Опять доложил. Прапор говорит: «Сейчас буду, вяжи их». Вязать не стал, но попросил руки положить на голову. Жду. Теперь опишу субъектов, насколько помню.

Очкарик, самый суетливый, явно умный, Кудрявый (что не характерно, но потом выяснилось – химия, мода, блин, начала девяностых) и Тормоз, молчун здоровый, глаз почти не видно, репа как сковорода.

Достал карандаш, бумагу, давай опрашивать их, знакомясь, предвосхищая то, что делать это все равно мне придётся – Арбеков писать не умел, по крайней мере, я не разу этого не видел. Тут прискакал и прапор, да сразу в карьер, давай орать, попались, мол, шпионы, кранты вам теперь, взяли мы вас, колитесь, где ещё двое, да побыстрее.

Агапыч с собакой тем временем отрабатывал спираль в надежде на след. Ребята с энтузиазмом начали утверждать, что их только трое, клялись, что больше с ними никого. Я отправил Мишку наверх раскидывать диполь для коротковолновки, а сам стал участником следующего представления.

Арбеков: Колитесь резче, кто такие, откуда и куда, и где ещё двое!

Очкарик: Мы студенты-геодезисты на практике, заблудились без карты, старшая наша облевала весь вертолёт и назад в Сарканд улетела вместе с планшеткой, там и документы все и вёрстка, и легенда.

Арбеков: Вот и кранты вам, и легенды ваши не помогут, где ещё двое?!

Кудрявый: Легенда – это маршрут топографический, санкционированный с печатями, мы должны были, привязавшись, отстрелять трассу для камеральной группы.

Арбеков: Чем отстрелять, где оружие, где ещё двое?!! Будет вам камеральная группа у контрразведчиков!

Очкарик: Вы не поняли, мы студенты, вот буссоль стоит, ей «стреляют».

Арбеков: Буссоль, фасоль – теперь вам точно конец, я такую фигню видел Афгане у духов корректировщиков, говоришь, группа будет ещё? Артразведка, что ли? Где остальные, я вас спрашиваю!

Кудрявый закатил глаза. Очкарик всхлипнул:

– Нету больше никого, руководительница наша блевала всю дорогу в вертолёте, аж позеленела, улетела обратно, сказала разбивать лагерь, будет в среду, а планшет не отдала, мы и заблудились. Решили привязаться по памяти, а тут вы… прискакали.

Арбеков: Я вам сейчас память назад отвяжу и на груди лагерь разобью. Где ещё двое? Если они ушли в Китай, то придётся вас шлёпнуть, чтоб статистику не портить, я и так в говне по уши, до пенсии бы продержаться.

Я вдруг осознал, что Арбеков серьёзен и взвинчен не на шутку. Тормоз вспотел.

– Где ещё двое!!! – заорал вдруг Арбеков и начал биться головой о круп своей кобылы, – кончу ведь сейчас вас, никакого борта не должно было быть, я бы знал, передвижения всех специалистов согласовываются с заставой, я бы знал!

Тихонько подошёл Агапыч.

– Чего здесь?

– Да вот, – говорю, – Арбеков маятник качает, об лошадь бьётся, ты-то видел ещё кого?

– Да нет, в том-то и дело, и следов никаких, чисто как на минном поле.

Тут Арбеков зашёл с другой стороны.

– Слышь, толстый, – обратился он к Тормозу, – раз ты студент, скажи мне, кто руководитель Казахской ССР?

Тот напрягся и выдал неожиданно высоким голосом:

– Нурпазыл Назарбеев, – сказал и поймал взгляд очкарика.

– Вот! А столица Армении Пахтакор! – взревел прапорщик, – кончайте ваньку валять!

Кудрявый вдруг вскочил:

–У меня черновики есть костёр разжигать, посмотрите, там конспекты по топографии.

Арбеков взял бумагу, наморщил мозг, и отдал назад со словами «Не пишите длинных писем, у чекистов устают глаза».

Очкарик: Ещё из Покатиловки с второкурсниками должен подойти на днях куратор потока Кобдалда Кобдалдаевич.

Прапор, услышав подряд четыре незнакомых слова, переспросил:

– Кто-кто?

Очкарик чуть слышно:

– Замдекана Кобдалбеков.

Я понял, что без лома нам три могилы не выкопать, предложил старшине идти к Михе, тот вроде связь наладил с отрядом, Арбеков, ёкая селезёнкой, потрясся выше по склону.

– Он у вас всегда такой? – спросил очкарик.

