— Марк звонил, они будут минут через десять… упс, а ты почему еще не одета?

— Смотри, — сказала Алиса.

Теперь голограмма изображала незнакомую девушку лет двадцати со светлыми волосами, стоящую по стойке «смирно» и одетую в безликий темно-синий балахон. Рядом — ее же в обнаженном виде. В обоих вариантах на ее шее красовался металлический ошейник, помаргивающий огоньками. Справа в воздухе плыли строчки текста.

Денис нахмурился.

— Что это вообще?

— Я не знаю, как сюда провалилась… искала платье на аукционах и нажала куда-то не туда. Сначала подумала, что это андроид, но — видишь зеленый маркер? Она человек! И ее продают с аукциона! Как такое может быть?

Денис тяжело вздохнул и сел на диван.

— Ты не хочешь одеться? В шортах и майке на фонтаны не полетишь…

— Подожди, давай сначала разберемся!

— Детка, ну… смотри, у тебя в параметрах поиска стоят рутовые установки. Ты искала по всем галактическим аукционам без фильтров. Ну и… нашла эту дрянь. Ничего особенного, обычный аукцион рабов.

— Как рабов?

— Ну что ты как маленькая… не везде же демократия четырнадцатого уровня, как у нас, на Селесте. Есть коммунистические планеты, есть деспотические. Неофеоды, анархии. Они чем только не торгуют — и рабами в частности.

— И гээс допускает это?

— А Галактический Совет уважает право местных анклавов на самоопределение. Демократии принимаются в Ассамблею с восьмого уровня, а диктатуры — с одиннадцатого, только и всего.

— Ужас!

— Ну уж как есть. Слушай, одевайся, они уже сейчас прилетят…

— Дениска, — севшим голосом спросила Алиса, — слушай, я сейчас подумала… а для чего их покупают?

— Лучше всего попасть в гарем к какому-нибудь богатею, — тихо, размеренно говорила темнокожая девушка, полулежа на скамье, — делай что говорят и живи на всем готовом. Но это должно сильно повезти. Нужно иметь внешние данные совсем супер и уметь что-нибудь особенное.

— Нас же всех… тренировали, — пискнула миниатюрная Джинни, сидящая на полу. Руками она обнимала свои колени. Всего в пересылочной камере, напоминающей длинный узкий пенал, отделанный металлом, их было пятеро — пятеро девушек в синем.

— Тебя учили простым вещам, которые все должны уметь. И еще — покорности, — вяло отозвалась негритянка, — а я сказала — особенное. Глубокая глотка, ходить на руках или играть на арфе или синт-клавесине. Петь. Хорошо петь. Танцевать на уровне…

Наташа закрыла глаза. При упоминании тренировок заныла шея и к горлу подкатила тошнота.

…Они сидели полукругом на полу помещения, больше всего напоминающего спортзал. Ошейник с непривычки натирал шею и вообще жутко мешал. Женщина лет пятидесяти, прохаживающаяся в центре, лицом и повадками напоминала жабу. Ядовито-зеленый комбинезон на ней еще более усиливал это сходство.

— Меня зовут госпожа Розали, — чеканила она, — я буду учить вас тому, что вы должны знать. Времени у нас мало, всего пара недель, а вы пока что — никуда не годный, строптивый материал. Так что заниматься будем интенсивно. Для начала…

Она нажала что-то у себя на поясе, и Наташа задохнулась, ослепла на миг от боли. Шею словно прожгло каленым железом. Рядом истошно визжали, хрипели.

Несколько секунд — и всё кончилось.

— Это была интенсивность три, — сквозь всхлипывания окружающих девушек донесся до нее голос Розали, — шкала градуирована до десяти. Расторопно и полно исполняйте приказы, хорошо усваивайте уроки — и будете избавлены от этого. А кто будет лениться — познакомится с пятеркой. Или семеркой. А десятка, даже на пару секунд, сводит с ума или убивает процентов двадцать из тех, к кому применяется. Всё понятно?

— Да-а-а… — отозвался нестройный хор голосов.

— Что-то я вас плохо слышу, — сказала госпожа Розали, хлопая себя по поясу.

Когда Наташа снова смогла соображать, она поняла, что сорвала горло, — видимо, кричала. Девушка справа зажимала одну руку между ног, где по ткани балахона растекалось темное пятно, а пальцами второй остервенело царапала ошейник.

