- Он предлагает дойти до твоей палаты, обычной, — объяснил Ник. — У них так принято перевод осуществлять из реанимации в отделение, традиция. Говорит, что тебя ждет сюрприз, и чтобы ты накинул халат.

- Какие еще сюрпризы? Господи, да отстаньте уже от больного человека.

Глеб ворчал, но одевался, правда, с помощью Ника. Особенно махать руками у него пока не получалось.

- В коридоре подстрахуй его, — велел Гутенберг Нику.

Вся процессия, во главе с Глебом и идущим по пятам Ником выбралась в коридор. Глеб сделал несколько шагов и замер, потому что все, кто в этот момент в коридоре находились: врачи, сестры, идущие по своим делам пациенты вдруг остановились и начали аплодировать.

- Что за… Я…

Глеб дернулся в попытке вернуться назад, но Ник его удержал:

- Тихо, тихо. Улыбаемся, господин артист. Можешь еще автографы раздать желающим.

- Откуда они… Я в таком виде…

- Не комплексуй, родной, а шагай. Здесь всем так хлопают на самом деле, еще одна традиция. Дело не в том, что ты Немов.

- Одни традиции кругом!

- А что ты хочешь, ты в Израиле! Топай, топай.

Ник заметил, как распрямилась спина, как шаги стали уверенными, а не шаркающими. И стеночка нам уже не нужна, и голову мы задрали. Артист! Только дай зрителей, и мы воскреснем. Хорошая традиция, кстати, полезная.

Перевод в обычную палату и победное шествие по коридору следовало отпраздновать завтраком. Сестра принесла хлопья, йогурт, фруктовую нарезку и чай. Глеб скривился, но Ник решительно поставил поднос ему на колени:

- Кушай, пожалуйста, что дают! Ты не можешь не есть теперь до возвращения в Москву. Ну мне что тебя, с ложки кормить?

- Еще не хватало!

- Ну вот и ешь! Будешь хорошим мальчиком, в обед пойдем гулять к морю, сядем в кафе на набережной и возьмем тебе все, что ты хочешь!

- Правда?

- Правда!

К черту их диеты. Кормить Глеба нужно мясом и сладеньким, иначе ноги таскать не будет, это Ник знал совершенно точно.

До обеда они никуда пойти не могли — у Глеба была капельница и какие-то уколы по расписанию. Поэтому лежали в палате, смотрели телевизор, звонили Ирме и рассказывали, как у них все хорошо. Больничный обед Ник отправил в унитаз и велел Глебу собираться на прогулку.

- Может быть, отложим? Спать хочется и сил нет совсем, — Глеб подтянул одеяло повыше. – Нет у меня настроения для прогулок.

- А кто тебя вообще спрашивает? Тебе доктор велел гулять! А как же кафе? Тогда я пойду попрошу для тебя новую порцию больничной еды. Там такая милая котлетка цвета детской неожиданности была и супчик зелененький.

Глеб побледнел и, ворча что-то про мелких шантажистов, начал вылезать из постели.

До набережной добрались благополучно — здесь действительно было близко, только дорогу перейти. На Глеба надели поддерживающий спину корсет, практически невидимый под спортивной курткой. Ник с трудом прятал улыбку, глядя, как любимый рассматривает себя в зеркале и тщательно причесывается перед выходом. Артист — это диагноз!

К морю Глеб шагал достаточно уверенно, Ник поддерживал его под руку, но исключительно в профилактических целях.

- Ты только посмотри, какая красота! — Глеб остановился у парапета. — Ширь какая! Простор! А воздух, какой тут потрясающий воздух!

Ник пожал плечами. Море как море, большая лужа. Но ему скепсис простителен, он родился в Одессе, все детство прошло за нырянием с бун и плаванием наперегонки. Нет, море он любил, но, во-первых, свое, Черное. А во-вторых, относился к нему как данности, без дикого восторга коренного москвича, который испытывал Глеб. У любимого даже глаза загорелись, и это радовало Ника куда больше, чем плеск волн.

- Хочешь спуститься к воде? — предложил Ник.

От прогулочной набережной к пляжу нужно было спускаться по достаточно крутой лесенке, Глеб прикинул угол подъема и помотал головой:

- Давай в следующий раз. Все равно купаться мне пока нельзя. А вид отсюда лучше!

- Какое купаться, родной? Зима на дворе!

- Это зима называется? На улице плюс двадцать! Зима в Москве осталась!

- Ну да, воздух двадцать, вода двадцать, все самое интересное мигом застудишь!

- И сколько же тебе надо, чтобы в воду полезть?

- Градусов двадцать пять, как минимум! Раньше июля в Одессе местные не купаются!

- Какие мы нежные, — усмехнулся Глеб. — А я, мальчишкой, в Москве-реке купался чуть не с середины мая. И купались, и ныряли, и на плотах гоняли. И не простужался никогда. Здоровый был как черт. Не то, что сейчас.

- Так, родной, давай без пессимизма. Зато сейчас ты очень привлекательный, я бы даже сказал сексуальный мужчина в самом расцвете сил. Видел я твои фотографии в юные годы — ужас тихий. Ты явно из тех мужчин, которые чем старше, тем лучше!

- Как коньяк?

- Именно. Ну прекрати грустить, или я тебя прямо тут поцелую!

- Ничего себе угрозы! Ну и целуй, тут никого нет!

На набережной действительно было безлюдно. К тому же стояли они в самом дальнем ее конце, с одной стороны проход преграждал глухой забор какого-то отеля. Ник осторожно прижал Глеба к себе, поцелуй тоже был осторожным.