– Куда мы его везем, господин обер-шарфюрер? – спросил молодой прыщавый солдат у высокого тощего человека.
– Скоро увидишь, – ответил Карл Хольман. – Об этом тоннеле знают только двое: я и господин комендант… А теперь узнаешь и ты… Смотри не проболтайся никому! Иначе окажешься в таком же мешке. – Он ткнул пальцем на труп и покосился на солдата. – Думаю, скоро у нас работы прибавится. На базе происходит что-то странное, но об этом умалчивают.
– Почему? Разве это должно быть тайной? Ведь люди гибнут!
– Эта тайна не для простых смертных, Зигфрид, – сказал Хольман и мелко рассмеялся. – Но меня им не перехитрить! Раньше – что? Один-два покойника в год, да и то по собственной глупости гибли – все из обслуживающего персонала: кого током шарадахнуло, кого вагонеткой раздавило. А теперь – солдаты! Третий за месяц. Каково, а?.. Поворачивай направо.
Тележка свернула в узкий проход. Воздух здесь был просто ледяным. Огонь горящих факелов неровно задрожал. Зигфрид поежился и осмотрелся. По обеим сторонам арочного тоннеля выступали железные каркасные ребра, которые в отблесках факелов вырастали в размерах, вытягивались, а потом словно сжимались. Казалось, в этом месте, наполненном качающимися тенями, все лишено надежности и опоры.
– Знаешь, Вайс, а ведь тебе чертовски повезло! – продолжал Хольман. – Кем ты был раньше? Охранником топливного склада, который днями напролет нюхал всю эту горюче-смазочную отраву. А теперь? Теперь ты официальный помощник проводника в Царство мертвых! Ха-ха-ха! – Смех эхом раскатился по тоннелю. – Звучит зловеще, но я этой должностью горжусь. Поначалу и мне было неприютно, но ничего – привык, как видишь. Многие думают, что я полностью свихнулся. Но мне среди покойников спокойнее… Все. Тормози. Приехали.
Вайс всмотрелся в глубину тоннеля. Пламя факела неожиданно поднялось, разогнало окружавший мрак и тут же опало. Но он успел различить будку блокпоста и расположенную чуть дальше деревянную дверь, забитую досками крест-накрест и запертую на висячий замок. Сверху на двери был приколочен кусок жести с изображением черепа с оскаленными зубами и двумя скрещенными мослами.
– А там что? – спросил Вайс. – Что за той дверью?
– Лучше тебе об этом не знать и навсегда забыть о ее существовании, – нехотя ответил Хольман и задумчиво добавил: – Ад там… самый настоящий… Давай-ка, помоги. – Он стащил мешок с тележки. – Дальше придется тащить это дерьмо на себе.
Хольман приподнял мешок:
– Чего стоишь? Хватай с другой стороны!
– А разве о покойниках можно плохо говорить? – суеверно осведомился Зигфрид.
– О-о-о! – протянул с ухмылкой Карл. – Вот ты о чем! О таких – можно! Редкий был засранец. Думаю, что и душа его после смерти вышла не через рот, как у благородных людей, а через задний проход – прямиком к дьяволу. Я как-то попал к нему в его железный ящик, именуемый карцером, и до сих пор вспоминаю те дни с глубоким отвращением. А теперь, волею судьбы, надсмотрщик оказался в моих владениях, и я отдам должные почести засранцу согласно своим правилам. Добро пожаловать в похоронную команду, Зигфрид!.. Нам налево – там есть еще одна дверь.
Вайс схватился за мешок, но тут же его бросил, словно коснулся прокаженного:
– Господи! Он пошевелился!
– Не валяй дурака, Зигфрид!
– Я клянусь! Он шевельнулся!
– Бери мешок! – ледяным голосом произнес Карл и, чуть смягчившись, по-отечески добавил: – Выдохни свой страх и принимайся за работу, парень. В таком месте еще и не такое померещиться может. Ничего, привыкнешь со временем.
Хольман на секунду замолчал и тут же спросил:
– Как ты думаешь, кем я был до войны?
– Откуда же мне знать? Работали в сфере ритуальных услуг? Верно?
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Карл. – А вот и не угадал! Я работал клоуном в провинциальном цирке.
– Кем? – удивился Зигфрид. Чего-чего, а такого он и предполагать не мог.
– Примечаю, ты мне не веришь? Ну и не надо.
– Просто… странно как-то.
