– Где кожаные куртки для моих товарищей из чека? – строго спрашивал он.

– Э-э-э, нету-с-с… – взволновался не на шутку нэпман.

– Где комиссарские френчи, гимнастерки наших красных бойцов? – допытывался Бендер.

– Э-э-э, не держим… – лепетал владелец, совершенно сбитый с толку такими вопросами.

– А для комсомольцев? Для комсомола? – перебирал одежду, висящую на плечиках, Остап. – Не вижу!

– Не извольте беспокоиться, мы все наладим, получим, сегодня же запросим этот товар, любезнейший, – начал заверять вспотевший от волнения хозяин, семеня за строгим и требовательным посетителем его магазина.

– Ну, хорошо, будем надеться, что вы улучшите ассортимент вашего товара соответственно нашему героическому времени, – понизил строгость тона Остап. – Мне поручено встречать делегацию естествоиспытателей из Киева. Поэтому прошу одеть меня, как подобает представителю нашего города, уважаемый… – снисходительно взглянул на нэпмана Бендер. – Средств мне отпустили немного, но…

– Не извольте беспокоиться, не извольте, любезнейший. Я к вашим услугам, прошу к зеркалу, прошу сюда, – засуетился хозяин, почувствовав, как у него отлегло от сердца неприятное состояние, вызванное таким опасным политическим обвинением.

В магазине Остап задержался и на улицу вышел уже в новом темно-защитном плаще покроя «Макинтош». Под ним был темно-синий в тонкую полоску костюм-тройка, на ногах красовались штиблеты любимого его канареечного цвета, голову украшало модное в крапинку кепи, шею охватывал светлый из тонкой шерсти шарф, который прикрывал воротник белоснежной рубашки с галстуком «бабочка». Толстовку, краги и шлем летчика угодливый хозяин уложил в темно-коричневый баульчик и с поклоном вручил его покупателю. И все это стоило Бендеру вполовину дешевле цен, указанных на продаваемом товаре.

Пройдя к местному базару, Остап встал среди продавцов, торговавших кто чем. Извлек из баула толстовку и краги, серьезным голосом стал кричать:

– Кому почти новую толстовку! И к ней модные краги, которые сейчас все носят в Париже! Дешево продаются по случаю вещи! Совсем недавно они принадлежали графу! Для законодателей современной моды скидка!

Шло время. Мимо него уже дважды прошел человек в кожаной куртке, съедая изучающим взглядом продавца. Но так как в словах и вещах того ничего контрреволюционного не было, поправил кепку и прошел мимо.

Бендер продолжал громко рекламировать свой товар, но, несмотря на необычные призывы и обещанную скидку, вещи его долгое время спроса не вызывали. Людей больше интересовал не «модный» товар, а мануфактура и другие предметы для хозяйства. Поняв это, он прошел в ряды, где торговали продуктами для питания. Здесь он совершил обмен «графских» вещей на кусок сала и увесистое кольцо украинской домашней колбасы.

Освободившись от надоевшего ему товара, Бендер, держа в руке баульчик, где помимо шлема теперь лежал колбасно-сальный пакет, направился в «Софиевку», куда его настойчиво приглашал естествоиспытатель из Киева.

По пути Остап плотно пообедал в общепитовской столовой и, идя к парку, продолжал знакомиться с Уманью. А когда пришел в «Софиевку», своего соседа по гостиничному номеру не нашел и стал прогуливаться по аллеям исторического красавца-парка, обдумывая план дальнейших действий.

«Вернуться в Бухару к подпольному миллионеру Корейко и попытаться выжать из него если не миллион, то приличную сумму денег? Отпадает, нет уверенности, что Корейко обосновался там. Он, наверное, ушел сейчас в более глубокое подполье после потери своего миллиона. Зося Синицкая потеряна раз и навсегда. А может быть, вернуться к мадам Грицацуевой? С раскаянием, с пылкими объяснениями в любви… под звуки аргентинского танго? Нет, я не из тех, которые через годы возвращаются к своей курочке. Продать орден Золотого Руна и все же поехать в Москву. Выручить Шуру Балаганова из допра… За мелкую кражу не дали ему много. Да, а если обнаружат в его карманах 50 тысяч рублей? Как тут отнесутся к нему? Как Шура объяснит, откуда у него такие деньги? Все это… – задумался Остап. – А если он и вышел уже, выкрутился, то где его найдешь, если он снова подался в сыны лейтенанта Шмидта… Среднерусская возвышенность, которая по решению Сухаревской конвенции досталась Балаганову, большая до необозримости».

