам и октябристам^[11], которые сами, по свидетельству того же Милюкова и меньшевика Суханова, были удивлены, когда им преподнесена была Власть людьми, фактически имевшими полную возможность взять ее в свои руки в качестве представителей пролетариата и крестьянства. Поведение мелкобуржуазных лидеров вполне соответствовало характеристике К. Маркса, который писал, что часто у «демократических представителей» мелкой буржуазии «оглушительная увертюра, возвещающая борьбу, превращается в робкое ворчание, лишь только дело доходит до самой борьбы; актеры перестают принимать себя всерьез, и Действие замирает, спадает, как надутый воздухом пузырь, который проткнули иголкой»^[12].

Сговор с Временным комитетом Государственной думы вовсе не являлся просчетом или ошибкой тех или иных эсеро-меньшевистских лидеров. Этот шаг выражал занятую ими в революции политическую линию. Свою политику уступок буржуазии эсеры и меньшевики объясняли тем, что условия для социалистической революции в России еще не созрели и «революционная демократия» не готова к взятию власти. «Власть, идущая на смену царизма, должна быть только буржуазной. Трепова[13] и Распутина должны и могут сменить только заправилы думского „прогрессивного блока“, — писал меньшевик Суханов. — На такое решение необходимо держать курс. Иначе переворот не удастся и революция погибнет», поскольку рабочий класс представляет «реальную силу классовой борьбы, но не реальную силу государственной власти». Отрицая возможность установления диктатуры пролетариата, меньшевики особо подчеркивали, что власть должна принадлежать не одному классу, а носить коалиционный характер. «Русская история еще не смолола той муки, из которой будет испечен пшеничный пирог социализма, — заявлял Г. В. Плеханов, — …пока она такой муки не смолола, участие буржуазии в государственном управлении необходимо в интересах всей страны, а стало быть в интересах самих трудящихся». Он видел залог успеха революции в «соглашении тех двух классов, совокупные усилия которых одинаково нужны, при нынешних конкретных условиях, для экономического обновления России».

Лидеры эсеров свое стремление к коалиции с буржуазией также пытались оправдать ссылками на то, что только в коалиции, «в сотрудничестве с несоциалистическими элементами», в объединении «всей демократии на общей основе» заключается якобы спасение России. Они заявляли о необходимости «союза всех партий путем взаимных уступок», ибо «социализм в России слишком молод и обязательно провалится с треском, если попытается сам встать у государственного руля», и предлагали «урезать социальную программу» до пределов, не препятствующих «реальной коалиции» всех классов. Подтверждая добровольность отказа от власти, руководители эсеров категорически отрицали возможность другого решения вопроса.

Заботой о сохранении коалиции с буржуазией и объединении «демократии» лидеры мелкобуржуазных партий объясняли и свой отказ от признания Советов органами государственной власти. Один из вождей эсеров, Авксентьев, говорил на III съезде своей партии, что Петроградский Совет мог взять власть, но такой шаг был бы «поспешностью революционного действия, которая рискует изолировать революционную демократию, отбросить те слои, которые идут вместе с ней и пробудить контрреволюционное чувство».

Против перехода власти к Советам на том основании, что он якобы «оттолкнет от революции значительные слои буржуазной демократии и крестьянства», высказалась и Всероссийская конференция меньшевиков. И те и другие считали, что, поскольку, по их мнению, спасти страну и революцию может только коалиция с буржуазией, постольку и Советы, являющиеся классовыми органами рабочего класса, не должны брать власть в свои руки, дабы не препятствовать наступлению классового мира и торжества надклассовой «демократии».

Таким образом, идеологи мелкобуржуазных партий стояли на позиции возможности союза антагонистических классов, их примирения. Классовую борьбу, из которой вытекает и необходимость диктатуры пролетариата, они подменяли мелкобуржуазными иллюзиями и предрассудками о «равенстве классов» и «последовательной», «чистой демократии», общей и для эксплуататоров, и для эксплуатируемых.