— Я спрашиваю, всё понятно?

— Да! Да!!! Да!!!

— Отлично. Считаем первый урок открытым. Итак. Хозяина называть господин или госпожа. Все приказания исполнять беспрекословно, быстро и радостно. Любые приказания. Давайте-ка в этом потренируемся…

— …Но скорее всего нам светит бордель. Ничего хорошего, но это тоже терпимый вариант. Главное, чтобы не военный, там приходится очень много работать, — продолжала негритянка.

— Мерзость, — сказала Джинни.

Негритянка усмехнулась.

— Знаешь, что такое Театр Ужасов? — вкрадчиво спросила она.

— Нет…

— А я видела пару представлений в записи. Там берут раба и пытают его на сцене несколько часов до смерти. Очень популярный на Дженахе аттракцион. Билеты дорогие, но каждый вечер — аншлаг. Как ты понимаешь, рабы им постоянно нужны новые, и высокие цены их не смущают.

— Вот черт! — вырвалось у Джинни.

— Не сквернословьте, — тихо сказала до сих пор молчавшая наголо обритая девушка в дальнем углу, — со всеми сбудется, что предначертано. Следует всё принимать с благодарностью.

— О, да мы не немые, оказывается, — весело отозвалась негритянка, — как тебя зовут, тихоня?

— У меня нет имени. Я Двести Одиннадцатая-Тета-прим.

— Поня-ятно, — протянула негритянка, — тухлый вариант. Она родилась в рабстве, и ее с рождения правильно воспитывали. Такой скажешь — иди прыгни в окно, она пойдет и прыгнет.

— Приказания надлежит исполнять беспрекословно, быстро и радостно, — прошептала Двести Одиннадцатая.

— Тогда сделай одолжение, заткнись, а?

Наступило молчание. Джинни подергала негритянку за штанину:

— А что еще может быть хуже борделя?

— Да хоть что. Купит тебя какой-нибудь маньяк-садист или несколько таких — вскладчину. Тот же Театр Ужасов, только без сцены. Телеигры всякие на истребление, гладиаторские школы — это если физика хорошая, спортивный разряд есть. Медицинские центры могут купить на органы. Или чтобы хирургов тренировать…

— Органы выращивают, — сказала Наташа.

— Правильно, русская, выращивают, — отозвалась негритянка, — но только пока что это раза в четыре дороже, чем разобрать кого-нибудь на запчасти. Ничего личного, просто бизнес.

— Брррр, — повела плечами Джинни.

Дверь с шипением уехала в сторону. Повизгивая сервомоторами, в камеру вошел андроид-охранник. Модель была дешевой, и никто не позаботился даже об имитации лица — просто овальный кусок пластика со встроенными фотоэлементами.

Девушки съежились — за кем?

Андроид молча подхватил Джинни за шиворот правым манипулятором и потащил к выходу.

— Нет! Не-ет! Не хочу! — вопила та, перебирая ногами.

— Всё будет хорошо! — крикнула Наташа ей вслед.

Андроид увлек за собой девушку куда-то по плохо освещенному красным светом коридору. Дверь встала на место.

Негритянка осклабилась двумя рядами молочно-белых зубов.

— Русская, ты сама-то веришь, что всё будет хорошо? Даже не с ней. А, например, с тобой.

Совсем нет, пронеслось у Наташи в голове. Но лучше об этом не думать, а то можно сойти с ума.

— Расскажи что-нибудь еще, — попросила она.

В большое, во всю стену, окно было видно, как на лужайку перед домом садится флаер. Оттуда помахали рукой, но Алиса не видела — кусая губы, она читала строчки текста рядом с обнаженной голограммой.

Денис сделал приглашающий жест внутрь дома. Парень во флаере показал на часы. Денис повторил свой жест. Прилетевший пожал плечами и стал выбираться наружу. Его спутница воздела глаза к небу, но последовала за ним.

— Как ты сказал, бор-дель? — спросила Алиса.

— Да.

— Странное слово. Это что-то вроде госпиталя?

— Эм-м… не совсем.

— Тогда что это?

Денис объяснил. Алиса тупо посмотрела на него.

— Десяток и больше мужчин в день? Разных? Нелюбимых?

Он с трудом сдержал улыбку и кивнул.

— Долбаные ёлки, — произнесла Алиса самое страшное известное ей ругательство, — но почему они соглашаются? Почему не отказываются?