Бендер прервал свои размышления и посторонился, пропуская мимо группу экскурсантов – пионеров, которым сопровождающий говорил:

– Вы находитесь в историческом парке, творении рук человеческих «Софиевке». Заложен он был для графа Потоцкого крепостными в 1796 году. Это один из самых выдающихся памятников паркового искусства. Сейчас здесь дендропарк…

– Вы издалека, умники? – спросил отставших двух школьников Остап, идя за ними.

– Из школы, товарищ, – степенно ответил один из них.

– Каникулы у нас… – пояснил другой.

– Но вы же приезжие, как я понимаю? – располагающе улыбнулся Остап.

– Вы не ошиблись, товарищ, – снова ответил первый школьник. И с достоинством уточнил: – Из Киева мы, товарищ.

– Из Киева? – почему-то переспросил Бендер, и в его мозгу пронеслось содержание статьи о Киевских кладах. – Из Киева… – повторил он.

Школьники оглянулись на «товарища» и ускорили шаг, поспевая за группой. Бендер помахал им прощально рукой и присел на скамью в аллее. Но тут же вскочил и театрально громко провозгласил:

– Вперед, в стольный город христианства на Руси! Вперед, к Киевским древним кладам! Командовать раскопками буду я!

Любопытная вещь. Обыкновенный человек, став пассажиром, превращается уже не в того, кем он был до этого. С момента, когда он еще до поезда, вступает на территорию вокзала, жизнь его резко меняется. Его встречают услужливые носильщики с медными бляхами на груди, освобождают руки пассажира от багажа и сопровождают его к поезду. Теперь он уже не сам по себе, он принадлежит железной дороге и обязан исполнять все ее правила. Эти строгие железнодорожные порядки он поругивает, хотя понимает, что без соблюдения их обойтись нельзя.

Железнодорожный пассажир – это человек особого склада. Он очень осторожен и всегда спешит. На вокзал он прибегает задолго до отхода поезда, хотя ему хорошо известно, что поезд не уйдет раньше времени. Отдав себя во власть железнодорожного начальства, он переживает за свое благополучное путешествие. На вокзале он ко всему относится с недоверием. Ему кажется, что кассир дал ему не тот билет, что в камере хранения вскроют чемодан и переполовинят его вещи, что его плацкартное или купейное место в вагоне будет занято другим пассажиром.

Одним словом, он не верит в железную дорогу и никак к ней не привыкнет.

До Христиновки, где была пересадка на поезд, следующий в Киев, Остап проехал без особых трудностей. Зато на этой узловой станции было столпотворение.

Поезда в Киев надо было ждать до следующего дня. А поезд на Черкассы отходил через час. Разговорившись с одним из пассажиров, Остап выяснил, что из Черкасс можно легко проплыть на пароходе, следующим из Екатеринославля в Киев и дальше. И Бендер решил садиться в поезд, отправляющийся в Черкассы.

Посадка в общий вагон поезда не дальнего и не скорого следования носила обычный, крикливый и скандальный характер. Пассажиры с тяжеленными мешками, узлами и чемоданами носились вдоль поезда от одного вагона к другому, толкая и давя друг друга, чтобы поскорее занять свободное еще место в вагоне.

Остап со своим баульчиком, в котором было все необходимое для дороги, пробился к проводнику со словами:

– Разрешите, разрешите командировочному естествоиспытателю! Гражданка, куда же вы? Это же не ваш поезд! Дядя, отодвинь свой багаж!.. А вы, папаша…

Бендер предъявил билет усатому кондуктору и наконец ворвался в вагон.

Перешагивая через вещи, загромождающие проход, Остап успел все же занять среднюю полку и со вздохом промолвил:

– Никакого сравнения с литерным…