Я неопределённо пожал плечами, правду говорить было больно, а врать не хотелось из корпоративной солидарности с Агапычем, который было открыл рот.

Вдруг пришёл в себя Тормоз:

– У нас Кобдолда Кобдолдаевич тоже со странностями, кипяток в заварочный чайник через носик наливает.

Я посмотрел на него с уважением.

Агапыч пояснил студентам, что у Арбекова несколько контузий, и ребята с пониманием обрадовались, подарив нам пару пачек сигарет «Медео». Пришёл Мишка, рассказал, что связался с оперативным в отряде, информация за топографов подтверждается, оказывается, эти балбесы спустились не в ту сторону с перевала, им определено быть на участке соседней заставы.

Показали им по нашей карте, куда им шкандыбать теперь, и остались ждать Арбекова, который засорял эфир своим мнением о взаимодействии и интеграции.

У нас на заставе за всю службу в рационе не было ни разу мяса птицы, не знаю, чего был за перекос.

Прапорщик Арбеков, старшина заставы, замастырил себе курятник небольшой, обнёс его сеткой, все дела. Лето, ночь, сидим со связистом, дежурим, травим за гражданку, про еду что-то, в общем жареная как у мамы кура на ум пришла, решили мы свистнуть птицу и её употребить. Да вот беда, там их всего трое, один из их компании, судя по утренним истерикам, петух, которого есть западло (так Миха сказал). Выход нашли. Спёрли курицу кое-как, я не знал что они так быстро бегают, яиц там перебили несколько штук, в общем, свернули голову Рябе, настал момент, как следы заметать.

Порешили так. Подкопали под сеткой ход, а на разбросанном грунте щепотью сложенными пальцами оставили следы, типа животное какое-то было, перьев набросали и пошли жарить. Курочка удалась, прикончили мигом, все «срослось». Утром перед сменой я пошёл посмотреть при свете дня, чтоб все было нормально.

Твою мать! Наследили сапогами, пришлось заметать, как шпиону на КСП.[29] Потом вдруг мне подумалось, что ради приличия надо возместить яичный ущерб, пошёл на кухню, взял пяток яиц (из субботнего пайка), кои я и положил на насест вместо битых.

На следующий день весь личный состав заставы знал, что у нас завелась лиса, и массу подробностей про сексуальные отношения Арбекова с ней и её родственниками до пятого колена. Дело к вечеру, прапор попросил меня подзарядить батарейки к НСПУ (прицел ночной), а как стемнело, намылился с автоматом и прицелом в засаду. Ночь разорвала очередь, через пару минут появился хантер.

– Черт, забыл на одиночные поставить, но, кажись, попал.

– Дай фонарь следовой, пойду посмотрю.

Мы с Михой, естественно, увязались следом. Картина была из серии «Молчание петухов», вокруг все разворочено, в ошмётках перьев с костями. Но тут наш охотник вскричал что-то победоносное, и я к своему ужасу увидел действительно останки явно млекопитающего, но не птицы. Когда вышли на свет, выяснилось, что это задняя полутушка кота нашего замполита, при жизни носившего кличку Чмырь. Вот, видимо, Чмырь давно ходил вокруг курятника, и, обнаружив подкоп, им и воспользовался на свою вдребезги разнесённую башку. И петух, и оставшаяся курица были тоже безнадёжно мертвы, замечательно кучно стреляют пограничники. Замполит был где-то на границе, и ему ещё предстояло узнать о потере в семье. Ну, а Арбеков, за сутки оставшийся без домашних животных, забрал яйца и ушёл подавленный.

Утром он пришёл ещё более в сумрачном настроении, позвал меня в канцелярию, и говорит:

– Слышь, сержант, ничего понять не могу, сейчас Надька решила омлет сделать, а яйца-то варёные!

Застава № 3 «Тополёвка» Учаральского отряда. Существовали там достаточно автономно, хватало всякой живности в подсобном хозяйстве: свиньи, прапорщик Арбеков, корова с телёнком и кур с десяток.

Так вот, сижу я, значит, дежурю, наряды снаряжаю на службу, по станции чего-то отвечаю, в общем, все как обычно, рутина заставская, кто был – поймёт. Зуммерит чего-то часовой с вышки, (думаю, не к добру, разгар дня, спать, по идее, должен) и докладывает: мол, Аллюр, фигня какая-то с Бурёнкой нашей, стоит на хоздворе рядом с коновязью и шатается из стороны в сторону, и почему-то очень толстая стала, как автомобиль ГАЗ 66.