Практически эта позиция мелкобуржуазных партий означала неверие в силы российского пролетариата. В политике их вождей отражались, как указывал В. И. Ленин, колебания мелкой буржуазии, «боящейся довериться рабочим, боящейся порвать с капиталистами» ^[14].

Противников перехода власти к Советам, поборников «чистой демократии» В. И. Ленин в первом же документе, написанном после победы Февральской революции, охарактеризовал как мелкобуржуазных политиков, идущих на поводу у буржуазии, и отметил в плане доклада об итогах Апрельской конференции: «Революционная демократия» = «реакционная демократия»^[15]. Большевики считали, что взятие власти Советами и формирование ответственного перед ними правительства было единственно правильным решением вопроса о власти, а решение, принятое меньшевиками и эсерами, лишь осложнило ход событий, создало новые трудности на пути развития революции. Вместе с тем большевики ясно отдавали себе отчет в том, что своими заверениями о намерениях удовлетворить требования масс о мире, земле, об обуздании капиталистов и предоставлении демократических свобод, мелкобуржуазные партии сумели привлечь к себе значительную часть трудящихся, которые бессознательно доверчиво относились не только к ним, но и к поддерживаемому ими Временному правительству, а потому не поддержали бы призыва к его вооруженному свержению.

Вместе с тем пролетариат мог взять власть мирным путем, без вооруженного восстания. Эта возможность вовсе не означала, что буржуазия так же добровольно уступит власть, как ее отдали ей меньшевики и эсеры, а обусловливалась отсутствием у нее сил, которые могли бы противостоять вооруженному народу. У Временного правительства, указывал В. И. Ленин, не было в данный момент «ни полиции, ни особой от народа армии, ни стоящего всесильно над народом чиновничества…»[16] Именно поэтому, несмотря на горячее желание подавить революцию и разогнать Советы, оно не решалось на открытое вооруженное выступление против них.

Советы были готовой формой власти рабочих и крестьян, самыми массовыми, самыми демократическими организациями трудящихся, опиравшимися на вооруженный народ, и все доводы меньшевиков и эсеров против их полновластия не имели под собой никакой почвы. Они являлись лишь предлогом для оправдания неблаговидной позиции соглашательства с буржуазией, которую заняли мелкобуржуазные партии, прикрываясь лозунгом «демократии» и противопоставляя ее диктатуре пролетариата. Большевики считали целесообразным переход власти к Советам, несмотря на то, что большинство в них принадлежало меньшевикам и эсерам. Полновластие эсеро-меньшевистских Советов не означало установление диктатуры пролетариата и само по себе не меняло соотношения классовых сил в стране. Однако оно привело бы к изоляции буржуазии, к разрыву блока эсеров и меньшевиков с кадетами. Правительство, созданное из эсеро-меньшевистского большинства Советов, оказалось бы лицом к лицу с народом, и в этой ситуации лидеры мелкобуржуазных партий, лишившись возможности отделываться посулами, должны были бы запять более определенную позицию — либо порвать блок с буржуазией и отказаться от соглашательства, либо продолжать старую политику и окончательно разоблачить перед трудящимися свою неспособность на решительные действия в защиту их интересов. Взяв всю власть, писал В. И. Ленин, Советы могли бы «обеспечить мирное развитие революции, мирные выборы народом своих депутатов, мирную борьбу партий внутри Советов, испытание практикой программы разных партий, мирный переход власти из рук одной партии в руки другой»[17]. На основе мирной борьбы партий, в условиях свободно переизбираемых Советов возможно было мирное установление диктатуры пролетариата в результате перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. Рабочий класс через Советы должен был принудить буржуазию отказаться сначала от политической, а затем и от экономической власти. Осуществление этого ленинского плана обеспечило бы наиболее безболезненный переход к новому общественному строю.