Хольман сложил губы бантиком и, задорно мотнув головой, свистнул:
– Фью-ю-ю-ть!
А затем:
– Дамы и господа! А вот и я! Ваш Коротышка Шульц! – заорал дурашливым голосом. – Во как! Каково, а?.. Нынче такое время, что ничто не следует принимать за чистую монету, но мне верить можешь. Ну да ладно. Что там наш покойничек – успокоился? Если боишься, что он тебя покусает, то можно ему кирпич в пасть забить. Таким способом в средневековье всяких там вампиров усмиряли, чтоб не шастали темными призраками по Европе.
Вайс, не отрывая взгляда от мешка, смущенно пробормотал:
– Простите, господин обер-шарфюрер, мне показалось, – и поднял мешок.
Похоронная команда растворилась в стенном проеме и, пройдя через узкий коридор, оказалась перед овальной железной дверью. Слышался пронзительный свист: откуда-то снаружи через щели поступал свежий холодный воздух. Хольман бросил мешок, подошел к двери и, повозившись с замком, распахнул ее внутрь.
– Тащи туда! – приказал Хольман, указав факелом в темноту. И отошел в сторону.
Вайс отдал свой факел Хольману, приподнял тяжелый мешок – так, чтобы он оказался у него под мышкой – и волоком потащил в темный проем. Молчаливый Хольман шел вслед за ним, освещая путь.
Они оказались на дне небольшой круглой шахты метров пяти в диаметре. Бетонное дно потрескалось, сквозь трещины просвечивался лед. Здесь лежала дюжина таких же брезентовых мешков, сваленных в кучу. Вайс положил труп Крюгера рядом, разогнулся и осмотрелся.
Стены, вырубленные в горной породе, были скреплены металлической каркасной конструкцией и уходили высоту метров на сорок. Сверху через стальную решетку просачивался бледный, голубоватый свет.
– Где мы? – спросил Вайс, задрав голову вверх и близоруко морщась. На его лицо падали осколки маленьких снежинок и тут же таяли.
– В заброшенной вентиляционной шахте номер три. – При свете факелов лицо Хольмана выглядело как маска смерти в сюрреалистическом кошмаре. – В этом месте дьявол пожирает грешников, вбирая их в свое огромное чрево! Добро пожаловать в Вальхаллу, парень!
И демонически рассмеялся, щерясь блестящими железными зубами…
4. Исповедь барона
Сентябрь 2010 года. Россия. Москва.
Старик смотрел куда-то вдаль: сквозь стену… сквозь время… сквозь реальность. Он что-то вспоминал… или просто не знал с чего начать разговор.
Напольные часы отбили восемь раз. Звук был громкий, как удары гонга.
Старик вздрогнул, моргнул глазами – взгляд замер на Николае.
Они смотрели друг на друга.
– Ты хотел мне что-то рассказать… – напомнил Ник. – Я тебя слушаю, дедушка.
В воздухе повисла тяжелая пауза.
– Николай, – медленно произнес старик, – я не хочу, чтоб ты подумал, что твой дед утратил рассудок и впал в маразм… Я столько раз все прокручивал в своей голове, а теперь не знаю с чего и начать…
– Начни с главного, – понимающим тоном сказал Ник. – Обещаю: смеяться не буду.
Дед очень долго смотрел на внука. Потом – со вздохом выдавил:
– Ладно… Ситуация сложилась так, что я вынужден все тебе рассказать. Надеюсь, ты поверишь мне и прислушаешься к моим словам сердцем, а не только рассудком…
В первый раз Николай слышал в голосе деда дрожащую рассеянность и колебание. Блеск в глазах старика угасал. Он лежал на диване, подремывая: видимо, лекарство, введенное врачами, начинало действовать.
Старик секунду помолчал. А потом сказал такое, и сказал так небрежно, что на какое-то мгновенье у оторопевшего Ника просто отнялся язык:
– Скажи, Коля, как меня зовут?
– Да… Но… – в голосе Николая сквозило замешательство. Слова камнем застревали в горле. – Но зачем ты это у меня спрашиваешь?
– Назови мое полное имя и фамилию! – непоколебимым тоном потребовал дед.
– Эдуард Федорович Воронов, – ответил Николай и подумал: «Что вколол ему чертов Айболит, отчего деда так понесло? Зря я ему деньги дал. Старик и имя свое забыл… да и бледный какой-то. Не дай бог сознание потеряет. Что потом делать?»